Художественное своеобразие лирики Н. Гумилева

Анна Ахматова в стихотворении “Он любил” писала:
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
В лирическом герое этого стихотворения легко узнается поэтический профиль Николая Гумилева. Если вы были внимательными и вдумчивыми читателями, то заметили, что лирике Гумилева присущи возвышенные, экзотические мотивы, навеянные “музой дальних странствий”. Три путешествия в Африку определили основные темы его поэтических сборников “Романтические цветы”, “Жемчуга”, “Чужое небо” и др. Полный тайн и экзотики, жаркого солнца и неведомых растений, удивительных птиц и животных, африканский мир в стихах Гумилева пленяет щедростью звуков и буйством красок. Отголоски африканских впечатлений слышны и в поздних стихотворениях автора с философской, религиозной и социальной проблематикой. Так, в книге стихов “Шатер” экзотика из внешней декоративности незаметно перетекает во внутреннюю лирическую тему. В центре поэтического мира Гумилева – образ независимой и свободной личности. Лирический герой поэта не пассивный созерцатель жизни, а волевая и дерзкая натура, которой чужды серость и обыденность существования. В стихотворении “Старый конквистадор” герой-воин не отступает даже перед лицом смерти. Изнемогая от голода и усталости, он не утратил прежнего азарта, отваги, остался покорителем, завоевателем: “Как всегда, был дерзок и спокоен И не знал ни ужаса, ни злости…”. Риск, испытания, приключения – смысл жизни романтического героя Николая Гумилева. Его душа стремится ко всему необыкновенному, прекрасному, изысканному. Так романтика подвига, приключений, преклонение перед отважными завоевателями новых земель звучит в небольшом цикле “Капитаны”: “Ни один пред грозой не трепещет, ни один не свернет паруса”. Мужественная интонация, волевое начало являются доминирующими в лирике Гумилева.
Особенности акмеистической поэзии ярко отразились в лирике Николая Степановича Гумилева. Многоцветная декоративность, живописность композиции, повествовательность описания, стремление к “вещности” образа, предметная детализация, совершенство формы – все это подтверждает принадлежность стихотворений Гумилева к акмеизму.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

1. Н. С. Гумилев начал свой путь в литературе в период расцвета символистской поэзии. Его первое стихотворение было опубликовано в 1902 г., а первый сборник стихов “Путь конквистадоров” вышел в свет в 1905 г. Неудивительно, что в его ранней лирике (кроме Read More ......
2. Роль поэзии в жизни – ключевое место в мировоззрении поэта. Это та социальная ниша, которая позволяет поэту чувствовать себя нелишним в обществе и мире вообще. По способу определения места поэзии авторов можно разделить на два “лагеря”: на тех, кто считает Read More ......
3. Творчество, личность и судьба Николая Степановича Гумилева вызывают в наше время особый интерес. Его стихи привлекали еще при жизни поэта своей новизной, смелостью, яркостью образов. На мой взгляд, каждый из героев Гумилева характеризуется мужеством и силой духа. Гумилев на протяжении Read More ......
4. Поэт Николай Степанович Гумилев. “Угрюмый и упрямый зодчий”. Удивителен, ярок, неповторим его творческий путь, трагична судьба. Две особенности определили, по сути, все его творчество. Он очень русский поэт самой революционной эпохи в жизни России. Но как же можно гово­рить “русский” Read More ......
5. Николай Гумилев в своей ранней поэзии выстраивал своеобразную “египетскую пирамиду”, к которой не так-то легко подступиться. У начала этой пирамиды лежит один из самой ранней его поэзии сборник стихотворений под названием “Путь конквистадоров”. Сильное начало, мужественная интонация отличают его. После Read More ......
6. Роль поэзии в жизни ключевое место в мировоззрении поэта. Это та социальная ниша, которая позволяет поэту чувствовать себя нелишним в обществе и мире вообще. По способу определения места поэзии авторов можно разделить на два лагеря: на тех, кто считает поэзию Read More ......
7. Есть Бог, есть мир – они живут вовек, А жизнь людей мгновенна и убога, Но все в себя вмещает человек, Который любит мир и верит в Бога. Н. Гумилев Лирика русского поэта Николая Гумилева – одно из самых сильных и Read More ......
8. Многие десятилетия мы питались лишь слухами о судьбе Николая Гумилева, о его жизни, и уж тем более об обстоятельствах гибели. В час, когда он родился, морская крепость Кронштадт сотрясалась под натиском шторма. Старая нянька увидела в этом своеобразный знак, сказав, Read More ......

Сочинение

Анна Ахматова в стихотворении «Он любил» писала:
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стёртые карты Америки.

В лирическом герое этого стихотворения легко узнаётся поэтический профиль Николая Гумилёва. Если вы были внимательными и вдумчивыми читателями, то заметили, что лирике Гумилёва присущи возвышенные, экзотические мотивы, навеянные «музой дальних странствий». Три путешествия в Африку определили основные темы его поэтических сборников «Романтические цветы», «Жемчуга», «Чужое небо» и др. Полный тайн и экзотики, жаркого солнца и неведомых растений, удивительных птиц и животных, африканский мир в стихах Гумилева пленяет щедростью звуков и буйством красок. Отголоски африканских впечатлений слышны и в поздних стихотворениях автора с философской, религиозной и социальной проблематикой. Так, в книге стихов «Шатёр» экзотика из внешней декоративности незаметно перетекает во внутреннюю лирическую тему.В центре поэтического мира Гумилёва - образ независимой и свободной личности. Лирический герой поэта не пассивный созерцатель жизни, а волевая и дерзкая натура, которой чужды серость и обыденность существования. В стихотворении «Старый конквистадор» герой-воин не отступает даже перед лицом смерти. Изнемогая от голода и усталости, он не утратил прежнего азарта, отваги, остался покорителем, завоевателем: «Как всегда, был дерзок и спокоен // И не знал ни ужаса, ни злости…». Риск, испытания, приключения - смысл жизни романтического героя Николая Гумилёва. Его душа стремится ко всему необыкновенному, прекрасному, изысканному. Так романтика подвига, приключений, преклонение перед отважными завоевателями новых земель звучит в небольшом цикле «Капитаны»: «Ни один пред грозой не трепещет, ни один не свернёт паруса». Мужественная интонация, волевое начало являются доминирующими в лирике Гумилёва.

Особенности акмеистической поэзии ярко отразились в лирике Николая Степановича Гумилёва. Многоцветная декоративность, живописность композиции, повествовательность описания, стремление к «вещности» образа, предметная детализация, совершенство формы - всё это подтверждает принадлежность стихотворений Гумилёва к акмеизму.

Курсовая работа

Ориентальные мотивы
в лирике Н.С. Гумилёва

Выполнил
студент группы 020651
филологического факультета Слабский Е.К.

Научный руководитель
Светлана Владимировна Полторацкая

Белгород 2011

Оглавление
Введение…………………………………………… ………………………3
I
§1. Ориентальный компонент творчества Н. Гумилёва……………5
1.1. Экзотический колорит поэзии Гумилёва в контексте творчества поэта. Сборники «Шатёр» и «Огненный столп»……………….................. ......7
1.2. Художественное своеобразие цикла «африканских» стихов («Абиссинские песни»)…………………………………………………………. ..9
1.3. Традициональный контекст «африканской» лирики.Связь «африканской» лирики Гумилёва с барочной традицией…………………….13
1.4. Социальные мотивы поэтических сборников «африканского» цикла в ракурсе проакмеистических манифестов Т. Готье…………………...15
§ 2.Экзотический ландшафт и анализ топоса…………………….....17
§ 3. Тема природы с позиции метафизической и христианской авторской модели (сборник «Шатёр»)…………………………………........ 20
§4.Ценностные ориентации лирического героя в «африканском» цикле. Муза Дальних Странствий…………………………………………... 23
II
§5. Художественный анализ «африканской» лирики. Стихотворение «Жираф»……………………………………………………... 26
5.1. Художественное пространство стихотворения……………..28
5.2. Коммуникативный аспект прочтения (диалогическая ситуация)……………………………………………………… ………………....31
5.3. Двойственная природа африканского «мира» в стихотворении…………………………………………… ……………………....33
Заключение……………………………………… …………………….....40
Глоссарий………………………………………… ……………………....42
Литература……………………………………… ……………………......44

Введение
Одной из важнейших проблем, мимо которой не может пройти исследователь творчества Н. Гумилева, является его ориенталистика . Изучение ее тем более важно, что убеждение в полнейшей асоциальности его поэзии, а также, разумеется, и мировоззрения, во многом основывается на разработке им восточных мотивов. Н. Гумилева, как известно, неоднократно сравнивали с Р. Киплингом, присваивая ему титул русского киплингианца, певца российского колониализма и т. д. Эта точка зрения была в 20-е и последующие годы настолько устойчивой, что сделалась как бы аксиоматичной, а поскольку о Н. Гумилеве примерно с середины упоминали все реже, эта точка зрения, осталась единственной. Никто не мог ее не только оспорить, но даже и развить, поскольку делалось нежелательным и простое упоминание этого имени. Считалось, что участие поэта, певца империализма в контрреволюционном заговоре, являлось окончательным и все объясняющим аргументом.
В наши дни эта сторона творчества Н. Гумилева, его ориенталистика подвергается пересмотру, но все же она еще не исследована ни достаточно широко, ни, тем более, достаточно глубоко.
Одним из первых наиболее обстоятельно рассмотрел эту проблему автор ряда работ по истории, культуре и литературе стран Южной и тропической Африки, а также по истории российско-африканских связей А. Давидсон. В обширной статье «Муза Дальних Странствий» (1988) и в одноименной монографии (1993) автор остановился не только на стихах Н. Гумилева, но и на его прозе - сохранившихся листках из дневника, очерке «Африканская охота», опубликованном поэтом в 1916 г. в «Ежемесячных литературных и популярно-научных приложениях» к журналу «Нива», рассказах из цикла «Тень от пальмы» и некоторых других. Он привел также необходимые факты об экспедициях в Африку, в которых участвовал Н. Гумилев. А. Давидсон останавливается и на обвинениях, что не раз предъявлялись Н. Гумилеву, считавшемуся в глазах некоторых «романтическим колонизатором», и убедительно опровергает их.
Истинно прекрасная поэзия - явление мирового масштаба. К сожалению, на современном этапе в школьном и вузовском процессе изучения русской литературы конца XIX - начала XX века поэзии Николая Гумилева не уделяется должного внимания, достойного его поэтического дара и ценности его творчества.
Данная работа утверждает целесообразность углубленного изучения творческого наследия Гумилева. Этот материал, конечно, не исчерпывает всех аспектов его творчества. Однако проведенная работа убеждает, что ее замысел и задачи своевременны, а тема актуальна.

