Open
Close

2 месяца и три дня читать онлайн.

Максим Коршунов, скандальный фотограф и единственный сын русского олигарха, проводит жизнь в исследовании наслаждения. Тело для Коршунова - единственный инструмент, с помощью которого измеряется вечность. Секс - единственное состояние, близкое к бессмертию. Максим отрицает стыд. Ибо только вне его можно пережить все оттенки удовольствия. Тело для Арины Крыловой - сосуд для души. Секс - высшая точка проявления любви. Стыд - та категория нравственности, которая оберегает девушку, провинциальную студентку, еле сводящую концы с концами, от разврата, пошлости и подлости. Между Максимом и Ариной нет ничего общего. Они из разных миров, но чувство, вспыхнувшее между ними, сметает различия и лишает способности принимать правильные решения. От издателя Два месяца и три дня - российский ответ абсолютному бестселлеру 50 оттенков серого! Автор Литературная мистификация! За маской скрывается известный российский писатель. Что ждет...

Другие книги схожей тематики:

Автор Книга Описание Год Цена Тип книги
Алиса Клевер Два месяца и три дня Максим Коршунов, скандальный фотограф и единственный сын русского олигарха, проводит жизнь в исследовании наслаждения. Тело для Коршунова – единственный инструмент, с помощью которого измеряется… - Автор, Два месяца и три дня электронная книга 2015
119 электронная книга
Алиса Клевер Два месяца и три дня Максим Коршунов, скандальный фотограф и единственный сын русского олигарха, проводит жизнь в исследовании наслаждения. Тело для Коршунова – единственный инструмент, с помощью которого измеряется… - Аудиокнига, аудиокнига можно скачать 2015
149 аудиокнига
Клевер А. Два месяца и три дня Максим Коршунов, скандальный фотограф и единственный сын русского олигарха, проводит жизнь в исследовании наслаждения. Тело для Коршунова – единственный инструмент, с помощью которого измеряется… - Эксмо, 2016
92 бумажная книга
Александр Эртель От одного корня «Дождь лил не два, не три дня, не неделю, наконец, а целых два месяца. Казалось, не было конца ему. Наступил уж ноябрь, затем и он стал подходить к концу, а не было и признаков зимы. День и ночь… - Public Domain, электронная книга 1883
электронная книга
Александр Эртель От одного корня «Дождь лил не два, не три дня, не неделю, наконец, а целых два месяца. Казалось, не было конца ему. Наступил уж ноябрь, затем и он стал подходить к концу, а не было и признаков зимы. День и ночь… - ЛитРес: чтец, аудиокнига можно скачать
59 аудиокнига
Таисия Кудашкина Анастасия Георгиевская: как спать до обеда и построить бизнес с оборотом 3 млн. руб. в месяц «Я люблю продажи. Когда человек платит даже немножко денег, у него меняется судьба», – говорит Анастасия Георгиевская. «У меня есть ученица. И как-то раз она мне пишет: „все, я больше не могу. Я… - Websarafan, Истории успеха в бизнесе аудиокнига можно скачать 2016
49 аудиокнига
Александр Левин Игра в семью Дочь Татьяны Вера приходит на воскресный обед не одна, а с незнакомой девочкой, и требует, чтобы та звала её мамой, а Татьяну – бабушкой. Вера объявляет, что через неделю отец Зины, Олег, придёт… - ТелеАльянс Медиа Групп, Сериал «Понять. Простить» аудиокнига можно скачать 2019
49 аудиокнига

Отзывы о книге:

Достоинства: Интересная книга!

попова Екатерина 0

Очень долго откладывала прочтение книги, в силу времени и обстоятельств, но как только начала... Так все, не остановить... Мне очень понравилась книга, да может где-то очень хорошо слизано с "50 ОС", но все-таки книга цепляет, и хочется читать...

Честно говоря, на протяжении прочтения всех трех книг я не могла отделаться от мысли, что автор сего шедевра перечитал "50 оттенков серого"... Слишком зафанател от этой трилогии, что решил изложить ОС на русский манер, причем особо не заморачиваясь и тупо слизывая почти все сцены из книг Джеймс. Только разве что героиня не такая нюня, как Анастейша. А Максим этот раздражал все три книги, можно было сделать его поинтереснее, учитывая, что Кристиан Грей довольно-таки любопытный персонаж. А так одно и то же - проблемы детства, неприятие любви, как вида эмоций, хреновые родители. А главная героиня, НУ, РАЗУМЕЕТСЯ, девственница и лишается невинности с порочным мужиком. Знаем, читали уже это раньше в 50 ОС. Ничего нового.

Валерия Стогова 0

Достоинства: Интересные повороты сюжета, правдоподобно вполне. Прочитала уже 2 книги трилогии. Недостатки: Слишком уж много эротических сцен. Объясняется только наличием свободных денежных средств и профессии фотографа сына-миллионера. Странно только, что красоту и эротизм Арины до 20 лет никто кроме главного героя не заметил.

Павлова Ирина 0

Ну что можно сказать, перед нами очередная книга, "выросшая" из 50ОС. Только на этот раз написанная русским автором. Что ж видимо популярность оттенков еще не скоро отпустит мир, и как обычно у книги бешеная реклама. Несмотря на очередное подражание 50 Оттенкам серого, книга мне понравилась. При чем реально захватила с первых страниц. Очень понравился стиль автора, такой легкий слог. Сюжет конечно новизной не блещет. Арина молодая девушка 19 лет, которая учится в университете, подрабатывает ветеринаром и кое как сводит концы с концами, случайно знакомится с Максимом, который старше ее на 10 лет. Максим Коршун известный скандальный фотограф, по нему сходят с ума многие девушки, но его не интересует любовь и он не верит в счастье. Для него главное в жизни наслаждение и все что может к нему привести. Ко всему прочему он еще и сын миллиардера. И вот искушенный жизнью Максим обращает внимание на Арину, которая своей красотой и невинностью, напомнила ему Белоснежку. И он хочет обладать ею, поэтому предлагает ей контракт - провести с ним лето, а точнее два месяца и три дня, грубо говоря он "покупает" Арину. Арина же по своей неопытности и молодости влюбляется в него и конечно же на все соглашается, она больше боится его потерять, чем того, что он с ней может сделать. И конечно Арина думает, что сможет исправить этого порочного и испорченного красавца. В общем герои прям реально русские Анастейша Стил и мистер Грей:) Арина мне понравилась, милая хорошая девочка, верящая в настоящую любовь. И достаточно смелая. Максима же автор раскрыла плохо, так и осталось тайной его прошлое, почему его бросила мать и отчего у него плохие отношения с отцом. Смею предположить, что это автор припасла на следующие книги. Заканчивается все не хэппи эндом, тем самым подогревая интерес читателя и желая ждать продолжения. Как я уже говорила сюжет легкий и читается быстро и увлекательно. Постельные сцены есть, но с ними нет перебора. Отношения героев страстные и эмоциональные. Так что в общем и целом книгой я довольна, с удовольствием дочитаю эту трилогию. Все же интересно сумеет ли Арина изменить Максима.

