Кто автор путешествие нильса дикими гусями. Отзыв о сказке С.Лагерлеф «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями
Глава 4 . Новые друзья и новые враги
Пять дней летел уже Нильс с дикими гусями. Теперь он не боялся упасть, а спокойно сидел на спине Мартина, поглядывая направо и налево.
Синему небу конца-края нет, воздух легкий, прохладный, будто в чистой воде в нем купаешься. Облака взапуски бегут за стаей: то догонят ее, то отстанут, то собьются в кучу, то снова разбегутся, как барашки по полю.
А то вдруг небо потемнеет, покроется черными тучами, и Нильсу кажется, что это не тучи, а какие-то огромные возы, нагруженные мешками, бочками, котлами, надвигаются со всех сторон на стаю. Возы с грохотом сталкиваются.
Из мешков сыплется крупный, как горох, дождь, из бочек и котлов льет ливень.
А потом опять, куда ни глянь, — открытое небо, голубое, чистое, прозрачное. И земля внизу вся как на ладони.
Снег уже совсем стаял, и крестьяне вышли в поле на весенние работы. Волы, покачивая рогами, тащат за собой тяжелые плуги.
— Га-га-га! — кричат сверху гуси. — Поторапливайтесь! А то и лето пройдет, пока вы доберетесь до края поля.
Волы не остаются в долгу. Они задирают головы и мычат:
— М-м-медленно, но верно! М-м-медленно, но верно! Вот по крестьянскому двору бегает баран. Его только что остригли и выпустили из хлева.
— Баран, баран! — кричат гуси. — Шубу потерял!
— Зато бе-е-егать легче, бе-е-е-гать легче! — кричит в ответ баран.
А вот стоит собачья будка. Гремя цепью, около нее кружит сторожевая собака.
— Га-га-га! — кричат крылатые путешественники. — Какую красивую цепь на тебя надели!
— Бродяги! — лает им вслед собака. — Бездомные бродяги! Вот вы кто такие!
Но гуси даже не удостаивают ее ответом. Собака лает — ветер носит.
Если дразнить было некого, гуси просто перекликались друг с другом.
— Где ты?
— Я здесь!
— Ты здесь?
И лететь им было веселее. Да и Нильс не скучал. Но все-таки иногда ему хотелось пожить по-человечески. Хорошо бы посидеть в настоящей комнате, за настоящим столом, погреться у настоящей печки. И на кровати поспать было бы неплохо! Когда это еще будет! Да и будет ли когда-нибудь! Правда, Мартин заботился о нем и каждую ночь прятал у себя под крылом, чтобы Нильс не замерз. Но не так-то легко человеку жить под птичьим крылышком!
А хуже всего было с едой. Дикие гуси вылавливали для Нильса самые лучшие водоросли и каких-то водяных пауков. Нильс вежливо благодарил гусей, но отведать такое угощение не решался.
Случалось, что Нильсу везло, и в лесу, под сухими листьями, он находил прошлогодние орешки. Сам-то он не мог их разбить. Он бежал к Мартину, закладывал орех ему в клюв, и Мартин с треском раскалывал скорлупу. Дома Нильс так же колол грецкие орехи, только закладывал их не в гусиный клюв, а в дверную щель.
Но орехов было очень мало. Чтобы найти хоть один орешек, Нильсу приходилось иногда чуть не час бродить по лесу, пробираясь сквозь жесткую прошлогоднюю траву, увязая в сыпучей хвое, спотыкаясь о хворостинки.
На каждом шагу его подстерегала опасность.
Однажды на него вдруг напали муравьи. Целые полчища огромных пучеглазых муравьев окружили его со всех сторон. Они кусали его, обжигали своим ядом, карабкались на него, заползали за шиворот и в рукава.
Нильс отряхивался, отбивался от них руками и ногами, но, пока он справлялся с одним врагом, на него набрасывалось десять новых.
Когда он прибежал к болоту, на котором расположилась для ночевки стая, гуси даже не сразу узнали его — весь он, от макушки до пяток, был облеплен черными муравьями.
— Стой, не шевелись! — закричал Мартин и стал быстро-быстро склевывать одного муравья за другим.
Целую ночь после этого Мартин, как нянька, ухаживал за Нильсом.