I.
§1. Ориентальный компонент творчества Н. Гумилёва
Творчество Николая Гумилева - одно из значительных явлений Серебряного века русской литературы. Несмотря на обвинения в асоциалыюсти, поэт был неотъемлемой частью своего времени, и в его творческом наследии мы найдем многое из того, чем увлекалась Россия на рубеже веков.
Нужно сказать, что Н. Гумилев неоднократно давал определенные поводы к неверному истолкованию этой его темы. Люди, плохо знавшие Гумилева, не знакомые с его мировоззрением, не понимавшие его истинного отношения к «восточной теме», склонны были судить обо всем этом, основываясь на двух-трех чертах и особенностях, действительно выпукло, категорично и даже патетично вырисовывающихся в его «африканской» поэзии. Этот поэт являлся романтиком, и то, что попадало в поле его жадного и цепкого зрения, многократно усиливалось как в цвете, так и в звучании. Он писал об Африке так страстно, так «взахлеб», с такой неистовой любовью и поглощенностью всем увиденным, с такой, одним словом, невероятной агрессивностью чувства, что весь этот шквал, обрушенный им на читателя, заставлял думать о нем, как о своеобразном, пусть литературном и поэтическом, завоевателе африканских пространств.Он действительно «захватывал» эти пространства и в своем патетичном слове, и в страстной интонации, и в стремлении «присвоить» себе эту страну - ее красоту, ее немыслимые богатства, ее ветер, зной, звуки, ее птиц и животных - всех этих «изысканных жирафов», крокодилов, львов, павлинов, носорогов и все-все, что жило, пело, трепетало, бегало и летало, плавало и ползало в этой изумительной, неправдоподобной по красоте, единственной на всем свете стране-сказке!.. С этой точки зрения (но только с этой) в литературе (не только в русской) еще не существовало до Гумилева столь агрессивного по отношению к «черному континенту» поэта. Африка была для него без всякого преувеличения «отражением рая», а может быть, и самим раем, существовавшим, как это ни странно, не на небе, а на земле:
Садовод Всемогущего Бога

Сотворил отражение рая:
Он раскинул тенистые рощи
Прихотливых мимоз и акаций,
Рассадил по холмам баобабы,
В галереях лесов, где прохладно
И светло, как в дорическом храме,
Он провел многоводные реки
И в могучем порыве восторга
Создал тихое озеро Чад.
А потом, улыбнувшись, как мальчик,
Что придумал забавную шутку,
Он собрал здесь совсем небывалых,
Удивительных птиц и животных.
Краски взяв у пустынных закатов,
Попугаям он перья раскрасил,
Дал слону он клыки, что белее
Облаков африканского неба,
Льва одел золотою одеждой
И пятнистой одел леопарда,
Сделал рог, как янтарь, носорогу,
Дал газели девичьи глаза.
«Судан» (4,т.1, с.38)
Подобных восторженных стихов немало у Н. Гумилева, а если говорить об интонации, то это интонация восторга и преклонения.
Конечно, в основе романтизма всегда лежит некая агрессивность, предполагающая два равно неутолимых желания, выражающихся в детских словах: «мое!» и «дай!». Они в высшей степени присущи Н. Гумилеву. И все же это обстоятельство не дает никакого объяснения тем обвинениям, что вдруг посыпались на влюбленного рыцаря Африки, дискредитируя его в глазах последующих поколений. (15, с. 61) Некоторое понимание этому странному обстоятельству дают, как представляется, особенности художественной манеры поэта, подмеченные еще В. Брюсовым, писавшим, что Н. Гумилеву свойственна «лирика объективная», где сам поэт исчезает за нарисованными им образами.

1.1. Экзотический колорит поэзии Гумилёва в контексте творчества поэта. Сборники «Шатёр» и «Огненный столп».
Тема Африки была у него лишь частью (правда, самой значительной) общей важнейшей темы интернационализма и гуманизма. Африка лишь в наибольшей концентрации воплотила в себе интернационалистские и гуманистические идеи и убеждения поэта.Экзотика была одной из главных находок Гумилева. Это необычный романтизм. В нем слились две разнонаправленные силы, которые требовали от поэта равного художественного удовлетворения. С одной стороны, он стремился к реальности, к плотскому, земному миру и был в этом противоположен символистским иносказаниям. С другой стороны, он жаждал такой яркой необычности, броскости мира, которую реалии Царского села и даже Франции дать не, могли. И он нашел эти яркие детали, в реальной жизни, в экзотических для европейца странах Африки. Н. Гумилев, действительно, побывал в Африке, покинув на какое-то время Париж. (13, с. 233)
Однако и в африканской экзотике И. Анненский нашел у Гумилева нечто необычное, что сделает в будущем юного российского путешественника большим российским поэтом: "Нравится мне еще, что у молодого автора в его маскарадном экзотизме чувствуется иногда не только чисто славянская мрачность, но и стихийно-русское "искание муки" специально наша "трагическая мораль":
Робкий ум мой обессилен бедами.
Взор мой с каждым часом угасает...
Умереть? Но там, в полях неведомых,
Ждет мой муж, он ждет и не прощает
(4, т.1, с. 81)
И. Анненский восхищался звуком, слогом гумилевского стиха в этом сборнике: "...Зеленая книжка отразила не только искания красоты, но и красоту исканий". Но поэт видит, что на самом деле красиво, и передает эту красоту через простые, реальные предметы:
А когда на изумрудах Нила
Месяц закачался и поблек.
Бледная царица уронила
Для него алеющий цветок...
(4,т.1, с.132)
Своеобразное звучание, искусный подбор звукоцветности раскрывают необычное мировосприятие поэта, индивидуальность его лирического героя. (10, с. 350)
Стихи, созданные в 1918-1921 годах, вошли в сборники "Шатер" и "Огненный столп".
Сборник "Шатер" полностью посвящен Африке. Стихи доказывают, что удивительная в своем постоянстве сила любви к экзотическому континенту выразилась во весь размах зрелого поэтического таланта. Знаменитое "Вступление", открывающее этот сборник, исповедует душу лирического героя. Уважительное, почти благоговейное отношение к далекому таинственному краю, и вместе с тем - глубокое знание традиций и истории его - это питает ум и сердце молодого путешественника:
Оглушен ная ревом и топотом,
Облечен ная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шепотом,
В небесах говорят серафимы.
(4, т.1, с. 211)
Используя прием инверсии, автор заставляет нас акцентировать внимание на каждом слове, наполненном глубоким смыслом:
Про деянья твои и фантазии,
Про звериную душу послушай,
Ты, на дереве древнем Евразии
Исполин ской висящая грушей.
(4, т.1, с. 211)
Сам поэт отличался настойчивым характером. И так же, как он сам, герои его стихов открывают душу и сердце навстречу всему новому, что встречали в далеких странствиях. Как и следовало ожидать, африканские путешествия приумножили творческое наследие поэта. Своими путешествиями с их опасностью, трудностями Гумилев обрел право писать о таких высоких понятиях, как жизнь, смерть, честь.
Африка, поэтические грезы о ней были всегда рядом. Недаром в самые трудные для себя времена Гумилев говорил:
Ах, бежать бы скрыться бы, как вору,
В Африку, как прежде, как тогда…
(4, т.1 с. 194)
1.2. Художественное своеобразие цикла «африканских» стихов(«Абиссинские песни» др.).
Ситуация вокруг художественных приёмов усугублялась тем, что поэт не только любил исчезнуть за нарисованными им образами, но пошел еще дальше - он создал маску, которую, правда, менял в зависимости от места действия и своих задач, но за которою действительно скрывал свое лицо. «Маска» тоже шла от романтизма, от романтического и театрального реквизита. В «Пути конквистадоров», да и в других ранних книгах, главенствует именно маска - маска неустрашимого конквистадора, завоевателя и покорителя, властного и жестокого:

Как конквистадор в панцире железном,
Я вышел в путь…
«Сонет» (4, т.2, с. 33)
Маска стала своеобразным художественным открытием Н. Гумилева, помогавшим ему «входить неузнанным» всюду, куда влекла его романтическая мечта.
Когда же мечта обернулась явью, то есть привела его в ту сказочную страну, о которой он так пылко и литературно грезил, он эту маску не сбросил. Так, в маске конквистадора, и явился он читателям своих африканских стихов. Они, эти стихи, были пронизаны мужественностью, их ритм был упруг, интонация непреклонна, а голос из-под маски, звучавший с победной интонацией, заставлял предполагать в ее владельце человека надменного и высокомерного по отношению к окружающему. (9, с. 78) Мужество, чувство долга, риск - все это были черты человека воинственного, пришедшего в страну с определенной целью, а именно с той самой, какая двигала и отважными героями Киплинга, следовавшими долгу и бремени белых:
Завтра мы встретимся и узнаем,
Кому быть властителем этих мест;
Им помогает черный камень,
Нам - золотой нательный крест.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Весело думать: если мы одолеем -
Многих уже одолели мы, -
Снова дорога желтым змеем
Будет вести с холмов на холмы.
Если же завтра волны Уэби
В рев свой возьмут мой предсмертный вздох,
Мертвый, увижу, как в бледном небе
С огненным черный борется бог.
« Африканская ночь» (4, т.2, с. 72)
Надо учитывать, что отношение к Африке у Гумилева эволюционировало, и стихи, связанные, например, с его первой поездкой, заметно отличаются по внутреннему смыслу от произведений, написанных, когда он работал в археологической экспедиции, близко познакомился с черными рабочими, носильщиками, погонщиками, провожатыми. В первый период, когда он лишь первоначально знакомился со своей заветной и достаточно литературной страной, называемой заманчивым словом «Африка», он действительно смотрел на окружающее как турист, заезжий и любопытствующий путешественник в белом пробковом шлеме на голове и с английским стеком в руках. Напустив на себя «конквистадорство», он и в стихах пытался не изменить ни этой позы, ни взгляда немножко сверху вниз, как это он видел у высокомерных и знающих Африку англичан. В его душе просто не могло быть ничего похожего на «киплингианство», а тем более желания войти, условно говоря, в ряды колонизаторов-англичан, изменив, таким образом, храбрым и благородным «бурам». (2, с. 283) Насколько сильно было влияние англо-бурской войны на русское общество и на молодежь той поры, когда Гумилев учился в гимназии, хорошо говорит в упомянутой работе А. Давидсон. Он пишет: «О впечатлении, которое произвела та война на детей и юношество, можно судить по множеству воспоминаний…». И дальше он приводит несколько таких колоритных свидетельств: «Мы, дети, были потрясены этой войной. Мы жалели флегматичных буров, дравшихся за независимость, и ненавидели англичан. Мы знали во всех подробностях каждый бой, происходивший на другом конце земли». Так вспоминал Паустовский. Маршак в детстве играл с мальчишками в войну буров и англичан. Эренбург «сначала написал письмо бородатому президенту Крюгеру, а потом, стащив у матери десять рублей, отправился на театр военных действий», но его поймали и вернули. Ахматова поминала буров даже в поздних стихах.
Очень скоро Гумилев после достаточно поверхностных зарисовок африканской действительности (лиц, фигур, одежды, пейзажа и т. п.) переходит к стихам, где сквозит совершенно иное, не равнодушное, а преисполненное симпатии отношение к подневольным рабам черного континента. В «Абиссинских песнях», составивших важнейшую часть «Чужого неба», он описывает нищую, тяжкую, беспросветную жизнь африканских туземцев. Более того, он оправдывает возможный бунт черных невольников против европейцев, пришедших на цветущую землю с «дальнобойными ружьями», «острыми саблями» и «хлещущими бичами»:
По утрам просыпаются птицы,
Выбегают в поле газели,
И выходит из шатра европеец,
Размахивая длинным бичом.
Он садится под тенью пальмы,
Обернув лицо зеленой вуалью,
Ставит рядом с собой бутылку виски
И хлещет ленящихся рабов.
Мы должны чистить его вещи,
Мы должны стеречь его мулов,
А вечером есть солонину,
Которая испортилась днем.

У него такие дальнобойные ружья,
У него такая острая сабля
И так больно хлещущий бич!
Слава нашему хозяину- европейцу!
Он храбр, но он недогадлив:
У него такое нежное тело,
Его сладко будет пронзить ножом!
«Невольничья» (4, т.3, с.238)
«Абиссинские песни» и некоторые другие африканские стихи, если их читать непредвзято, убедительно сами по себе разрушают устойчивую и вредную легенду о « киплингианстве» и «колонизаторстве» Гумилева. Именно в «африканских» стихах впервые и с большой выразительной силой проявилась в его творчестве социальная тема. Известно, что Гумилев был противником проникновения в искусство социальных, особенно политических мотивов. Тем более следует отметить важную роль, какую сыграла в его творчестве Африка.
Итак, «маска» оказалась сдвинутой, приоткрылось лицо, отчетливее зазвучал голос, мужественный и сочувствующий, без каких-либо « конквистадорских» интонаций. Но можно ли сказать, что вместе с приоткрывшейся «маской» исчезла и «объективность» Гумилева-поэта? Как мы помним, так называемую объективность, чаще всего смешиваемую с общественным индифферентизмом и асоциальностью, отмечали едва ли не все, в том числе и самый наблюдательный истолкователь и «куратор» поэта В. В. Брюсов, сказавший, что «объективность» мешала ему как лирику, но признававший, однако, что именно в таких вещах он оказывался наиболее силен. (11, с. 600)
Так называемая объективность Гумилева является таким же камнем преткновения для многих о нем писавших и пишущих, как и знаменитое « киплингианство», обычно рассматривавшееся вкупе с его «колониализмом» и «шовинизмом ».

1.3. Традициональный контекст ориентализма автора.Связь «африканской» лирики Гумилёва с барочной традицией.
XVII век в Европе был столетием самых продолжительных войн и кровавых революций. Историческиекатаклизмы разрушили представление о гармонических связях человека с внешниммиром и ввергли его в трагическое переживание противоречий действительности. Барочнаяпоэзия отразила смятение вопрошающего человека и его отчаянные поиски выхода. Можнопредполагать, что в том же XVII веке развернувшаяся колонизация Нового Света имела в своей подоплёке и подобные духовные искания, стремление к обладанию новым спасительным знанием и опытом. Именноэтим путём пришла в литературу разного рода экзотика. Интересно, что в началеХХ века поэту Гумилёву было свойственно подобное чувство «странствия земного»:он создал образ «конквистадора, преследующего звезду», а Ахматова свидетельствовала, как много раз он говорил «о той «золотой двери», которая должна открыться перед ним где-то в недрах его блужданий». Таким образом, африканская тема поэта была созвучна давней традиции, которая и окрашивает его достижения в этой области:
Оглушен ная ревом и топотом,
Облечен ная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шепотом
В небесах говорят серафимы.
И, твое раскрывая Евангелье,
Повесть жизни ужасной и чудной,
О неопытном думают ангеле,
Что приставлен к тебе, безрассудной.
(4, т.1, с. 156)
Приведенные строки из сборника «Шатер» отличаются не только «барочными» приёмами, но и тревожными интонациями современного мира, характерными для творчества зрелого Гумилёва. Мы оставили в стороне вопрос обэволюции Гумилёвского образа Африки. Наши наблюдения относятся к раннемутворчеству поэта и развиты в направлениях, заданных «Жирафом». Акцент на «метафизической» сущности поэзии Гумилёва во многом определён литературоведческими интересами автора. Однако думается, что выявленная аналогия может послужить опорой для дальнейшего рассмотрениятворчества одного из интереснейших русских поэтов. (10, с. 349)

1.4.Социальные мотивы поэтических сборников «африканского цикла» в ракурсе проакмеистических манифестов Т. Готье.
В сборнике «Чужое небо», где Гумилев опубликовал «Абиссинские песни» с их острым социальным мотивом, помещены им переводы из Т. Готье, считающиеся, и не без некоторых оснований, программными и даже манифестационными для акмеистов. В частности, это известное стихотворение французского романтика «Искусство», где есть строфа, многократно цитированная всеми писавшими о Гумилеве:
Создань е тем прекрасней,
Чем взятый материал
Бесстрастней -
Стих, мрамор иль металл…
Не вдаваясь в анализ этого стихотворения, надо все же отметить, что даже в творчестве самого Т. Готье оно далеко не тождественно формуле « чистого искусства». Что же касается Гумилева, то он ценил это стихотворение не столько из-за проблемы социальности и ангажированности искусства, сколько за мысль о приоритете материала для работы художника, то есть он не столько защищает близкую ему идею незаинтересованности поэта в сумятице лагерей и партий, сколько думает о том, что Ахматова впоследствии назвала «тайнами ремесла».
Под «объективностью» Гумилев подразумевал тот способ художественной работы, который наиболее соответствует «материалу». (7, с. 35) Нельзя камень обрабатывать кисточкою для китайской туши. И, как мы видели на примере «Абиссинских песен», «объективность» не помешала ему быть в этих произведениях, особенно в «Невольничьей песне», остросоциальным. В «Невольничьей песне» говорит не автор, о мести и возмездии мечтает невольник, но можно ли забывать, что вся картина, созданная именно поэтом Гумилевым, а не кем-либо, с ее «объективностью» бесконечно далека от «равнодушия» и социальной пассивности, ее «объективность» лишь усиливает подготовленный и задуманный автором художественный эффект.