См. также в других словарях:

    Числ., употр. наиб. часто Морфология: сколько? три, (нет) скольких? трёх, скольким? трём, (вижу) сколько? три, сколькими? тремя, о скольких? о трёх 1. В математике три это число 3. Три плюс два. | Разделить, умножить на три. | Сорок три. |… … Толковый словарь Дмитриева

    Лучшие игроки НХЛ по неделям в сезоне 2006/2007. Вместо определения лучшего атакующего и обороняющегося игрока недели Национальной хоккейной лиги в сезоне 2006/2007 было решено называть тройку звезд по итогам прошедших семи дней, вне зависимости… … Википедия

    три - B чис см. Приложение II за/ три и за три/; на/ три и на три/; по/ три и по три/ В сочетаниях предлогов за, на, по с данным числительным ударение может перемещаться на предлог, при этом ударение на числительном вариант нормы. Ударение не переходит … Словарь ударений русского языка

    Определение при существительном, зависящем от числительных два, три, четыре - 1. При существительных м у ж с к о г о и с р е д н е г о рода, зависящих от числительных два, три, четыре (а также от составных числительных, оканчивающихся на указанные цифры), определение, находящееся между числительным и существительным,… … Справочник по правописанию и стилистике

    Когда мы приближались к стенам столицы Восточного Судана, фата моргана своим туманом скрывала ее от наших глаз. Истомленные страшным дневным зноем, мы приехали на базар и, чтобы подкрепиться чашкой доброго мокко, отправились сначала в… … Жизнь животных

    В данной статье или разделе имеется список источников или внешних ссылок, но источники отдельных утверждений остаются неясными из за отсутствия сносок … Википедия

    Памятные монеты Центрального банка Российской Федерации, посвящённые 200 летию со дня рождения А. С. Пушкина Основная статья: Памятные монеты России Александр Сергеевич Пушкин (26 мая 1799, Москва … … Википедия

    Памятные монеты Банка России, посвящённые 200 летию со дня рождения А.С. Пушкина. Основная статья: Памятные монеты России. «Историческая серия» Содержание 1 200 летие со дня рождения А.С. Пушкина 1.1 1 рубль 1.2 3 рубля … Википедия

    Часть Арабо израильского конфликта Дата 6 октября 26 октября 1973 Место Синайский полуостров, Голанские высоты и прилегающие к ним регионы Ближнего Востока … Википедия

    Первый день священного месяца Раджаба - 13 июня 2010 года первый день Раджаба седьмого месяца мусульманского календаря, который в исламе является одним из трех священных месяцев (Раджаб, Шаабан, Рамадан). В эти месяцы, считают мусульмане, Аллах дает вознаграждение за добрые деяния и… … Энциклопедия ньюсмейкеров Википедия

Алиса Клевер

Два месяца и три дня

Как может что-то настолько ужасное порождать такие прекрасные чувства?

Я становлюсь человеком, только когда меня сжимают в объятиях.

Дон Жуан

Sweet dreams are made of this,

Who am I to disagree?

Все события, места и участники – вымысел или сон.

© Клевер, А., текст, 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Утром Максим поймал себя на одном желании – чтобы Кларисса ушла и он остался один. Это удивило его и огорчило. Кларисса ему нравилась, а их эскапада-экспромт доставляла удовольствие им обоим. Вот и сейчас, глядя на нее спящую – обнаженную, вольготно и бесстыдно раскинувшуюся по широкой кровати, – он восхищался красотой ее длинного, гибкого, холеного тела.

Но не настолько, чтобы ему захотелось быть с нею, когда она проснется.

Одиночества Максим не боялся. Он любил его. Не так это и страшно – лежать на залитом солнцем полу и ничего не чувствовать. Дышать, слушать музыку и ждать, что будет дальше.

Он перевернулся на живот. В панорамном окне перед ним двигались большие красные точки – автобусы даббл-деккеры – и черные точки поменьше – такси. Улицы лондонского Сити заполонили эти смешные букашки – то останавливаясь, то ускоряясь, и не было в этом ни логики, ни смысла, но была какая-то гипнотическая красота, на которую можно было смотреть часами.

Самолет в Москву поздно вечером, подумал Максим. Впереди целый день.

Жаль все же. Кларисса прошептала ему вчера, перед тем как заснуть, что ничего не ждет от него, но Максиму было отлично известно: говоря так, женщины имеют в виду совсем обратное. Даже самые из них раскрепощенные.

– Привет, красавчик. Давно проснулся? – Максим оглянулся на голос, чуть хриплый, насмешливый.

– Трудно сказать. А ты как спала? – спросил он ласково. Кларисса пожала плечами и свесилась по пояс с кровати.

– Тебе там не жестко? – удивилась она, глядя на распростертого возле окна Максима.

– Я люблю, когда жестко, – ответил тот, выразительно и с намеком. Глаза Клариссы загорелись огнем.

– М-м-м, я тоже люблю жестко, ты знаешь, – она изогнулась, как кошка, приподняв голые ягодицы так, чтобы их было снизу видно Максиму, и улыбнулась обольстительной зазывной улыбкой. Максим облизнул губы, против воли уставившись на вызывающе упругий зад с манящей ложбинкой меж ягодиц.

– А не боишься? – спросил он чуть севшим голосом. Кларисса расхохоталась, спрыгнула с постели на источающий чистоту дорогой пол из теплого дерева и на четвереньках подобралась к Максиму.

– Это кому здесь нужно бояться? – Она улеглась на живот рядом с ним, подперев голову кулачками. – И что ты там разглядываешь?

– Да так, ничего… – Максим деловито придвинулся к ней, провел ладонью по ее спине, медленно, не торопясь туда, куда влекло его больше всего. Задержавшись на ягодицах, его рука проникла глубже между ее ног, и он коснулся влагалища, подвел указательный палец к клитору – не сводя глаз с ее лица – и принялся мягкими движениями его массировать.