От муравьиных укусов лицо, руки и ноги у Нильса стали красные, как свекла, и покрылись огромными волдырями. Глаза затекли, тело ныло и горело, точно после ожога.
Мартин собрал большую кучу сухой травы — Нильсу для подстилки, а потом обложил его с ног до головы мокрыми липкими листьями, чтобы оттянуть жар.
Как только листья подсыхали, Мартин осторожно снимал их клювом, окунал в болотную воду и снова прикладывал к больным местам.
К утру Нильсу стало полегче, ему даже удалось повернуться на другой бок.
— Кажется, я уже здоров, — сказал Нильс.
— Какое там здоров! — проворчал Мартин. — Не разберешь, где у тебя нос, где глаз. Все распухло. Ты бы сам не поверил, что это ты, если б увидел себя! За один час ты так растолстел, будто тебя год чистым ячменем откармливали.
Кряхтя и охая, Нильс высвободил из-под мокрых листьев одну руку и распухшими, негнущимися пальцами стал ощупывать лицо.
И верно, лицо было точно туго надутый мяч. Нильс с трудом нашел кончик носа, затерявшийся между вздувшимися щеками.
— Может, надо почаще менять листья? — робко спросил он Мартина. — Как ты думаешь? А? Может, тогда скорее пройдет?
— Да куда же чаще! — сказал Мартин. — Я и так все время взад-вперед бегаю. И надо же тебе было в муравейник залезть!
— Разве я знал, что там муравейник? Я не знал! Я орешки искал.
— Ну, ладно, не вертись, — сказал Мартин и шлепнул ему на лицо большой мокрый лист. — Полежи спокойно, а я сейчас приду.
И Мартин куда-то ушел. Нильс только слышал, как зачмокала и захлюпала под его лапами болотная вода. Потом чмоканье стало тише и наконец затихло совсем.
Через несколько минут в болоте снова зачмокало и зачавкало, сперва чуть слышно, где-то вдалеке, а потом все громче, все ближе и ближе.
Но теперь шлепали по болоту уже четыре лапы.
«С кем это он идет?» — подумал Нильс и завертел головой, пытаясь сбросить примочку, закрывавшую все лицо.
— Пожалуйста, не вертись! — раздался над ним строгий голос Мартина. — Что за беспокойный больной! Ни на минуту одного нельзя оставить!
— А ну-ка, дай я посмотрю, что с ним такое, — проговорил другой гусиный голос, и кто-то приподнял лист с лица Нильса.
Сквозь щелочки глаз Нильс увидел Акку Кебнекайсе.
Она долго с удивлением рассматривала Нильса, потом покачала головой и сказала:
— Вот уж никогда не думала, что от муравьев такая беда может приключиться! Гусей-то они не трогают, знают, что гусь их не боится.
— Раньше я их не боялся, — обиделся Нильс. — Раньше я никого не боялся.
— Ты и теперь никого не должен бояться, — сказала Акка. — Но остерегаться должен многих. Будь всегда наготове. В лесу берегись лисы и куницы. На берегу озера помни о выдре. В ореховой роще избегай кобчика. Ночью прячься от совы, днем не попадайся на глаза орлу и ястребу. Если ты идешь по густой траве, ступай осторожно и прислушивайся, не ползет ли поблизости змея. Если с тобой заговорит сорока, не доверяй ей, — сорока всегда обманет.
— Ну, тогда мне все равно пропадать, — сказал Нильс. — Разве уследишь за всеми сразу? От одного спрячешься, а другой тебя как раз и схватит.
— Конечно, одному тебе со всеми не справиться, — сказала Акка. — Но в лесу и в поле живут не только наши враги, у нас есть и друзья. Если в небе покажется орел, тебя предупредит белка. О том, что крадется лиса, пролопочет заяц. О том, что ползет змея, прострекочет кузнечик.
— Чего ж они все молчали, когда я в муравьиную кучу лез? — проворчал Нильс.
— Ну, надо и самому голову иметь на плечах, — ответила Акка. — Мы проживем здесь три дня. Болото тут хорошее, водорослей сколько душе угодно, а путь нам предстоит долгий. Вот я и решила — пусть стая отдохнет да подкормится. Мартин тем временем тебя подлечит. На рассвете четвертого дня мы полетим дальше.