§ 2. Экзотический ландшафт и анализ топоса.
Экзотические страны в творчестве поэта выступали и в качестве антитезы окружающему миру с его нравственными, социальными и политическими катаклизмами. В стихах Гумилева отражается их национальное своеобразие, но он также пытается найти взаимовлияния культур: византийской, индийской, китайской и русской.
На византийскую историю написана трагедия «Отравленная туника». Ближний Восток, Китай, Индия с не меньшей силой приковывают воображение Гумилева.
В начале своего творческого пути описание экзотических стран у Гумилева абстрактно, они не имеют выраженной характерности, даже если используются географические названия. Это сказочное, онирическое (часты мотивы сна, воспоминания) пространство, насыщенное экзотическими и фантастическими элементами, в котором лирический герой проходит как бы инициационные испытания. Указанные особенности характерны для первых трех сборников поэта. Сном преодолевается время и пространство. (3, с. 422)
Использование мотива сна порождает условность, деконкретизацию исторического и географического фона. Экзотический ландшафт озера Чад, древнего Египта и других местностей схожи и имеют своим прообразом пространство мечты поэта, «сады его души». Важную роль играет временной фон. Вечер, ночь или приближающийся рассвет, с сопутствующими туманами естественно представляют собой время снов.
Уже не воображаемые, а реальные путешествия Гумилева обусловили изменения в изображении художественного пространства. Оно все более конкретизируется, используются реальные топонимы, ландшафт, характерный для данного региона, растительный, животный мир, культурные и исторические реалии. Гумилев вводит впечатления от своих поездок, личные переживания, появляется авторское присутствие в тексте.
Несмотря на то, что в своем зрелом творчестве в изображении экзотических стран поэт все больше использует конкретные пространственные реалии, одна черта, в целом свойственная поэтике творчества Н.Гумилева, сохраняется в большинстве его стихов - под «реальным» миром постоянно чувствуется его ноуменальная сущность. Создается картина мира, имеющая мифопоэтический характер, что согласуется с «органической» концепцией акмеизма, где каждое звено мира структурно связано с другими его звеньями.
Во многие произведения поэт вводит повествовательный элемент и придает им полуэпический характер - балладную форму. Для романтической баллады тоже было свойственно восприятие фольклорных образов и мотивов, древних мифологических представлений, отраженных фольклорными жанрами.
Частый динамический мотив, связанный с пространственным перемещением, - отправка персонажа в путь. У Гумилева пространственный компонент дороги не выражен, его заменяет морской путь. Чтобы достичь «обетованной страны», герои Гумилева должны переплыть море. Мы относим Гумилева к поэтам с преимущественно горизонтальным чтением художественного пространства. (11, с. 599) Из-за неприятия акмеистами иного мира, традиционная для символизма оппозиция «верха» (неба) и «низа» (земли) у него снимается, и мотив движения в море становится организационным.
Лирический герой Гумилева, преодолев опасный морской путь, попадает в «колдовскую страну». В художественном пространстве экзотических стран поэта, даже при несомненном сохранении их национальной характерности в зрелый период творчества, можно выделить устойчивые пейзажные образы, несущие мифологическое значение. Часто они становятся функциональным центром стихотворения. Такими устойчивыми топосами являются топосы озера, леса, пещеры, сада.
При анализе экзотического топоса Гумилева важно определить заполненность, насыщенность пространства. Гумилев создавал в своих произведениях красочный, яркий, цветущий мир, что становится характерной чертой его стиля. Пространство экзотических стран заполнено множеством различных представителей флоры и фауны, характерных для данного региона. Гумилев, продолжая традиции создания экзотического пейзажа, первым вводит в русскую поэзию африканский пейзаж.
Чувства, переживания лирического героя автор тоже может передавать с помощью анималистических образов.
Экзотические страны Гумилева заманивают путников красотой своей природы, но в то же время в них постоянно чувствуется опасность, угроза. Мужественные герои поэта не знают страха и инерции. Они отправляются в путь. (1, с. 126)
В экзотическом топосе Гумилева ведущим становится мотив странничества, начавшийся в европейской романтической литературе и затем распространившийся в России. Странничество существовало не только в литературной области, но и как явление жизни и искусства одновременно. Мотив путешествия ассоциировался с необходимостью поиска истины, которая должна спасти Россию на рубеже двух эпох. Популярная в это время концепция «жизни как искусства» тоже приводит к идее духовного странствия по различным ментальным мирам.

§ 3. Тема природы с позиции метафизической и христианской авторской модели (сборник «Шатёр»).
Е. Вагин отмечал, что «мысль о Боге» - постоянная и естественная - заметно выделяет Гумилёва и его поэзию». (11, с. 600) Можно добавить, что она своеобразно окрашивает и его африканскую тему. Действительно, как ни странно, образ обетованной Африки выстроен по законам христианской модели мира. В нём ярко отображена как этическая вертикаль христианских ценностей, так и бытовая горизонталь их претворения. Наверное, самый яркий пример этого - африканская поэма «Мик», в детски-наивных тонах представляющая мечту о справедливом мире.
Другой аспект присутствия метафизической дименсии в творчестве Гумилёва связан с его идеей «земного рая». Африке в этом контексте отводится исключительное место. Поэт изображает её как застывший в вечном цикле первичный, богоданный мир, мир естественного порядка вещей, каким его оставил после творения Бог. Как в стихотворении «Судан»:
Садовод Всемогущего Бога […]
Сотворил отражение рая […]
И ушел на далекие звезды […]
Бродят звери, как Бог им назначил…
(4, т.1, с.38)
или в стихотворении из сборника «Жемчуга»:
Рощи пальм и заросли алоэ,
Серебристо-матовый ручей,
Небо бесконечно голубое,
Небо, золотое от лучей. […]
Разве ты не властно жить как травы
В этом упоительном саду?
(4, т.3, с. 18)
Мотив «земного рая» в образе Африки соприкасается с другим, восходящим к тем же культурным истокам, - мотивом библейской земли. Африканский пейзаж поэтому часто попадает в свет ветхозаветных и евангельских реминисценций . Например, в «Деревьях»:
Есть Моисеи посреди дубов,
Марии между пальм… Их души, верно,
Друг другу посылают тихий зов
С водой, струящейся во тьме безмерной.
(4, т.1, с.48)
Или во «Вступленьи» к «Шатру»:
Дай скончаться под той сикоморою,
Где с Христом отдыхала Мария.
(4, т.1, с. 129)
Данные особенности пейзажных зарисовок Африки соответствуют общему характеру изображения природы в творчестве Гумилёва, обнаруживающем в этом отношении исключительное своеобразие. Мироощущению поэта свойственно почти архаическое чувство единства и гармонии вселенной, чувство иерархической упорядоченности бытия. (14, с. 710) Хрестоматийный пример - «Деревья» из сборника «Костёр»:
Я знаю, что деревьям, а не нам,
Дано величье совершенной жизни.
На ласковой земле, сестре звездам,
Мы - на чужбине, а они - в отчизне.
(4, т.1, с.48)
Ю. Зобнин здесь видит влияние на Гумилёва герметических учений, знакомство с которыми произошло в результате кратковременного увлечения Гераклитом. (12, с. 133)
М. Баскер «райские пейзажи» «Романтических цветов» соотносит с магическими, оккультными,онирическими мотивами поэта. (1, с. 86) Однако можно указать и на литературную традицию, к которой непосредственно эти особенности творчества Гумилёва относимы.
На наш взгляд, поэтический контекст, в котором должна рассматриваться гумилёвская тема природы, восходит к «метафизической» поэзии XVII века, каковой свойственно было обращение к традициям неоплатонизма и герметических учений. Данное соотнесение не покажется произвольным, если вспомнить о том значении, которое придавал Гумилёв творчеству Кольриджа, романтика «озерной школы», в произведениях которого отразилась его философия природы как «гармонической системы движений» и единственного прибежища свободы, поэта, захваченного идеями неоплатонизма, среди заслуг которого перед английской литературой было и возращение забытой барочной поэзии XVII века. В 1919 году Гумилёв сделал для издательства «Всемирной литературы» перевод «Поэмы о старом моряке» Кольриджа. (15, с. 62) В предисловии он писал: «Кольридж и его друзья полюбили мирную природу не столько ради неёсамой, сколько из-за возможности постигать при помощи её душу человека и тайну вселенной. Подлинное озеро, которому Кезикское было только внешним выражением,они искали в глубине своего духа и, смотрясь в него, постигали связь между собой всего живого, близость миров невидимого и видимого, бесконечно радостнуюи действенную любовь». Как часто бывает, слова об «озерной школе» во многом относимы к их автору.
Мы не говорим о прямом влиянии данной традиции, тем более, что оно могло реализоваться неосознанно. Важно определить контекст, нафоне которого гумилёвское слово получило бы адекватное истолкование. Темы» земного рая», природы как «божественного иероглифа» или «божественной книги», объединение разных планов бытия, чувство единствавселенной, интимная связь с Богом, мистическое отношение к смерти и запредельному и другие подобные черты роднят Гумилёва с поэтами - «метафизиками». Вся эта проблематика нуждается в более последовательном анализе. Мы вынуждены здесь только указать на её связь с образом Африки.

§ 4. Ценностные ориентации лирического героя в африканском цикле. Муза Дальних Странствий.
Странничество являлось постоянным мотивом в творчестве Гумилева. Недаром он назвал свою музу - Музой Дальних Странствий. Из романтической мечты, впечатлений путешественника, литературных аллюзий создан экзотический мир, по которому путешествует лирический герой Гумилева -Странник.
Он претерпевает на протяжении творческого пути Гумилева целый ряд преобразований. В зависимости от изменения мироощущения поэта меняется и его образ: Конквистадор, Мореплаватель, Капитан, Паломник, Блудный сын, арабский поэт-бедуин, Дервиш. С образом Странника соотносится образ поэта-мага, приближающийся в понимании Гумилева к языческому. Поэт обращается и к реальным историческим личностям, воспроизводя их образ на страницах своих произведений и творчески перерабатывая его в рамках своей концепции.
Путь лирического героя Гумилева зависит от его ценностной ориентации. Странники Гумилева отправляются в экзотические страны в надежде обрести идеальную любовь, недостижимую красоту и гармонию, познание Абсолюта, символически выраженное высшее знание - «понимание сверхчеловеческое». Целью странствия может быть возврат к своему первоначалу, в первозданный Эдем.
Лирический герой Гумилева, отождествляемый с Адамом, стремится в первобытный мир с девственной природой, первозданный Эдем. Он находит его в Африке. (7, с.34) Гумилев считается зачинателем африканской темы в русской поэзии. Он совершает четыре путешествия в Африку, наиболее продолжительные из них - в Эфиопию. К ней было приковано пристальное внимание российского общества в начале века. Абиссиния, как тогда называли Эфиопию, находилась в сфере интересов Российской Империи. Кроме того, Гумилева, как основателя акмеизма, должна была заинтересовать древняя история Абиссинии, восходившая к самому Адаму, и оккультная традиция поиска неведомой земли в центре африканского континента, которая скрывает знания предшествующих рас.
В пути героя-странника подстерегает много испытаний. Гибелью оборачивается его любовь, пытаются помешать несущие зло персонажи. Он может свернуть со своего пути. Но отказ от странствия приносит мучения, тоску. Даже достижение цели иногда не спасает от разочарования.
Часто странник выходит из родного для него закрытого пространства (замка/города/дома/комнаты) в открытое пространство моря, устремляясь к «чужому небу» дальних стран.
Внешнее движение (путешествие по экзотическим странам) сочетается с внутренним (странствие души) и смерть не является помехой на этом пути. Душа Странника способна перемещаться в пространствах и временах, погружаться в свое прошлое, вплоть до предыдущих воплощений, видеть будущее. (12, с. 16)
Его лирический герой чувствует свое родство с природой, с каждым ее элементом: деревьями, травами, животными. Многие стихотворения поэта посвящены диким животным. В них Гумилева привлекает красота и таинственность. Географическая экзотика служит раскрытию иноприродности звериной души. Даже охота воспринимается поэтом как приобщение к звериной жизни, прославление жестокого состязания с подобными себе. Животность проникает и в образ человека - хищное раскрывается в человеческом характере, прослеживается мотив «метаморфозы», превращения человека в животное или пребывания человеческого духа в животной оболочке.
Несмотря на присутствие волевого героя, всеми силами души преодолевающего опасности, несмотря на любование яркой первозданной природой экзотических стран, художественный мир Н. Гумилева трагичен в своей основе. (12, с. 17) Слишком чисты и далеки оказались его мечты. Но в столкновении со страшной реальностью революционной России ему удалось сохранить глубокую веру в идеалы красоты и гармонии в этом мире.
В поэтическом наследии Гумилева просматривается своя философия, в которой движение понимается как универсальное начало и условие миропостижения. «Божественное движение» обещает возможность бессмертия.