– Тебя… в галерее сегодня не ждут? – спросил он тихо и рассмеялся тому, каким затуманенным, из-под век, стал взгляд Клариссы. В ответ она простонала.

– Что-то не так? – притворно сдвинул брови Максим.

– Ох. – Он убрал руку, и Кларисса открыла глаза. В них кричало разочарование.

– Что? – улыбнулся он. – Ты знаешь, моя дорогая, я ведь почти не спал этой ночью…

– Издеваешься? – почти проскулила она.

– Я пил бурбон, изучал негативы, думал о возможной встрече с отцом… Немилосердно устал. – Максим не двигался, а лишь улыбался.

– Ах, значит, устал, бедняжка! – недовольно ворчнула Кларисса. Она встрепенулась, приподнялась и села, вытянув ноги и опершись спиной о стекло окна. Максим подтянулся к ней ближе и развел ее ноги в стороны, на всю возможную ширину.

– Изнемогаю, – усмехнулся он, с наслаждением рассматривая открывшуюся ему картину. Промежность у Клариссы была ухоженной, с тонкой полоской рыжих волос, с родинкой чуть выше клитора. Упругий загорелый живот, аккуратные груди с татуировкой возле плеча: маленькая волчица продолжала свой вечный бег в сторону ключицы, но никогда не достигала цели.

– Мы будем трахаться или ты сначала решил довести меня до слез?! – вконец разозлилась Кларисса и попыталась было сдвинуть ноги, но Максим ей не дал.

– Такое утро! К чему спешить, – вкрадчиво промурлыкал он. – Если только тебя не ждут в галерее.

– К черту галерею! – кричит Кларисса, и тогда Максим встает на ноги, помогает ей подняться. Ее ноги дрожат от напряжения. Максим подхватывает ее под ягодицы и легко поднимает в воздух. Ее взгляд устремляется на него, она рассматривает его лицо, не отрываясь, скользит глазами по его высоким скулам, спутанным темным волосам, закрывающим его изменчивые серые глаза. Она любуется капельками пота, выступившими у него на лбу. Его движения становятся настойчивей, взгляд жестче. Он берет ее прямо там, стоя, прижав спиной к прозрачной стене. От мысли, что может случиться с ними, если крепкое стекло не выдержит, сердце Клариссы бьется еще чаще. Перед ее мысленным взором полет вниз, на лондонскую мостовую – полет двух сплетенных друг с другом тел. От резких, сильных ударов его члена она кричит.

– Лучше тебя нет, – шепчет она. – Знаешь, чего я хочу?

– Не представляю, – смеется Максим, уверенным движением проникая еще дальше в ее тело.

– Чтобы тебя было трое… – и тихий, переливчатый смех заполняет комнату.

После, сидя – опять на полу – у краешка мраморной ванны, Максим сообщил ей будничным голосом, что не планирует в ближайшее время возвращаться в Лондон.

– То есть? – не сразу дошло до Клариссы.

– То и есть, – пожал он плечами и потрогал рукой поверхность воды.

– Ты меня… выставляешь? – напряглась Кларисса, до этого комфортно лежавшая в пенной воде. Максим посмотрел на нее с удивлением.

– Чего нет, того нет. Если бы я хотел, чтобы ты ушла, я бы просто вызвал тебе такси.

Кларисса, схватив гель для душа, принялась лихорадочно им намыливаться, но, бросив в сердцах мочалку – несколько брызг попали ему на лицо, – возмущенно воскликнула:

– Ричард прав, женщинам надо держаться от тебя подальше. Он, кстати, считает, что ты портишь мне жизнь.

– Это тот редкий случай, когда твой занудный братец абсолютно прав, – согласился Максим, и Кларисса бессильно швырнула в него холмик пены.

– Ты не желаешь мне счастья!

– Это не так. Я не желаю счастья себе, – ответил он и подал ей большое пушистое полотенце. – Счастье – оно для тех, кто никогда не испытывал наслаждения. Между этими двумя богами идет вечная война, и первый одерживает верх, пока не появляется второй. И когда он выходит из-за угла, с оголенными плечами и распухшими от поцелуев губами, счастье откладывают в сторону, как раскрытую на середине книгу, чтобы дочитать потом, когда зарядит дождь и нечем будет заняться.

– Ты говоришь так, словно счастье и наслаждение – не одно и то же.

– Это совершенно разные вещи. Разве ты сама не видишь? Ты удивляешь меня, – покачал он головой.

Кларисса помолчала, сосредоточенно разглядывая что-то невидимое на белоснежном кафеле безупречно чистой ванной комнаты.

– Однажды ты появишься в очередной раз на моем пороге, посреди ночи, с этим вот беззаботным видом, а я буду замужем, – усмехнулась она, заворачиваясь в полотенце. Максим склонился к ней и провел ладонью по ее лицу.

– Думаешь, это тебя остановит?

– Господи, какое счастье, что я тебя не люблю! – Гибким движением рук Кларисса сбросила полотенце и вернулась в гостевую комнату, где оставила вещи.

Максим не стал ее догонять. Пройдя на кухню – пустую, просторную – и включив кофеварку, он достал из холодильника молоко – Кларисса любила ванильный латте.

В мыслях он уже прошел в самолет, занял сиденье в первом ряду в салоне бизнес-класса и улетал в Москву – да что там в Москву, он улетал дальше, в вечно манящий и непредсказуемый мираж под названием «завтрашний день».

2

Как известно, не бывает плохой погоды, а бывает неподходящая для этого дня одежда. Лучше всего это понимаешь, стоя посреди тротуара в тонком хлопковом, «под джинсу» платье без рукавов и с беспокойством наблюдая, как только что бескрайнее голубое небо внезапно и быстро покрывается стальными темными тучами и налетает холодный ветер. Будет гроза. Нужно было надеть другое платье, но все платья остались в шкафу, а шкаф – в комнате, где живет Нелли. А еще в комнате прямо сейчас – Сергей, один из любовников Нелли.

Один «из»… Арина напялила первое, что попалось под руку, домашнее, по сути, платье – удобное, но слишком открытое и короткое, не доходит и до колен. Сидит мешком, но это скорей хорошо. Под балахоном не видно, какая она неуклюжая и угловатая. Выдают только торчащие острыми углами локти ее длинных рук.