Акка кивнула головой и неторопливо зашлепала по болоту.
Это были трудные дни для Мартина. Нужно было и лечить Нильса, и кормить его. Сменив примочку из мокрых листьев и подправив подстилку, Мартин бежал в ближний лесок на поиски орехов. Два раза он возвращался ни с чем.
— Да ты просто не умеешь искать! — ворчал Нильс. — Разгребай хорошенько листья. Орешки всегда на самой земле лежат.
— Знаю я. Да ведь тебя надолго одного не оставишь! А лес не так близко. Не успеешь добежать, сразу назад надо.
— Зачем же ты пешком бегаешь? Ты бы летал.
— А ведь верно! — обрадовался Мартин. — Как это я сам не догадался! Вот что значит старая привычка!
На третий день Мартин прилетел совсем скоро, и вид у него был очень довольный. Он опустился около Нильса и, не говоря ни слова, во всю ширь разинул клюв. И оттуда один за другим выкатилось шесть ровных, крупных орехов. Таких красивых орехов Нильс никогда еще не находил. Те, что он подбирал на земле, всегда были уже подгнившие, почерневшие от сырости.
— Где это ты нашел такие орешки?! — воскликнул Нильс. — Точно из лавки.
— Ну, хоть и не из лавки, — сказал Мартин, — а вроде того.
Он подхватил самый крупный орешек и сдавил его клювом. Скорлупа звонко хрустнула, и на ладонь Нильса упало свежее золотистое ядрышко.
— Эти орехи дала мне из своих запасов белка Сирле, — гордо проговорил Мартин. — Я познакомился с ней в лесу. Она сидела на сосне перед дуплом и щелкала орешки для своих бельчат. А я мимо летел. Белка так удивилась, когда увидела меня, что даже выронила орешек. «Вот, — думаю, — удача! Вот повезло!» Приметил я, куда орешек упал, и скорее вниз. Белка за мной. С ветки на ветку перепрыгивает и ловко так — точно по воздуху летает. Я думал, ей орешка жалко, белки ведь народ хозяйственный. Да нет, ее просто любопытство разобрало: кто я, да откуда, да отчего у меня крылья белые? Ну, мы и разговорились. Она меня даже к себе пригласила на бельчат посмотреть. Мне хоть и трудновато среди веток летать, да неловко было отказаться. Посмотрел. А потом она меня орехами угостила и на прощанье вон еще сколько дала — едва в клюве поместились. Я даже поблагодарить ее не мог — боялся орехи растерять.
— Вот это нехорошо, — сказал Нильс, запихивая орешек в рот. — Придется мне самому ее поблагодарить.
На другое утро Нильс проснулся чуть свет. Мартин еще спал, спрятав, по гусиному обычаю, голову под крыло.
Нильс легонько шевельнул ногами, руками, повертел головой. Ничего, все как будто в порядке.
Тогда он осторожно, чтобы не разбудить Мартина, выполз из-под вороха листьев и побежал к болоту. Он выискал кочку посуше и покрепче, взобрался на нее и, став на четвереньки, заглянул в неподвижную черную воду.
Лучшего зеркала и не надо было! Из блестящей болотной жижи на него глядело его собственное лицо. И все на месте, как полагается: нос как нос, щеки как щеки, только правое ухо чуть-чуть больше левого.
Нильс встал, отряхнул мох с коленок и зашагал к лесу. Он решил непременно разыскать белку Сирле.
Во-первых, надо поблагодарить ее за угощение, а во-вторых, попросить еще орехов — про запас. И бельчат хорошо бы заодно посмотреть.
Пока Нильс добрался до опушки, небо совсем посветлело.
«Надо скорее идти, — заторопился Нильс. — А то Мартин проснется и пойдет меня искать».
Но все получилось не так, как думал Нильс. С самого начала ему не повезло.
Мартин говорил, что белка живет на сосне. А сосен в лесу очень много. Поди-ка угадай, на какой она живет!
«Спрошу кого-нибудь», — подумал Нильс, пробираясь по лесу.
Он старательно обходил каждый пень, чтобы не попасть снова в муравьиную засаду, прислушивался к каждому шороху и, чуть что, хватался за свой ножичек, готовясь отразить нападение змеи.