II.
§5. Художественный анализ «африканской» лирики.
Стихотворение «Жираф».
Африканские стихи Гумилёва сделали его поэтом: он нашёл оригинальную тему и занял с ней своё место в поэзии. Начало этой темы - небольшой цикл в сборнике «Романтические цветы», открывающемся стихотворением «Жираф». Несмотря на общепринятое мнение о незрелости первых сборников Гумилёва, поэтическое совершенство этого стихотворения сделало его центральным не только для темы Африки, но и для всего раннего творчества поэта. М. Баскер, предложивший наиболее развёрнутый анализ стихотворения, берёт «жирафью линию» Гумилёва как образец для выявления эволюции акмеистической поэтики и отмечает, что выбор такого предмета мотивируется не только популярностью стихотворения «Жираф», «часто воспринимавшегося как эмблематичное для самого поэта и для его творчества, но также и тем, что оно занимает прочное место в его «личной мифологии» и знаменует собой важный этап в его творческой эволюции». Кажется, что и сам поэт разделял подобное мнение, так как только это стихотворение «Романтических цветов» отобрал для антологии, предполагаемой в издательстве Гржебина.
«Жирафа» ни в коем случае нельзя считать обойденным вниманием исследователей. Однако при всех ценных наблюдениях и замечаниях по поводу разных сторон поэтики, нам кажется обойденной одна сторона этого стихотворения - проблема заключённого в нём акта коммуникации.
По сути дела, нашим исходным тезисом является утверждение о том, что «Жираф» - стихотворение не об Африке. Жирмунский отмечал, что «искание образов и форм, по своей силе и яркости соответствующих его мироощущению, влечёт Гумилёва к изображению экзотических стран, где в красочных и пёстрых видениях находит зрительное, объективное воплощение его греза». (3, с. 423) Определение сущности поэтической грезы Гумилёва на основе «Жирафа» - одна из целей нашей работы. Другая состоит в попытке контекстуального соотнесения африканской темы его творчества. Приведём полностью текст стихотворения.
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
Равняться с которым осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
(4, т.2, с. 9)

5.1. Художественное пространство стихотворения.
Николай Гумилёв с ранней юности придавал исключительное значение композиции произведения, его сюжетной завершённости. Поэт называл себя "мастером сказки", сочетая в своих стихотворениях ослепительно яркие, быстро меняющиеся картины с необыкновенной мелодичностью, музыкальностью повествования. (2, с. 283)
Некая сказочность в стихотворении "Жираф" проявляется с первых строчек:
Послуша й: далеко, далеко, на озере Чад
Изыскан ный бродит жираф.
Читатель переносится на самый экзотический континент - Африку. Гумилёв пишет, казалось бы, абсолютно нереальные картины:

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полёт…
В человеческом воображении просто не укладывается возможность существования таких красот на Земле. Поэт предлагает читателю взглянуть на мир по-иному, понять, что "много чудесного видит земля", и человек при желании способен увидеть то же самое. Поэт предлагает нам очиститься от "тяжёлого тумана", который мы так долго вдыхали, и осознать, что мир огромен и что на Земле ещё остались райские уголки.
Обращаясь к загадочной женщине, о которой мы можем судить лишь с позиции автора, лирический герой ведёт диалог с читателем, одним из слушателей его экзотической сказки. Женщина, погружённая в свои заботы, грустная, ни во что не хочет верить, - чем не читатель? Читая то или иное стихотворение, мы волей-неволей выражаем своё мнение по поводу произведения, в той или иной мере критикуем его, не всегда соглашаемся с мнением поэта, а порой и вовсе не понимаем его. Николай Гумилёв даёт читателю возможность наблюдать за диалогом поэта и читателя (слушателя его стихов) со стороны.
Кольцевое обрамление характерно для любой сказки. Как правило, где действие началось, там оно и завершается. Однако в данном случае создаётся впечатление, что поэт может рассказывать об этом экзотическом континенте ещё и ещё, рисовать пышные, яркие картины солнечной страны, выявляя в её обитателях всё новые и новые, невиданные прежде черты. Кольцевое обрамление демонстрирует желание поэта снова и снова рассказать о "рае на Земле", чтобы заставить читателя взглянуть на мир по-иному.
В своём сказочном стихотворении поэт сравнивает два пространства, далёкие в масштабе человеческого сознания и совсем близкие в масштабе Земли. Про то пространство, которое "здесь", поэт почти ничего не говорит, да это и не нужно. Здесь лишь "тяжёлый туман", который мы ежеминутно вдыхаем. В мире, где мы живём, остались лишь грусть да слёзы. Это наводит нас на мысль, что рай на Земле невозможен. Николай Гумилёв пытается доказать обратное: "…далеко, далеко, на озере Чад // Изысканный бродит жираф". Обычно выражение "далеко-далеко" пишется через дефис и именует нечто, совершенно недостижимое. Однако поэт, возможно, с некоторой долей иронии акцентирует внимание читателя на том, так ли уж на самом деле далёк этот континент. (11, с. 581) Известно, что Гумилёву довелось побывать в Африке, собственными глазами увидеть описанные им красоты (стихотворение "Жираф" было написано до первой поездки Гумилёва в Африку).
Мир, в котором живёт читатель, совершенно бесцветен, жизнь здесь как будто течёт в серых тонах. На озере Чад, словно драгоценный алмаз, мир блестит и переливается. Николай Гумилёв, как и другие поэты-акмеисты, использует в своих произведениях не конкретные цвета, а предметы, давая читателю возможность в своём воображении представить тот или иной оттенок: шкура жирафа, которую украшает волшебный узор, мне представляется ярко оранжевой с красно-коричневыми пятнами, тёмно-синий цвет водной глади, на котором золотистым веером раскинулись лунные блики, ярко оранжевые паруса корабля, плывущего во время заката. В отличие от мира, к которому мы привыкли, в этом пространстве воздух свежий и чистый, он впитывает испарения с озера Чад, "запах немыслимых трав"…
Лирический герой, кажется, настолько увлечён этим миром, его богатой цветовой палитрой, экзотическими запахами и звуками, что готов без устали рассказывать о бескрайних просторах земли. Этот неугасаемый энтузиазм непременно передаётся читателю.
Николай Гумилёв не случайно остановил свой выбор именно на жирафе в данном стихотворении. Твёрдо стоящий на ногах, с длинной шеей и "волшебным узором" на шкуре, жираф стал героем многих песен и стихов. Пожалуй, можно провести параллель между этим экзотическим животным и человеком: он так же спокоен, статен и грациозно строен. Человеку также свойственно возвеличивать себя над всеми живыми существами. Однако, если жирафу миролюбие, "грациозная стройность и нега" даны от природы, то человек по своей натуре создан для борьбыпрежде всего с себе подобными.
Экзотика, присущая жирафу, очень органично вписывается в контекст сказочного повествования о далёкой земле. Одним из наиболее примечательных средств создания образа этого экзотического животного является приём сравнения: волшебный узор шкуры жирафа сопоставляется с блеском ночного светила, "вдали он подобен цветным парусам корабля", "и бег его плавен, как радостный птичий полёт".
Мелодия стихотворения сродни спокойствию и грациозности жирафа. Звуки неестественно протяжны, мелодичны, дополняют сказочное описание, придают повествованию оттенок волшебства. В ритмическом плане Гумилёв использует пятистопный амфибрахий, рифмуя строки при помощи мужской рифмы (с ударением на последнем слоге). Это в сочетании со звонкими согласными позволяет автору более красочно описать изысканный мир африканской сказки.
5.2. Коммуникативный аспект прочтения (диалогическая ситуация).
В нашем прочтении «Жираф» представляет собой диалог между «я» (идентификация данного персонажа по грамматическим признакам невозможна) и женщиной (вдыхала), который заключён в форму лирического обращения субъекта. Роль женщины заключается в определенном « провоцирующем» настроении в начале стихотворения и в реакции на рассказ о Жирафе в последней строфе. Её жесты можно считать «немыми» репликами, свидетельствующими об участии в разговоре, предмет которого не сводим к Жирафу и заключает в себе проблему веры и доверия, лежащую в основе любой человеческой коммуникации.
Согласно А. Ж. Греймасу, участвующие в коммуникации субъекты не являются нейтральными, а наоборот, наделены переменной модальной компетенцией. Передающий информацию субъект не просто действует так, чтобы знали, а так, чтобы поверили, ибо знание и вера в таком случае совпадают: «Высказывание, я думаю, на котором основан внутренний дискурс субъекта при его переносе во вне, является не каким-нибудь «я знаю» (jesais), а «я верю» (jecrois). Соответственно, другой участник коммуникации - адресат - тоже не является пассивным получателем информации, но интерпретирует её и этим дает санкцию действиям убеждающего субъекта.
Данная интерпретация, или « очеловечение», коммуникативной модели позволяет высветить некоторые особенности диалогической ситуации « Жирафа». На время оставим вопрос о цели, которую преследует субъект своим рассказом, и обратимся к его адресату. На то, что участники коммуникации знакомы, указывает осведомленность говорящего об обычном состоянии его партнера («сегодня … особенно грустен…»), о причинах такого состояния («ты слишком долго вдыхала тяжёлый туман») и даже о его намерениях («ты верить не хочешь»). (15, с. 63)
Образ женщины вызывает разные ассоциативные параллели. Баскер указывает на «глубоко замаскированный автобиографический элемент», отражающий сложные, мучительные отношения Гумилёва с юной Анной Горенко, которые отразились и в рассказе «Принцесса Зара», тематически и по времени написания связанным с «Жирафом». Если обратиться ко всему творчеству поэта, то можно определить сквозной образ, представляющий вполне индивидуализированный тип женщины - печальной, углублённой в себя, таинственной, отчуждённой в отношении к субъекту стихотворения. Например,
Царица - иль, может быть, только капризный ребёнок,
Усталый ребёнок с бессильною мукою взгляда.
-из того же сборника «Романтические цветы» или более позднее:
Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов
Живет в таинственном мерцанье
Её расширенных зрачков.
Её душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью дольней и отрадной
Высокомерна и глуха.
(4, т.2, с. 35)
В более узком контексте - внутри цикла «Озеро Чад» - Баскер подметил противопоставление женщины «Жирафа» и юной жрицы с Озера Чад, которое основано на разном восприятии дождя: на «цивилизованную, неврастеническую героиню» он наводит уныние, в то время как жрица «одна во время зимнего дождя / Совершала таинство обряда». Однако немаловажной представляется и внутритекстовая параллель стихотворения - «женщина - Жираф», выстроена на уровне предикатов . (14, с. 708)
То немногое, что сказано о женщине, имеет соответствие в строфах о Жирафе. Так, - «особенно грустен взгляд» - вызывает противоположные характеристики в африканской части: «радостный птичий полёт», «весёлые сказки». Поза женщины - «колени обняв», указывающая на замкнутость, отрешенность от внешнего, неподвижность, рождает развёрнутый антитетический ряд: «нега» как «полное довольство, блаженство»; передвижение («бродит», бег») по открытому пространству, расширенному как по горизонтали - «вдали он подобен цветным парусам корабля», «на влаге широких озёр», так и по вертикали - указание на луну, «птичий полёт» - ввысь, отражение луны на воде, «мраморный грот» - вглубь.
С другой стороны, эти полярности в описании приходят в равновесие, когда одна черта героини - «руки особенно тонки» и весь её зрительный образ, возникающий в читательском воображении, вызывает аналогичное определение Жирафа - «изысканный», а также другие его характеристики. Семантические поля «тонкости» и « изысканности» пересекаются и соотносимы как с «грациозной стройностью», так и с «плавным бегом». Близость двух персонажей обоснована и на символическом уровне: некоторые образы, находящиеся в орбите Жирафа - луна, влага озёр - в мифологической традиции прямо соотносимы с женским началом вселенной.
Данная система внутреннего параллелизма говорит в пользу закономерного появления «рассказа о Жирафе». Она обнажает механизм воздействия или манипуляции субъекта: он рассказывает о прекрасном животном, отдельные черты которого относимы и к адресату высказывания, и вместе с тем утверждает возможность довольства, безмятежного, радостного бытия, т. е. противоположного состояния тому, которое переживает адресат.