Один «из». Арина не хотела об этом думать, она просто застыла посреди тротуара и обхватила руками плечи. Кеды, платье и рюкзачок – вот и все, с чем она выбежала из дома. Люди обходили ее, как вода обтекает камень в горной реке. Арина невольно возвращалась мысленно к купюрам, лежавшим в комнате на журнальном столе. Две пятитысячные купюры оранжевого цвета – ни с чем не спутаешь. Десять тысяч рублей за одну ночь с одним «из»? Значит, Нелли продается за деньги.

Вся зарплата Арины в ветеринарном центре, где она подрабатывала по ночам, состояла из пяти таких бумажек. Три – в аванс, две – в получку. В июне тридцать дней, и, значит, выходит по 833 рубля в сутки. Одну купюру приходится отдавать Нелли за квартиру или, скорее, за кухню, в которой жила Арина. Еще одна уходила на погашение кредита за учебу – поступить на бюджетное место девочке из Владимира не удалось. Хорошо хоть на платный взяли. Отец помог оформить кредит. Мать просто охала и ахала, поражаясь странной и неожиданной «упертости» дочери, которая во что бы то ни стало решила стать ветеринаром.

Еще одна купюра как минимум уходила на еду, как ни старалась Арина сократить этот расход до минимума. Старания ее, впрочем, были налицо – одни локти чего стоили, торчали, как у жертвы анорексии, а ведь между тем Арина ни минуточки в своей жизни не голодала по доброй воле. Напротив, за год жизни в столице Арина успела узнать, где и как можно поесть «на халяву». Кришнаиты частенько кормили бесплатно, если немного попеть их песни, была в Москве и парочка социальных столовых, но там было очень уж неприятно, ждать приходилось долго, да к тому же – среди бомжей, алкашей и других маргиналов. Постояв там однажды с учебником в руках – скромная чистенькая девушка с выбившимися из конского хвоста черными волосами, – она пришла к выводу, что так экономить на себе нельзя. Себе дороже. Уж лучше питаться овсянкой дома, чем таскаться по таким местам, тратя время и силы.

Оставшиеся две купюры Арина пыталась сохранять любой ценой, откладывая на черный день, который мог в ее случае наступить в любой момент. Но получалось это у нее плохо: то проездной заканчивался и приходилось инвестировать в «транспортную составляющую», то окончательно рвались кеды. Ходить по городу босой было как-то не принято.

Десять тысяч рублей за одну неполную ночь. Сергей приехал только под утро, пьяный, веселый, с бутылкой вина в руке. Арина вспомнила – в последнее время Сергей «навещал» Нелли как минимум раз в неделю. А то и два. Арине пришлось подавить в себе порыв подсчитать путем умножения, сколько денег «вылежало» на журнальном столике в комнате Нелли.

– Что бы ты понимала! Он просто заботится обо мне.

– Хорошо, хорошо! – замотала головой Арина, лишь бы оборвать этот разговор.

– А тебя вообще никто не хочет, ты – как ёж, – вот что сказала Нелли.

Эти слова заставили ежа – Арину – буквально вылететь из квартиры в дурацком джинсовом платье мешком. Она не хотела это обсуждать. Не хотела знать, что именно Нелли думает обо всем этом, не хотела обогатиться какими-нибудь дополнительными подробностями интимной жизни Нелли. Для субботнего утра Арина и так знала больше, чем хотела бы знать. Она только не могла придумать, куда податься, чтобы как можно дольше не возвращаться в кухню на пятом этаже их съемной пятиэтажки. Ей бы только день простоять да ночь продержаться. Хотя бы день, потому что, конечно, рано или поздно все равно придется туда возвращаться.

– Я же не стою на Ленинградке в кожаной юбке, с кем ты меня сравниваешь, ты подумала?! Ты не смеешь меня осуждать!

Она и не осуждала. Поэтому и убежала, чтобы немного остыть, чтобы яркие вспышки погасли и воображение перестало рисовать острые, грубые картины из частной жизни Нелли Жарковой. Уйти пришлось, чтобы не сорваться, не начать задавать лишние, обидные вопросы.

В конце концов, разве ее это дело, с кем спит ее старшая подруга Нелли и что получает взамен?

Людские ручьи неторопливо текли мимо Арины, сгущаясь около входа в подземный переход. В метро, должно быть, теплее. В кошельке лежали студенческий билет, проездной по Москве и около тысячи двухсот рублей – все, что можно было расходовать до получки, которая будет только через… не стоит на этом зацикливаться.

Единственное, поняла вдруг Арина, отчего этот Сергей иногда посматривал на нее каким-то темным, сальным взглядом и нехорошо улыбался. Если он заботится о Нелли раз или два в неделю согласно тарифу и самой сути товарно-денежных отношений, то что он думает о самой Арине?! Они же живут с Нелли вместе, разве нет?

Арина решительно кивнула головой и зашагала к метро.

Никому не объяснишь, что ты просто снимаешь угол у знакомой, причем именно и буквально – угол на диванчике в кухне. На отдельную комнату, не говоря о квартире, ей не хватило бы ни при каких раскладах.

Если, конечно, исключить расклад, в соответствии с которым Нелли трижды в неделю стонала, изгибалась и кричала, мешая Арине учиться. Неллины громкие и какие-то уж слишком а-ля немецкое порно крики заставляли Арину затыкать уши ладонями. Отчасти еще и потому, что эти стоны, звуки равномерно поскрипывающей кровати за стеной смущали ее и заставляли краснеть от совсем непрошеных мыслей.

2

Максим Коршунов, скандальный фотограф и единственный сын русского олигарха, проводит жизнь в исследовании наслаждения. Тело для Коршунова – единственный инструмент, с помощью которого измеряется вечность. Секс – единственное состояние, близкое к бессмертию. Максим отрицает стыд. Ибо только вне его можно пережить все оттенки удовольствия. Тело для Арины Крыловой – сосуд для души. Секс – высшая точка проявления любви. Стыд – та категория нравственности, которая оберегает девушку, провинциальную студентку, еле сводящую концы с концами, от разврата, пошлости и подлости. Между Максимом и Ариной нет ничего общего. Они из разных миров, но чувство, вспыхнувшее между ними, сметает различия и лишает способности принимать правильные решения.

Из серии: Два месяца и три дня

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Два месяца и три дня (Алиса Клевер, 2015) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Как известно, не бывает плохой погоды, а бывает неподходящая для этого дня одежда. Лучше всего это понимаешь, стоя посреди тротуара в тонком хлопковом, «под джинсу» платье без рукавов и с беспокойством наблюдая, как только что бескрайнее голубое небо внезапно и быстро покрывается стальными темными тучами и налетает холодный ветер. Будет гроза. Нужно было надеть другое платье, но все платья остались в шкафу, а шкаф – в комнате, где живет Нелли. А еще в комнате прямо сейчас – Сергей, один из любовников Нелли.