Он шел так осторожно, так часто оглядывался, что даже не заметил, как наткнулся на ежа. Еж принял его прямо в штыки, выставив навстречу сотню своих иголок. Нильс попятился назад и, отступив на почтительное расстояние, вежливо сказал:
— Мне нужно у вас кое-что разузнать. Не можете ли вы хотя бы на время убрать ваши колючки?
— Не могу! — буркнул еж и плотным колючим шаром покатился мимо Нильса.
— Ну что ж! — сказал Нильс. — Найдется кто-нибудь посговорчивей.
И только он сделал несколько шагов, как откуда-то сверху на него посыпался настоящий град: кусочки сухой коры, хворостинки, шишки. Одна шишка просвистела у самого его носа, другая ударила по макушке. Нильс почесал голову, отряхнул мусор и с опаской поглядел вверх.
Прямо над его головой на широколапой ели сидела остроносая длиннохвостая сорока и старательно сбивала клювом черную шишку. Пока Нильс разглядывал сороку и придумывал, как бы с ней заговорить, сорока справилась со своей работой, и шишка стукнула Нильса по лбу.
— Чудно! Прекрасно! Прямо в цель! Прямо в цель! — затараторила сорока и шумно захлопала крыльями, прыгая по ветке.
— По-моему, вы не очень-то удачно выбрали цель, — сердито сказал Нильс, потирая лоб.
— Чем же плохая цель? Очень хорошая цель. А ну-ка постойте здесь минутку, я еще с той ветки попробую. — И сорока вспорхнула на ветку повыше.
— Кстати, как вас зовут? Чтобы я знала, в кого целюсь! — крикнула она сверху.
— Зовут-то меня Нильсом. Только, право, вам не стоит трудиться. Я и так знаю, что вы попадете. Лучше скажите, где тут живет белка Сирле. Мне она очень нужна.
— Белка Сирле? Вам нужна белка Сирле? О, мы с ней старые друзья! Я с удовольствием вас провожу до самой ее сосны. Это недалеко. Идите за мной следом. Куда я — туда и вы. Куда я — туда и вы. Прямо к ней и придете.
С этими словами она перепорхнула на клен, с клена перелетела на ель, потом на осину, потом опять на клен, потом снова на ель.
Нильс метался за ней туда и сюда, не отрывая глаз от черного вертлявого хвоста, мелькавшего среди веток. Он спотыкался и падал, опять вскакивал и снова бежал за сорочьим хвостом.
Лес становился гуще и темнее, а сорока все перепрыгивала с ветки на ветку, с дерева на дерево.
И вдруг она взвилась в воздух, закружилась над Нильсом и затараторила:
— Ах, я совсем забыла, что иволга звала меня нынче в гости! Сами понимаете, что опаздывать невежливо. Вам придется меня немного подождать. А пока всего доброго, всего доброго! Очень приятно было с вами познакомиться.
И сорока улетела.
Целый час выбирался Нильс из лесной чащи. Когда он вышел на опушку, солнце уже стояло высоко в небе.
Усталый и голодный, Нильс присел на корявый корень.
«Вот уж посмеется надо мной Мартин, когда узнает, как одурачила меня сорока. И что я ей сделал? Правда, один раз я разорил сорочье гнездо, но ведь это было в прошлом году, и не здесь, а в Вестменхеге. Ей-то откуда знать!»
Нильс тяжело вздохнул и с досадой стал носком башмачка ковырять землю. Под ногами у него что-то хрустнуло. Что это? Нильс наклонился. На земле лежала ореховая скорлупа. Вот еще одна. И еще, и еще.
«Откуда это здесь столько ореховой скорлупы? — удивился Нильс. — Уж не на этой ли самой сосне живет белка Сирле?»
Нильс медленно обошел дерево, всматриваясь в густые зеленые ветки. Никого не было видно. Тогда Нильс крикнул что было силы:
— Не здесь ли живет белка Сирле?
Никто не ответил.
Нильс приставил ладони ко рту и опять закричал:
— Госпожа Сирле! Госпожа Сирле! Ответьте, пожалуйста, если вы здесь!
Он замолчал и прислушался. Сперва все было по-прежнему тихо, потом сверху до него донесся тоненький, приглушенный писк.