5.3. Двойственная природа африканского «мира» в стихотворении.
Параллельность разных пространств в стихотворении создаёт возможность дополнения лирического сюжета некоторыми подробностями. Упоминание о «весёлых сказках» - «про чёрную деву, про страсть молодого вождя» своеобразно оттеняет отношения беседующей пары, внося элемент эротичности, который, кстати, появляется в стихотворении уже с «негой» Жирафа, и одновременно облегчает идентификацию субъекта стихотворения: в дальнейшем можно уверенно говорить о беседе мужчины и женщины.
Манипуляция, проводимая субъектом, состоит в предложении определенных ценностей, которые в данном случае чрезвычайно важны для него. Действительно, в третьей и четвёртой строфах анафорическиповторенное «я знаю» звучит как «я верую». Это впечатление подтверждается и в формулировке упрёка - «ты верить не хочешь». Знание и вера здесь не только принадлежат одному когнитивному универсуму, но даже совпадают в значении (в отличие от таких случаев, как, например, в высказывании знаю, но не верю, когда вера и знание находятся в категорической оппозиции).
Баскер отмечал, что в отличие от рассказа «Принцесса Зара», в «Жирафе» «таинственное» царство озера Чад представлено «вымыслом рассказывающего», вопрос о его реальности устранён, и внимание перенесено на поэтичность высказывания. (1, c. 125) Однако, можно предположить, что второстепенность вопроса о реальности «африканского мира» проистекает из сугубо индивидуального отношения к нему, отношения, в котором поэтический и вероисповедальный аспекты заменяют друг друга.
На подобное прочтение настраивает и двойственная природа африканского мира. С одной стороны, он подчёркнуто искусственен. Как и его эмблематический представитель, «изысканный» Жираф, он - порождение творческой фантазии. Но одновременно ему присущи черты объективной реальности - «я знаю, что много чудесного видит земля». Если проследить поэтическое развёртывание картины озера Чад, то увидим абсолютное преобладание зрительных фигур: картина возникает как видение, мираж, и наблюдается с разных точек зрения - сначала издали: «далёко, далёко, на озере Чад», потом приближается настолько, что виден узор на шкуре Жирафа, потом опять издали, но под особым углом зрения, как будто снизу, так что Жираф виден на фоне неба и уподобляется парусам корабля, а его бег сравнивается с птичьим полётом. Наконец, в центральной строфе стихотворения множественность взглядов достигает предела - возможности наблюдения с любой точки земли:

Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Этими словами завершается рассказ о Жирафе и окончательно отменяется исходная модель мира. С этого момента ясно, что «африканский рай» находится вне земли (это предполагает установленная «точка зрения» - земля).
В следующих строфах изотопия визуальности продолжена указаниями на внешние признаки предметов: «чёрная дева», «молодой вождь», «тропический сад», «стройные пальмы». (15, с. 63) Однако описание этого пространства неожиданно завершается фигурой обоняния - «запах немыслимых трав». Обонянию принадлежит особое место среди человеческих чувств: запах входит внутрь человека, захватывает естество и душу, через воздух соприкасается с духом. Именно о такой чувственной основе веры говорится в следующих строках:
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
Если добавить к этому подспудно, время от времени, в африканской картине возникающие многозначные эпитеты, указывающие на неземную её природу («волшебный узор», «чудесное», «таинственные страны», «немыслимые травы»), то перед нами развёрнутый символ или же миф о рае. Как и любой миф, он претендует на всеохватность бытия и «последнюю инстанцию истины», поэтому в отношении женщины выглядит агрессивной внешней силой.
Думается, что данная диалектика вероисповедного дискурса присуща диалогу «Жирафа». Установка говорящего по отношению к женщине отличается не только доверием и конфиденциальностью (на неё указывает, например, исключительность обстоятельств, вызвавших рассказ, - «особенно грустен взгляд»), но и какой-то отчаянной отвагой - он доверяется без надежды на взаимное понимание, на существование общего кода: «ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя. // И как я тебе расскажу…» Возможно, что этот отчаянный жест и вызывает слёзы женщины.
Положительная санкция действиям убеждающего субъекта означала бы, по словам Греймаса, коренную трансформацию адресата - от неверия к вере, которую хотел внушить ему субъект. (7, с. 38) Однако грусть и слёзы женщины говорят о её невозвратимой разъединённости не только с раем, о котором повествует субъект, но и с самим повествователем. Её неверие в реальность «блаженного бытия» означает недоверие к субъекту, что, в конечном счёте, ставит под сомнение возможность истинной коммуникации.
Пример другого типа отношений представлен в стихотворении «Канцона вторая» из сборника «Огненный столп»:
И в твоей лишь сокровенной грусти,
Милая, есть огненный дурман,
Что в проклятом этом захолустье -
Точно ветер из далёких стран.
Там, где всё сверканье, всё движенье,
Пенье всё, - мы там с тобой живём,
Здесь же только наше отраженье
Полонил гниющий водоём.
- где, наоборот, реальность мира счастья представляется через его присутствие в «сокровенной грусти» женщины - адресата обращения. Драматизм «Канцоны» проистекает из несовместимости «там» и «здесь», а возможность интерпретации «там» как смерти, хотя и с парадоксальными признаками веселья, придаёт стихотворению тревожные значения. В «Жирафе» драматические ноты возникают в поле напряжения между двумя индивидуальными взглядами на жизнь, в результате поединка личностей, отстаивающих независимость своих позиций. Каждый остаётся при своём: кольцевая форма стихотворения предполагает бесконечное повторение, и поэтому вечен конфликт его персонажей. Африка, как и её обитатель Жираф, в таком контексте приобретает статус символа веры.
В статье «Парабола: форма жизни», посвящённой проблеме евангельской притчи, Греймас пишет, что «вера, вероисповедание, как опорные понятия человеческой интерсубъективности , - религиозная вера является лишь специфическим их проявлением - являются исходной точкой для другого типа рациональности и основываются на развёртывании фигуративной речи». Дискурс, в котором вещи становятся символами, а незначительные происшествия - фигурами смысла, согласно Греймасу, заставляет вспомнить параболическую речь Христа. Евангельская притча - это не что иное, как «раскрытие воображения, выявление проблематической стороны повседневности и её событий для того, чтобы о них стали спрашивать, чтобы адресат высказывания, слушатель или читатель, принял бы за них ответственность». (7, с. 39-40) Таким образом, получается, что особенность параболического дискурса состоит в его обращённости к этическому сознанию адресата, к его выбору определённой жизненной позиции.
Иносказательный характер отдельных произведений Гумилёва отмечался неоднократно. Так, в рассказе «Принцесса Зара» М. Баскер усматривает зашифрованное обращение Гумилёва к Анне Горенко, которое имеет целью открыть истину «под сетью хитроумных выдумок» (слова героя из рассказа «Радости земной любви»). В свете идей Греймаса эта черта гумилёвского творчества приобретает возможность более пространного толкования. В случае «Жирафа», как нам кажется, первостепенное значение имеет мысль о связи фигуративного дискурса с вероисповеданием, о первостепенном значении такого дискурса в интерсубъективной деятельности. Именно по линиям соотнесения веры и фигуративной речи, фигуративности и выявления сложности повседневной жизни можно провести типологическое сближение евангельской притчи и вдохновенного рассказа о Жирафе. Подобное сближение в новом качестве представит и роль Африки в творчестве Гумилёва: она явится языком его особого, сугубо индивидуального дискурса веры.
Можно предположить, что таким статусом африканской темы объясняется любопытное явление освобождения её от смыслов, сопряжённых с нею в отдельных стихотворениях. Например, в «Жирафе» образ африканского рая служит примером блаженного бытия; стихотворение «Озеро Чад», входящее в одноимённый цикл, по словам И. Анненского, «история какой-то африканки, увеселяющей Марсель […] Н. Гумилёв не прочь был бы сохранить за песнями об этой даме […] всю силу экзотической иронии, но голос на этот раз немножко изменил Анахарсису ХХ века, ему просто жаль дикарки, ему хочется плакать».Но эта история не входит в инвариантную модель африканского мира, как и Носорог (стих. «Носорог») освобождается от восторженного отношения к смерти. Симптоматично, что названия стихотворений соотнесены только с африканскими реалиями - жираф, носорог, озеро Чад. (3, с, 425)
Здесь уместно вспомнить интересное суждение Анны Ахматовой о влиянии на Гумилёва поэзии Бодлера: «То, что у Бодлера даётся как сравнение, как образ, у Николая Степановича выплывает как данность …». Кажется, что именно такой механизм срабатывает, когда вычленяем Африку Гумилёва наряду с другими материками, облюбованными его «Музой дальних странствий». Все привнесённые извне значения, составляющие второй план данного образа, устраняются. Он приобретает черты действительности, независимой от породивших её контекстов. Вместе с этим, черты «избранности» этого образа, сформулированные в отдельных стихотворениях, сохраняются. Более того, эти черты сохраняются даже тогда, когда Африка становится местом конкретных социальных отношений. Например, в стихотворении «Судан»:
Перед ними торговцы рабами
Свой товар горделиво проводят,
Стонут люди в тяжёлых колодах, […]
И надменно проходят французы,
Гладко выбриты, в белой одежде,
В их карманах бумаги с печатью,
Их завидя, владыки Судана
Поднимаются с тронов своих.
А кругом на широких равнинах,
Где трава укрывает жирафа,
Садовод Всемогущего Бога
В серебрящейся мантии крыльев
Сотворил отражение рая…
(4 ,т.1, с.38)
Противопоставление общественной и природной жизни не содержит прямых этических оценок. Более того, в эстетическом отношении они даже уравнены: по-райски прекрасной природе соответствуют «Города, озарённые солнцем, / Словно клады в зелёных трущобах…». Заканчивается стихотворение сценой всеобщей молитвы, сопровождаемой открытым признанием лирического субъекта:
…Тихо в Судане.
И над ним, над огромным ребёнком,
Верю, верю, склоняется Бог.

Заключение
«Африканская» тема, в которой завязались многие проблемы, касающиеся творчества Гумилева, требует серьезного и многоаспектного исследования. Следует уточнить маршруты, связанные с его путешествиями, более точно определить круг лиц, с которыми он тогда соприкасался, использовать архивы Академии наук, отражающие работу археологической экспедиции, организованной академиком Радловым, изучить предметы культуры и быта, вывезенные поэтом и находящиеся сейчас в Институте этнографии, прояснить отношение Гумилева к политической истории Эфиопии и многое другое. Но особенно важно органично и доказательно включить «африканские мотивы» в культурный контекст тогдашней эпохи, в которой ориенталистские мотивы и склонности были исключительно сильны и затронули многих и многих русских художников.
Гумилев нашел на африканском континенте многое, что соответствовало внутренней природе его таланта, например яркую, декоративную зрелищность, экзотическую природу, то есть все то, чего он не находил у себя на родине и отчасти увидел лишь в детстве, в бытность свою на Кавказе. Можно сожалеть о том, что русская природа с ее медлительной плавностью очертаний и спокойной красотой не вдохновляла его музу, оставаясь в его душе неким залогом кровного родства, но дело обстояло именно так: его глазу нужен был резкий, контрастный, интенсивный цвет, а слуху - звуки тропических джунглей, он чувствовал себя полностью счастливым лишь тогда, когда, стоя на палубе корабля, видел очертания приближающихся африканских берегов. Эта исключительная по своей силе любовь помогла ему создать великолепные произведения, в которых то чувство, какое мы обычно называем словом «интернационализм», проявилось с огромной художественно-заразительной силой. В этом - большая заслуга Гумилева. (13, с. 233)
На советскую поэзию именно эта сторона его творчества оказала особенно зримое и благотворное воздействие, продолжающееся и до сегодняшнего дня.
Своими духовно-эстетическими исканиями поэт оказался близок современному человеку, находящемуся в постоянном подсознательном поиске жизненных основ.
Стремление Н. Гумилева к осмыслению культурных и религиозных традиций других стран, определение универсальных идей и взаимовлияний в разных культурах стало глобальной идеей современности.

Глоссарий
Герметизм - религиозно-философское течение эпохи эллинизма и поздней античности, носившее эзотерический характер и сочетавшее элементы популярной греческой философии, халдейской астрологии, персидской магии и египетской алхимии.
Диалектика (греч.?????????? - искусство спорить, вести рассуждение) - метод аргументации в философии, а также форма и способ рефлексивного теоретического мышления, имеющего своим предметом противоречия мыслимого содержания этого мышления.
Дискурс (фр. discours) в общем смысле - речь, процесс языковой деятельности. В специальном, социогуманитарном смысле - социально обусловленная организация системы речи, также определённые принципы, в соответствии с которыми реальность классифицируется и репрезентируется (представляется) в те или иные периоды времени. Это специальное значение слова «дискурс» впервые ввёл Э. Бенвенист, противопоставляя discours (речь, привязанная к говорящему) и recit (речь, не привязанная к говорящему).
Изотопия – ряд семантических категорий, которые основываются на родственности, однородности, повторе "тождественных сил" в языковом развертывании текста и обеспечивают его целостное восприятие.
Инвариант - абстрактная структурная единица языка (фонема, морфема, лексема и т. п.) в отвлечении от её конкретных реализаций.
Индифферентизм - постоянное равнодушие или безразличие в отношении к чему-нибудь. Принципиальное значение имеет индифферентизм в области высших вопросов жизни и знания - индифферентизм религиозный и философский. Противоположная индифферентизму крайность есть фанатизм, коего не чужда и философия (???????? - сам сказал - пифагорейцев, jurareinverbamagistri).
Интерсубъективность - особая общность между познающими субъектами, условие взаимодействия и передачи знания (или - значимости опыта познания) одного для другого.
Онирическое пространство – пространство, имеющее отношение ко сну и сновидениям.
Ориенталистика (востокове?дение) - совокупность научных дисциплин, изучающих историю, экономику, литературу, языки, искусство, религию, философию, этнографию, памятники материальной и духовной культуры стран Востока. Иногда объединяется в одну дисциплину с африканистикой (изучение стран Африки), иногда рассматривается от африканистики изолированно. Последнее определяется принадлежностью части африканских стран к мусульманскому миру.
Предикат (лат. praedicatum - заявленное, упомянутое, сказанное) - в логике и языкознании, конститутивный член суждения - то, что высказывается (утверждается или отрицается) о субъекте.
Реминисценция (лат. reminiscentia, воспоминание) - элемент художественной системы, отсылающий к ранее прочитанному, услышанному или виденному произведению искусства.
Шовинизм (фр. chauvinisme) - агрессивная идеология и политика, проповедь национального превосходства. В некоторых случаях трактуется как крайняя форма национализма. Буржуазный национализм, проповедь национальной исключительности, противопоставление интересов одной нации интересам всех других наций, разжигание национальной вражды, чувства презрения и ненависти к другим расам и нациям.