Один «из»… Арина напялила первое, что попалось под руку, домашнее, по сути, платье – удобное, но слишком открытое и короткое, не доходит и до колен. Сидит мешком, но это скорей хорошо. Под балахоном не видно, какая она неуклюжая и угловатая. Выдают только торчащие острыми углами локти ее длинных рук.

Один «из». Арина не хотела об этом думать, она просто застыла посреди тротуара и обхватила руками плечи. Кеды, платье и рюкзачок – вот и все, с чем она выбежала из дома. Люди обходили ее, как вода обтекает камень в горной реке. Арина невольно возвращалась мысленно к купюрам, лежавшим в комнате на журнальном столе. Две пятитысячные купюры оранжевого цвета – ни с чем не спутаешь. Десять тысяч рублей за одну ночь с одним «из»? Значит, Нелли продается за деньги.

Вся зарплата Арины в ветеринарном центре, где она подрабатывала по ночам, состояла из пяти таких бумажек. Три – в аванс, две – в получку. В июне тридцать дней, и, значит, выходит по 833 рубля в сутки. Одну купюру приходится отдавать Нелли за квартиру или, скорее, за кухню, в которой жила Арина. Еще одна уходила на погашение кредита за учебу – поступить на бюджетное место девочке из Владимира не удалось. Хорошо хоть на платный взяли. Отец помог оформить кредит. Мать просто охала и ахала, поражаясь странной и неожиданной «упертости» дочери, которая во что бы то ни стало решила стать ветеринаром.

Еще одна купюра как минимум уходила на еду, как ни старалась Арина сократить этот расход до минимума. Старания ее, впрочем, были налицо – одни локти чего стоили, торчали, как у жертвы анорексии, а ведь между тем Арина ни минуточки в своей жизни не голодала по доброй воле. Напротив, за год жизни в столице Арина успела узнать, где и как можно поесть «на халяву». Кришнаиты частенько кормили бесплатно, если немного попеть их песни, была в Москве и парочка социальных столовых, но там было очень уж неприятно, ждать приходилось долго, да к тому же – среди бомжей, алкашей и других маргиналов. Постояв там однажды с учебником в руках – скромная чистенькая девушка с выбившимися из конского хвоста черными волосами, – она пришла к выводу, что так экономить на себе нельзя. Себе дороже. Уж лучше питаться овсянкой дома, чем таскаться по таким местам, тратя время и силы.

Оставшиеся две купюры Арина пыталась сохранять любой ценой, откладывая на черный день, который мог в ее случае наступить в любой момент. Но получалось это у нее плохо: то проездной заканчивался и приходилось инвестировать в «транспортную составляющую», то окончательно рвались кеды. Ходить по городу босой было как-то не принято.

Десять тысяч рублей за одну неполную ночь. Сергей приехал только под утро, пьяный, веселый, с бутылкой вина в руке. Арина вспомнила – в последнее время Сергей «навещал» Нелли как минимум раз в неделю. А то и два. Арине пришлось подавить в себе порыв подсчитать путем умножения, сколько денег «вылежало» на журнальном столике в комнате Нелли.

– Что бы ты понимала! Он просто заботится обо мне.

– Хорошо, хорошо! – замотала головой Арина, лишь бы оборвать этот разговор.

– А тебя вообще никто не хочет, ты – как ёж, – вот что сказала Нелли.

Эти слова заставили ежа – Арину – буквально вылететь из квартиры в дурацком джинсовом платье мешком. Она не хотела это обсуждать. Не хотела знать, что именно Нелли думает обо всем этом, не хотела обогатиться какими-нибудь дополнительными подробностями интимной жизни Нелли. Для субботнего утра Арина и так знала больше, чем хотела бы знать. Она только не могла придумать, куда податься, чтобы как можно дольше не возвращаться в кухню на пятом этаже их съемной пятиэтажки. Ей бы только день простоять да ночь продержаться. Хотя бы день, потому что, конечно, рано или поздно все равно придется туда возвращаться.

– Я же не стою на Ленинградке в кожаной юбке, с кем ты меня сравниваешь, ты подумала?! Ты не смеешь меня осуждать!

Она и не осуждала. Поэтому и убежала, чтобы немного остыть, чтобы яркие вспышки погасли и воображение перестало рисовать острые, грубые картины из частной жизни Нелли Жарковой. Уйти пришлось, чтобы не сорваться, не начать задавать лишние, обидные вопросы.

В конце концов, разве ее это дело, с кем спит ее старшая подруга Нелли и что получает взамен?

Людские ручьи неторопливо текли мимо Арины, сгущаясь около входа в подземный переход. В метро, должно быть, теплее. В кошельке лежали студенческий билет, проездной по Москве и около тысячи двухсот рублей – все, что можно было расходовать до получки, которая будет только через… не стоит на этом зацикливаться.

Единственное, поняла вдруг Арина, отчего этот Сергей иногда посматривал на нее каким-то темным, сальным взглядом и нехорошо улыбался. Если он заботится о Нелли раз или два в неделю согласно тарифу и самой сути товарно-денежных отношений, то что он думает о самой Арине?! Они же живут с Нелли вместе, разве нет?

Арина решительно кивнула головой и зашагала к метро.

Никому не объяснишь, что ты просто снимаешь угол у знакомой, причем именно и буквально – угол на диванчике в кухне. На отдельную комнату, не говоря о квартире, ей не хватило бы ни при каких раскладах.

Если, конечно, исключить расклад, в соответствии с которым Нелли трижды в неделю стонала, изгибалась и кричала, мешая Арине учиться. Неллины громкие и какие-то уж слишком а-ля немецкое порно крики заставляли Арину затыкать уши ладонями. Отчасти еще и потому, что эти стоны, звуки равномерно поскрипывающей кровати за стеной смущали ее и заставляли краснеть от совсем непрошеных мыслей.

Ну, где ей сейчас поболтаться? Можно поездить по кольцевой ветке, только учебников Арина с собой не взяла, а сколько так выездишь, без чтения? Выучить наизусть инструкцию по пользованию метрополитеном? В кафе нужно что-то заказывать. В кино – покупать билет. В торговых центрах слишком сильно пахнет едой, а она не успела позавтракать. Впрочем, на хлеб потратиться можно. Интересно, в котором часу Сергей покинет их гнездышко платной страсти?