— Говорите, пожалуйста, погромче! — опять закричал Нильс.
И снова до него донесся только жалобный писк. Но на этот раз писк шел откуда-то из кустов, около самых корней сосны.
Нильс подскочил к кусту и притаился. Нет, ничего не слышно — ни шороха, ни звука.
А над головой опять кто-то запищал, теперь уже совсем громко.
«Полезу-ка посмотрю, что там такое», — решил Нильс и, цепляясь за выступы коры, стал карабкаться на сосну.
Карабкался он долго. На каждой ветке останавливался, чтобы отдышаться, и снова лез вверх.
И чем выше он взбирался, тем громче и ближе раздавался тревожный писк.
Наконец Нильс увидел большое дупло.
Из черной дыры, как из окна, высовывались четыре маленьких бельчонка.
Они вертели во все стороны острыми мордочками, толкались, налезали друг на друга, путаясь длинными голыми хвостами. И все время, ни на минуту не умолкая, пищали в четыре рта, на один голос.
Увидев Нильса, бельчата от удивления замолкли на секунду, а потом, как будто набравшись новых сил, запищали еще пронзительнее.
— Тирле упал! Тирле пропал! Мы тоже упадем! Мы тоже пропадем! — верещали бельчата.
Нильс даже зажал уши, чтобы не оглохнуть.
— Да не галдите вы! Пусть один говорит. Кто там у вас упал?
— Тирле упал! Тирле! Он влез на спину Дирле, а Пирле толкнул Дирле, и Тирле упал.
— Постойте-ка, я что-то ничего не пойму: тирле-дирле, дирле-тирле! Позовите-ка мне белку Сирле. Это ваша мама, что ли?
— Конечно, это наша мама! Только ее нет, она ушла, а Тирле упал. Его змея укусит, его ястреб заклюет, его куница съест. Мама! Мама! Иди сюда!
— Ну, вот что, — сказал Нильс, — забирайтесь-ка поглубже в дупло, пока вас и вправду куница не съела, и сидите тихонько. А я полезу вниз, поищу вашего Мирле — или как его там зовут!
— Тирле! Тирле! Его зовут Тирле!
— Ну Тирле, так Тирле, — сказал Нильс и осторожно стал спускаться.
Нильс искал бедного Тирле недолго. Он направился прямо к кустам, откуда раньше слышался писк.
— Тирле, Тирле! Где ты? — кричал он, раздвигая густые ветки.
Из глубины кустарника в ответ ему кто-то тихонько пискнул.
— Ага, вот ты где! — сказал Нильс и смело полез вперед, ломая по дороге сухие стебли и сучки.
В самой гуще кустарника он увидел серый комочек шерсти с реденьким, как метелочка, хвостиком. Это был Тирле. Он сидел на тоненькой веточке, вцепившись в нее всеми четырьмя лапками, и так дрожал со страху, что ветка раскачивалась под ним, точно от сильного ветра.
Нильс поймал кончик ветки и, как на канате, подтянул к себе Тирле.
— Перебирайся ко мне на плечи, — скомандовал Нильс.
— Я боюсь! Я упаду! — пропищал Тирле.
— Да ты уже упал, больше падать некуда! Лезь скорее! Тирле осторожно оторвал от ветки одну лапу и вцепился в плечо Нильса. Потом он вцепился в пего второй лапой и наконец весь, вместе с трясущимся хвостом, перебрался на спину к Нильсу.
— Держись покрепче! Только когтями не очень-то впивайся, — сказал Нильс и, сгибаясь под своей ношей, медленно побрел в обратный путь. — Ну и тяжелый же ты! — вздохнул он, выбравшись из чащи кустарника.
Он остановился, чтобы немного передохнуть, как вдруг знакомый скрипучий голос затрещал прямо у него над головой:
— А вот и я! Вот и я!
Это была длиннохвостая сорока.
— Что это у вас на спине? Очень интересно, что это вы несете? — стрекотала сорока.
Нильс ничего не ответил и молча направился к сосне. Но не успел он сделать и трех шагов, как сорока пронзительно закричала, затрещала, захлопала крыльями.
— Разбой среди бела дня! У белки Сирле похитили бельчонка! Разбой среди бела дня! Несчастная мать! Несчастная мать!