Литература
1. Майкл Баскер, „Далёкое озеро Чад“ Николая Гумилёва (К эволюции акмеистической поэтики), Гумилёвские чтения, Санкт-Петербург: Издательство гуманитарного университета профсоюзов, 1996, 126.
2. Вера Лукницкая, Николай Гумилёв. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких, Ленинград: Лениздат, 1990, 283.
3. Виктор Жирмунский, «Преодолевшие символизм», Николай Гумилёв: proetcontra, Санкт-Петербург: Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2000, 422.
4. Николай Гумилёв, Сочинения в трех томах, 1, Москва: Художественная литература
7. Майкл Баскер, Ранний Гумилёв: путь к акмеизму, Санкт-Петербург: Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2000, 35.
8. Сергей Ожегов, Наталия Шведова, Толковый словарь русского языка, Москва: Азбуковник, 2000, 403.
9. Сергей Аверинцев, «Вода», Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т./ Гл.ред. С. А. Токарев, Москва: Сов.энциклопедия, 1991, I, 240.; также см.: Вячеслав Иванов, «Лунарные мифы», Мифы народов мира, II, 78-80.
10. Иннокентий Анненский, «О романтических цветах», Николай Гумилёв: proetcontra, 2000, 349.
11. Евгений Вагин, «Поэтическая судьба и миропереживание Н.Гумилёва», Николай Гумилёв: proetcontra, 2000, 600.
12. Юрий Зобнин, «Странник духа (о судьбе и творчестве Н.С.Гумилёва)», Николай Гумилёв: proetcontra, 2000, 15-17.
13. «Самый непрочитанный поэт». Заметки Анны Ахматовой о Николае Гумилёве, Новый мир 5, 1990, 233.
14. Африка. Литературный альманах. М., 1988. Вып. 9. С. 710.
15. Аброчнова Е.А. Африка как проект «Райской земли» в творчестве Н. С. Гумилева // Вестн. Нижегор. ун-та им. Н.Т.Лобачевского. Сер.: Филология.- Н. Новгород, 2004.- Вып.1.- С. 61–63.

1. Зарождение акмеизма.
2. Мотивы лирики Гумилева.
3. Позднее творчество.

Я весело преследую звезду...
Н. С. Гумилев

Творчество Н. С. Гумилева, основателя «Цеха поэтов» и главы акмеистов, стало известно еще во времена расцвета символизма. Как считает критик В. М. Жирмунский в своей статье «Преодолевшие символизм», «уже в ранних стихах поэта можно увидеть черты, которые сделали его вождем и теоретиком нового направления». Появлению акмеизма предшествовали «Письма о русской поэзии» Гумилева, где он показал себя проницательным критиком и выработал основные идеи акмеизма. Первые же стихи его были написаны еще под влиянием символизма. Своим учителем Гумилев называл В Я. Брюсова. В 1910 году конфликт между Гумилевым и символистами привел к созданию новой поэтической школы — акмеизма. В 1911 году был создан «Цех поэтов», куда вошли Н. С. Гумилев, А. А. Ахматова, О. Э Мандельштам, С. М. Городецкий, М. А. Зенкевич, В. И. Нарбут. Акмеизм зародился в 1912—1913 годах, отделившись от символизма. Его объявили наследником символизма, закончившего свое развитие. Прежде всего, акмеисты преследовали цель изгнать из искусства ранее обязательную тему мистицизма, а также превратить слово с расплывчатыми очертаниями в точное,отдельное. Гумилев призывал обратиться к «вещности» мира. Музыкальность и лиричность символистов акмеисты заменили графичностью, четкостью, ясностью. Это совершенство формы и было названо от слова «акме» (вершина).Первым его акмеистическим произведением Гумилева считается поэма «Блудный сын» из сборника «Чужое небо» (1912). В своем манифесте «Наследие символизма и акмеизм» Гумилев обозначает главную художественную задачу — «большее равновесие сил и более точное знание отношений между субъектом и объектом». Но в поэзии самого Николая Степановича все отмечали мощную символистскую основу.

Основными чертами поэзии Гумилева Жирмунский называет «активную, откровенную и простую мужественность, его напряженную душевную энергию, его темперамент». Для Гумилева предтечей акмеизма является Т. Готье. В 1914 году Гумилев выпускает книгу переводов из Готье «Эмали и камеи». Уйдя добровольцем на фронт, поэт продолжает писать стихи и критику. Вернувшись в 1918 году, он занимается литературно-издательской деятельностью.

Это поэт, как говорил о нем В. Ф. Ходасевич, «интересный и своеобразный». Его ранние стихи показывают дистанцию, которую он выдерживает с окружающими — его тема одиночества выражена в словах: «Я вежлив с жизнью современною, но между нами есть преграда: все, что смешит ее, надменную, моя единая отрада». Стихи Гумилева не отличаются эмоциональностью содержания, его личных переживаний там крайне мало. Поэт строго относился к подбору поэтических средств, каждое слово в стихах точно выверено и занимает свое место. Жирмунский дал этому такое определение: «Эпиграмматичность строгой словесной формулы». Ни тема любви, ни тема природы не занимает сколько-нибудь важного места в его лирике. Все это заменяется яркими художественными образами, балладной формой стихов. Он обращается к экзотическим странам и героям-путешественникам, конквистадорам, морякам.

...Открыватели новых земель,

Для кого не страшны ураганы,

Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь...

Экзотическая тематика характерна для первых сборников «Путь конквистадоров» (1905), «Романтические цветы» (1908). Поэт путешествует по Италии, Абиссинии, Африке, Леванту, описывает неведомые страны, отважную жизнь и героическую смерть своих героев, покорителей новых земель.

Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.

Лирический герой — одинокий завоеватель, бесстрашный и уверенный в себе, сверхчеловек — здесь полностью отождествляется с автором, этому способствует то, что Гумилев пишет от первого лица. Поэт противопоставляет обыденному тусклому миру свой идеальный романтический, наполненный яркими деталями.

Еще не раз вы вспомните меня
И весь мой мир, волнующий и странный,
Нелепый мир из песен и огня,
Но меж других единый необманный.

Д. П. Святополк-Мирский говорил, что Гумилев привнес «элемент мужественного романтизма» в русскую поэзию. Лиризм и патетика сочетаются у Гумилева с легкой иронией. В третьей книге стихов «Жемчуга» уже большое место занимает философская тема. Он обращается к образу Дон Жуана, который остается наедине со своей совестью и понимает, «что ненужный атом». Мужество и независимость героев поражает читателя — конквистадор предлагает смерти поиграть в свои кости, а орел предпочитает погибнуть в полете к солнцу. Постепенно в поэзии Гумилева стало доминировать повествовательное начало.

Поэзия последних лет жизни наполнена пророческим трагизмом, в поэзии его уже нет масок, перевоплощений, в ней господствует отточенность деталей, выверенность композиции. Оторванный от жизни романтизм сменился эмоциональной напряженностью, четкостью. Война, любовь, разлука — вот темы, возникающие в позднем творчестве поэта. «Огненный столп» — последняя книга стихов — считается вершиной лирики Гумилева. В ней автор философствует о человеке, его жизни и искусстве, творчестве. Самой яркой оценкой поэтического мастерства Николая Гумилева могут считаться слова его учителя В. Я. Брюсова: «Значение его стихов гораздо больше в том, как он говорит, нежели в том, что он говорит».

Анна Ахматова в стихотворении «Он любил» писала:
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стёртые карты Америки.

В лирическом герое этого стихотворения легко узнаётся поэтический профиль Николая Гумилёва. Если вы были внимательными и вдумчивыми читателями, то заметили, что лирике Гумилёва присущи возвышенные, экзотические мотивы, навеянные «музой дальних странствий». Три путешествия в Африку определили основные темы его поэтических сборников «Романтические цветы», «Жемчуга», «Чужое небо» и др. Полный тайн и экзотики, жаркого солнца и неведомых растений, удивительных птиц и животных, африканский мир в стихах Гумилева пленяет щедростью звуков и буйством красок. Отголоски африканских впечатлений слышны и в поздних стихотворениях автора с философской, религиозной и социальной проблематикой. Так, в книге стихов «Шатёр» экзотика из внешней декоративности незаметно перетекает во внутреннюю лирическую тему.В центре поэтического мира Гумилёва - образ независимой и свободной личности. Лирический герой поэта не пассивный созерцатель жизни, а волевая и дерзкая натура, которой чужды серость и обыденность существования. В стихотворении «Старый конквистадор» герой-воин не отступает даже перед лицом смерти. Изнемогая от голода и усталости, он не утратил прежнего азарта, отваги, остался покорителем, завоевателем: «Как всегда, был дерзок и спокоен // И не знал ни ужаса, ни злости…». Риск, испытания, приключения - смысл жизни романтического героя Николая Гумилёва. Его душа стремится ко всему необыкновенному, прекрасному, изысканному. Так романтика подвига, приключений, преклонение перед отважными завоевателями новых земель звучит в небольшом цикле «Капитаны»: «Ни один пред грозой не трепещет, ни один не свернёт паруса». Мужественная интонация, волевое начало являются доминирующими в лирике Гумилёва.

Особенности акмеистической поэзии ярко отразились в лирике Николая Степановича Гумилёва. Многоцветная декоративность, живописность композиции, повествовательность описания, стремление к «вещности» образа, предметная детализация, совершенство формы - всё это подтверждает принадлежность стихотворений Гумилёва к акмеизму.

Поэзия Гумилева начала 1910-х годов 30 Янв 2010 Пора юношеских иллюзий прошла. Да и рубеж конца 1900 - начала 1910-х годов был для многих трудным, переломным. Чувствовал это и Гумилев. Еще весной 1909 года он сказал в связи с книгой критических...

Многие десятилетия мы питались лишь слухами о судьбе Николая Гумилева, о его жизни, и уж тем более об обстоятельствах гибели. В час, когда он родился, морская крепость Кронштадт сотрясалась под натиском шторма. Старая нянька увидела в этом своеобразный...

Время, когда Гумилев вступил на литературное поприще, было временем расцвета “серебряного века” русской литературы. Печататься он стал с 1902 г. В начале своего творческого пути Николай Степанович находился под влиянием символизма. В 1905 г. вышла его...

Федор Михайлович Достоевский - удивительно тонкий и вдумчивый писатель, сумевший разглядеть черты русского национального характера и верно, без лишней сентиментальности передать его черты в своем романе "Униженные и оскорбленные". Можно сколько...

Образная система ранней поэзии Гумилева - это своеобразная "египетская пирамида", к которой не так-то легко подступиться. У подножия этой пирамиды лежит самый ранний сборник стихотворений поэта "Путь конквистадоров". Волевое начало,...