Вообще, Арина любила гулять по городу, по старому московскому центру с его невысокими особняками, украшенными белоснежной лепниной и статуями. За проведенный в Москве год она успела набродиться вдоволь и по Бульварному кольцу, и по улицам, ведущим к Садовому. Москва могла быть серой и грязной в дни мокрой осени, засыпая потрескавшиеся улочки желто-коричневыми листьями. Могла быть вязкой и промозглой зимой, приводя в негодность любую обувь и покрывая солью подол пальто. Москва – неверная любовница – бессовестно обманывала, когда дело касалось весны, обещанной, но застрявшей где-то в дорожной пробке.

Но сейчас в Москве начиналось лето, второе лето здесь для Арины. Летом Москва становилась роскошной девой, фотомоделью из рекламы дорогих духов с ароматом нарциссов, изысканной и воодушевляющей. Арина любила Москву почти так же, как свой родной Владимир. Вот если бы не ветер и не холод, можно было бы гулять хоть весь день.

Оставались музеи. Там не пахло едой, не было никаких ограничений по времени, а кроме того, студентам там, как правило, предоставлялись большие скидки на вход – то, что надо. И интересно опять же. В Третьяковке, к примеру, можно хоть часами сидеть на обитой велюром скамье напротив, например, «Прачек» и пытаться вообразить себе их жизнь. Но по субботам в Третьяковке слишком много народу.

На Остоженке Арина остановилась перед вывеской МАММ, она была там однажды и хорошо запомнила это место. Шесть просторных этажей, фотографии в разных жанрах и стилях. Людей обычно немного. Просторный холл, удобные скамейки, белоснежные линии четкой, выстроенной кубом лестницы вызывали желание подпрыгнуть, расправить крылья и полететь на самый верх.

– Сколько стоит билет? – спросила Арина, а сама отвернулась и вгляделась сквозь стекло в большие шарообразные скульптуры, выставленные на первом этаже выставочного центра. Экспозиция постоянно менялась. Считалось, что все выставленное здесь было, что называется, «на острие».

Искусство. Арина мало что понимала в нем.

Фотографии она делила на две категории – нравится или не нравится. Впрочем, это касалось не только фотографий. Однажды Арина попала на выставку в «Гараже», где в горе мусорных мешков и пустых пакетов из-под молока и кефира лежал живой человек, женщина, практически голая, прикрытая только этими самыми мусорными пакетами. Инсталляция. Что-то о том, как современный мир технологий и информации погребает под собой истинную природу. Такое искусство Арине не нравилось. Она больше любила фотографии и картины природы и животных.

– Со студенческим билетом – сто рублей, – бросила билетерша и нетерпеливо заерзала на своем стуле. Очереди не было, и спешить повода тоже, но билетерша действовала на автопилоте.

– Хорошо, дайте, – Арина еще раз бросила взгляд на скульптуры-шары. Шары были, как сказала бы Нелли, «прикольные».

– Сегодня шестой этаж закрыт, – фыркнула билетерша. – Там будет пресс-конференция. Только для журналистов.

– Журналисты? – заинтересовалась Арина. Чем хороша Москва – в любую минуту можно оказаться в гуще самых невероятных событий. Съемки кино про мертвецов, протестующие против чего-то студенты, разбрасывающие листовки под ноги прохожих. Журналисты с толстыми микрофонами с плюшевыми или поролоновыми наконечниками.

– Вон они – за ограждением, – указала ей билетерша, но Арина уже и сама увидела, что проход к квадратной белоснежной лестнице временно отгорожен красными лентами на столбиках. За столбами, внутри искусственного ограждения, стояли стайкой сонные, недовольные жизнью журналисты. Справа от них, около стены, манили к себе банкетные столики с высокими, наполненными шампанским бокалами и с маленькими бутербродами-канапе. Арина облизнулась. Она подумала, что за хлебом нужно было зайти до выставки. Еще одна ошибка.

– А что там такое? – спросила она, кивнув в сторону медиа-сборища.

– Ненависть, – еще недовольнее ответила билетерша.

– Что? – Арина вздрогнула. Билетерша оторвала взгляд от экрана компьютера и изучающе осмотрела бледное, юное лицо Арины, две родинки на левой щеке, ее забранные в свободный хвост черные волосы, словно бы решала, стоит ли вообще отвечать этой малявке. Затем пожала плечами и снова фыркнула, мол, ходят тут неучи. Ничего не знают, ни за чем не следят.

– Выставка. Фотоработы какого-то культового фотографа. Он сегодня приезжает, так они его тут ждут. – И она добавила язвительно: – Папарацци.

– Ненависть? – недоверчиво повторила Арина, но билетерша уже, видимо, устала «общаться» с клиенткой. Она распечатала билет и сунула его ей в руки вместе с небольшой стопкой брошюр и проспектов.

Арина прошла сквозь стеклянные двери к шарообразным скульптурам. На белоснежных стенах красовались невероятно красивые фотографии. Миллион ярких цветов и форм, словно в объектив случайно попали параллельные миры и вселенные. Фотографии были просто невероятных размеров. Арина склонилась к табличке и прочитала название. «Неизведанные миры человеческой клетки». Этот запредельный мир, оказавшийся макросъемкой микробиологических образцов, заставил Арину застыть с открытым ртом.

На секунду остановившись, Арина попыталась решить, куда ей пойти в первую очередь. К ее удовольствию, на третьем этаже были выставлены коллекции фотографий природы Русского Севера. Можно было «зависнуть» там. В другом проспекте было обещано, что посетитель сможет «прикоснуться к свету», который оживет в инсталляциях какого-то европейского художника. Инсталляция, гм. Посмотрим. Третий проспект, цвета темного шоколада, был отпечатан на гораздо более плотной бумаге. Ничего, кроме надписи «Ненависть», выполненной светящимися, как будто висящими в темноте неоновыми буквами, на первой странице не было. За буквами, за каждой, если всмотреться, скрывались смутные фигуры, едва различимые на шоколадном фоне.

«Ненависть». Что красивого может быть в ненависти? Скорее всего, ничего, и вряд ли фотограф стремился запечатлеть красоту. Что-нибудь претенциозное, по принципу «чем отвратительнее – тем лучше»? И все же… любопытно, что же тут «культового», ради чего тут собрались все эти журналисты? Или ради кого?

– Телевизионщики ждут Коршуна, да? – спросила Арину проходившая мимо девушка лет двадцати пяти, высокая, почти такая же высокая, как Арина, но на высоченных шпильках. Арина ненавидела шпильки, почти весь год, за исключением очень уж суровой зимы, обходясь кедами или кроссовками.

– Коршуна? – вздрогнула Арина. – Я не знаю. А кто это?

Девушка смерила ее презрительным взглядом сверху вниз, что было легко – Арина все равно сидела на лавочке. Тогда девушка вытащила «шоколадный» проспект из Арининых рук, развернула его и ткнула в фотографию, подписанную крупными белыми буквами – МАКСИМ КОРШУН.

Лицо мужчины. Выразительное лицо красивого мужчины, которому наплевать на то, что он красив.

В ярком квадрате цвета морской бездны его лицо в фас – так, как снимают людей на паспорт. Он растрепан, темная челка спутана и слегка влажная, будто он недавно занимался спортом и вспотел. Мужчина держит голову высоко, шея прямая, плечи гордо расправлены. На нем оранжевая роба наподобие арестантской. Мужчина смотрит прямо в объектив, в глаза тому, кто держит проспект в руках. В глаза Арины.

Взгляд колючий и злой. Лед и пламень. Губы плотно сжаты, челюсти сведены чуть ли не судорогой. Ненависть? «Какой пронзительный взгляд, – подумала Арина. А потом, неожиданно для самой себя: – Ах, какие красивые, умные глаза».

– Это он? – спросила Арина.

– Ага, собственной персоной, – девушка подсела к Арине и потерла ступню. Босоножки на шпильках натерли ей ногу. – Хорош, да?

– Ничего, – кивнула Арина, продолжая разглядывать фотографию. Если кому-то и нужно что-то делать, чтобы привлечь к себе внимание девушек, – только не этому фотографу. А ведь он был изрядно небрит, лохмат да к тому же вспотел. Он даже не пытался нравиться – ни камере, ни тем, кто потом увидит эту фотографию, но обе женщины тут же безоговорочно признали его чертовски интересным.

– Я не я буду, если не познакомлюсь с ним, – решительно воскликнула девушка и достала из сумочки пудреницу.

– Думаете, это возможно? – удивилась Арина, и в этот самый момент она вдруг отчетливо осознала, что мужчина с фотографии, которого она разглядывает уже несколько минут, сейчас появится прямо здесь. Он войдет в те же стеклянные двери, через которые прошла Арина. Он будет здесь во плоти .

Внезапно Арина почувствовала, что ей стало трудно дышать, будто она летит со снежной горки в санях, и ветер дует в лицо, а сердце замирает от восторга и страха. Дома у мамы, во Владимире, над ее кроватью висел плакат из журнала – Дженсен Эклз из «Сверхъестественного» улыбается зрителю доброй и открытой улыбкой. Он тоже был красивым от природы, нравился всем с первого взгляда, в его глазах тоже плясали язычки пламени. И можно было думать о нем, если хочется. Можно было даже представлять себе что-то невообразимое, представлять себя вместе с ним, но от этого никогда не перехватывало дыхание.

Ведь Дженсен Эклз никогда не спустится к ней с плаката. А мужчина с фотографии вот-вот будет здесь.

Арина вдруг тоже захотела пробраться за ограждение к журналистам и увидеть Коршуна в жизни, таким, какой он есть.

Вдруг бы он тоже увидел ее? Вдруг он бы ее заметил ?

Не в этой жизни. Какая глупость! Вот если бы Арина была другой – в красивой одежде, с другими руками-ногами, не с такой бледной кожей и была бы блондинкой, к примеру… Только не угловатым подростком, которому в девятнадцать больше пятнадцати не дашь. Если бы она была кем-то другим. Красивой и уверенной в себе женщиной. Тогда бы он мог ее заметить. «Тебя никто не хочет, ты же как ёж!»

– «Ненависть подобна сну о смерти, кошмару, от которого невозможно проснуться. Ненависть подобна мыслям о самоубийстве, которые вложены в чужие головы. Ненависть разрушает даже то, что любит. Ненависть побеждает детство и питает тех, у кого ничего нет. Ненависть убивает», – девушка на шпильках читала вслух, нараспев, слова из проспекта, а Арина молча слушала ее, парализованная абсурдными желаниями и нелицеприятными мыслями о самой себе. Она и не пыталась вникнуть в словесную вязь. Она не сводила взгляда с дверей.

– Выставка пробудет тут до двадцать пятого, а потом – тю-тю. Уедет в Лондон, – продолжала женщина. – Но он, конечно, здесь на каких-нибудь пару дней.

И вдруг Арина встала с места и застыла, как вкопанная. Проспекты выпали из ее пальцев и рассыпались по полу – она не заметила этого. Беспомощно она смотрела на небритого мужчину, остановившегося в стеклянных дверях, и сердце ее застучало громко и сбивчиво, дыхание почти остановилось.

В стеклянных дверях стоял он.

Как может что-то настолько ужасное порождать такие прекрасные чувства?

Я становлюсь человеком, только когда меня сжимают в объятиях.

Sweet dreams are made of this,

Who am I to disagree?

Все события, места и участники – вымысел или сон.

© Клевер, А., текст, 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Утром Максим поймал себя на одном желании – чтобы Кларисса ушла и он остался один. Это удивило его и огорчило. Кларисса ему нравилась, а их эскапада-экспромт доставляла удовольствие им обоим. Вот и сейчас, глядя на нее спящую – обнаженную, вольготно и бесстыдно раскинувшуюся по широкой кровати, – он восхищался красотой ее длинного, гибкого, холеного тела.

Но не настолько, чтобы ему захотелось быть с нею, когда она проснется.

Одиночества Максим не боялся. Он любил его. Не так это и страшно – лежать на залитом солнцем полу и ничего не чувствовать. Дышать, слушать музыку и ждать, что будет дальше.

Он перевернулся на живот. В панорамном окне перед ним двигались большие красные точки – автобусы даббл-деккеры – и черные точки поменьше – такси. Улицы лондонского Сити заполонили эти смешные букашки – то останавливаясь, то ускоряясь, и не было в этом ни логики, ни смысла, но была какая-то гипнотическая красота, на которую можно было смотреть часами.

Самолет в Москву поздно вечером, подумал Максим. Впереди целый день.

Жаль все же. Кларисса прошептала ему вчера, перед тем как заснуть, что ничего не ждет от него, но Максиму было отлично известно: говоря так, женщины имеют в виду совсем обратное. Даже самые из них раскрепощенные.

– Привет, красавчик. Давно проснулся? – Максим оглянулся на голос, чуть хриплый, насмешливый.

– Трудно сказать. А ты как спала? – спросил он ласково. Кларисса пожала плечами и свесилась по пояс с кровати.

– Тебе там не жестко? – удивилась она, глядя на распростертого возле окна Максима.

– Я люблю, когда жестко, – ответил тот, выразительно и с намеком. Глаза Клариссы загорелись огнем.

– М-м-м, я тоже люблю жестко, ты знаешь, – она изогнулась, как кошка, приподняв голые ягодицы так, чтобы их было снизу видно Максиму, и улыбнулась обольстительной зазывной улыбкой. Максим облизнул губы, против воли уставившись на вызывающе упругий зад с манящей ложбинкой меж ягодиц.

– А не боишься? – спросил он чуть севшим голосом. Кларисса расхохоталась, спрыгнула с постели на источающий чистоту дорогой пол из теплого дерева и на четвереньках подобралась к Максиму.

– Это кому здесь нужно бояться? – Она улеглась на живот рядом с ним, подперев голову кулачками. – И что ты там разглядываешь?

– Да так, ничего… – Максим деловито придвинулся к ней, провел ладонью по ее спине, медленно, не торопясь туда, куда влекло его больше всего. Задержавшись на ягодицах, его рука проникла глубже между ее ног, и он коснулся влагалища, подвел указательный палец к клитору – не сводя глаз с ее лица – и принялся мягкими движениями его массировать.

– Тебя… в галерее сегодня не ждут? – спросил он тихо и рассмеялся тому, каким затуманенным, из-под век, стал взгляд Клариссы. В ответ она простонала.

– Что-то не так? – притворно сдвинул брови Максим.

– Ох. – Он убрал руку, и Кларисса открыла глаза. В них кричало разочарование.

– Что? – улыбнулся он. – Ты знаешь, моя дорогая, я ведь почти не спал этой ночью…

– Издеваешься? – почти проскулила она.

– Я пил бурбон, изучал негативы, думал о возможной встрече с отцом… Немилосердно устал. – Максим не двигался, а лишь улыбался.

– Ах, значит, устал, бедняжка! – недовольно ворчнула Кларисса. Она встрепенулась, приподнялась и села, вытянув ноги и опершись спиной о стекло окна. Максим подтянулся к ней ближе и развел ее ноги в стороны, на всю возможную ширину.

– Изнемогаю, – усмехнулся он, с наслаждением рассматривая открывшуюся ему картину. Промежность у Клариссы была ухоженной, с тонкой полоской рыжих волос, с родинкой чуть выше клитора. Упругий загорелый живот, аккуратные груди с татуировкой возле плеча: маленькая волчица продолжала свой вечный бег в сторону ключицы, но никогда не достигала цели.

– Мы будем трахаться или ты сначала решил довести меня до слез?! – вконец разозлилась Кларисса и попыталась было сдвинуть ноги, но Максим ей не дал.

– Такое утро! К чему спешить, – вкрадчиво промурлыкал он. – Если только тебя не ждут в галерее.

– К черту галерею! – кричит Кларисса, и тогда Максим встает на ноги, помогает ей подняться. Ее ноги дрожат от напряжения. Максим подхватывает ее под ягодицы и легко поднимает в воздух. Ее взгляд устремляется на него, она рассматривает его лицо, не отрываясь, скользит глазами по его высоким скулам, спутанным темным волосам, закрывающим его изменчивые серые глаза. Она любуется капельками пота, выступившими у него на лбу. Его движения становятся настойчивей, взгляд жестче. Он берет ее прямо там, стоя, прижав спиной к прозрачной стене. От мысли, что может случиться с ними, если крепкое стекло не выдержит, сердце Клариссы бьется еще чаще. Перед ее мысленным взором полет вниз, на лондонскую мостовую – полет двух сплетенных друг с другом тел. От резких, сильных ударов его члена она кричит.

– Лучше тебя нет, – шепчет она. – Знаешь, чего я хочу?

– Не представляю, – смеется Максим, уверенным движением проникая еще дальше в ее тело.

– Чтобы тебя было трое… – и тихий, переливчатый смех заполняет комнату.

После, сидя – опять на полу – у краешка мраморной ванны, Максим сообщил ей будничным голосом, что не планирует в ближайшее время возвращаться в Лондон.

– То есть? – не сразу дошло до Клариссы.

– То и есть, – пожал он плечами и потрогал рукой поверхность воды.

– Ты меня… выставляешь? – напряглась Кларисса, до этого комфортно лежавшая в пенной воде. Максим посмотрел на нее с удивлением.

– Чего нет, того нет. Если бы я хотел, чтобы ты ушла, я бы просто вызвал тебе такси.

Кларисса, схватив гель для душа, принялась лихорадочно им намыливаться, но, бросив в сердцах мочалку – несколько брызг попали ему на лицо, – возмущенно воскликнула:

– Ричард прав, женщинам надо держаться от тебя подальше. Он, кстати, считает, что ты портишь мне жизнь.

– Это тот редкий случай, когда твой занудный братец абсолютно прав, – согласился Максим, и Кларисса бессильно швырнула в него холмик пены.

– Ты не желаешь мне счастья!

– Это не так. Я не желаю счастья себе, – ответил он и подал ей большое пушистое полотенце. – Счастье – оно для тех, кто никогда не испытывал наслаждения. Между этими двумя богами идет вечная война, и первый одерживает верх, пока не появляется второй. И когда он выходит из-за угла, с оголенными плечами и распухшими от поцелуев губами, счастье откладывают в сторону, как раскрытую на середине книгу, чтобы дочитать потом, когда зарядит дождь и нечем будет заняться.

– Ты говоришь так, словно счастье и наслаждение – не одно и то же.

– Это совершенно разные вещи. Разве ты сама не видишь? Ты удивляешь меня, – покачал он головой.

Кларисса помолчала, сосредоточенно разглядывая что-то невидимое на белоснежном кафеле безупречно чистой ванной комнаты.

– Однажды ты появишься в очередной раз на моем пороге, посреди ночи, с этим вот беззаботным видом, а я буду замужем, – усмехнулась она, заворачиваясь в полотенце. Максим склонился к ней и провел ладонью по ее лицу.

– Думаешь, это тебя остановит?

– Господи, какое счастье, что я тебя не люблю! – Гибким движением рук Кларисса сбросила полотенце и вернулась в гостевую комнату, где оставила вещи.

Максим не стал ее догонять. Пройдя на кухню – пустую, просторную – и включив кофеварку, он достал из холодильника молоко – Кларисса любила ванильный латте.