— Никто меня не похищал — я сам упал! — пискнул Тирле.
Однако сорока и слушать ничего не хотела.
— Несчастная мать! Несчастная мать! — твердила она. А потом сорвалась с ветки и стремительно полетела в глубь леса, выкрикивая на лету все одно и то же:
— Разбой среди бела дня! У белки Сирле украли бельчонка! У белки Сирле украли бельчонка!
— Вот пустомеля! — сказал Нильс и полез на сосну.
Нильс был уже на полпути, как вдруг услышал какой-то глухой шум.
Шум приближался, становился все громче, и скоро весь воздух наполнился птичьим криком и хлопаньем тысячи крыльев.
Со всех сторон к сосне слетались встревоженные птицы, а между ними взад и вперед сновала длиннохвостая сорока и громче всех кричала:
— Я сама его видела! Своими глазами видела! Этот разбойник Нильс унес бельчонка! Ищите вора! Ловите его! Держите его!
— Ой, я боюсь! — прошептал Тирле. — Они тебя заклюют, а я опять упаду!
— Ничего не будет, они нас даже не увидят, — храбро сказал Нильс. А сам подумал: «А ведь и верно — заклюют!»
Но все обошлось благополучно.
Под прикрытием веток Нильс с Тирле на спине добрался наконец до беличьего гнезда.
На краю дупла сидела белка Сирле и хвостом вытирала слезы.
А над ней кружилась сорока и без умолку трещала:
— Несчастная мать! Несчастная мать!
— Получайте вашего сына, — тяжело пыхтя, сказал Нильс и, точно куль муки, сбросил Тирле в отверстие дупла.
Увидев Нильса, сорока замолчала на минуту, а потом решительно тряхнула головой и застрекотала еще громче:
— Счастливая мать! Счастливая мать! Бельчонок спасен! Храбрый Нильс спас бельчонка! Да здравствует Нильс!
А счастливая мать обняла Тирле всеми четырьмя лапами, нежно гладила его пушистым хвостом и тихонько посвистывала от радости.
И вдруг она повернулась к сороке.
— Постой-ка, — сказала она, — кто же это говорил, что Нильс украл Тирле?
— Никто не говорил! Никто не говорил! — протрещала сорока я на всякий случай отлетела подальше. — Да здравствует Нильс! Бельчонок спасен! Счастливая мать обнимает свое дитя! — кричала она, перелетая с дерева на дерево.
— Ну, понесла на своем хвосте последние новости! — сказала белка и бросила ей вслед старую шишку.
Только к концу дня Нильс вернулся домой — то есть не домой, конечно, а к болоту, где отдыхали гуси.
Он принес полные карманы орехов и два прутика, сверху донизу унизанные сухими грибами.
Все это подарила ему на прощание белка Сирле.
Она проводила Нильса до опушки леса и долго еще махала ему вслед золотистым хвостом.
На другое утро стая покинула болото. Гуси построились ровным треугольником, и старая Акка Кебнекайсе повела их в путь.
— Летим к Глиммингенскому замку! — крикнула Акка.
— Летим к Глиммингенскому замку! — передавали гуси друг другу по цепочке.
— Летим к Глиммингенскому замку! — закричал Нильс в самое ухо Мартину.
Лагерлеф С.
Сельма ЛАГЕРЛЕФ
ЧУДЕСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НИЛЬСА С ДИКИМИ ГУСЯМИ
ЛЕСНОЙ ГНОМ
В маленькой шведской деревушке Вестменхег жил когда-то мальчик по имени Нильс. С виду - мальчик как мальчик.
А сладу с ним не было никакого.
На уроках он считал ворон и ловил двойки, в лесу разорял птичьи гнезда, гусей во дворе дразнил, кур гонял, в коров бросал камни, а кота дергал за хвост, будто хвост - это веревка от дверного колокольчика.
Так прожил он до двенадцати лет. И тут случилось с ним необыкновенное происшествие.
Вот как было дело.
Однажды в воскресенье отец с матерью собрались на ярмарку в соседнее село. Нильс не мог дождаться, когда они уйдут.
“Шли бы скорее! - думал Нильс, поглядывая на отцовское ружье, которое висело на стене. - Мальчишки от зависти лопнут, когда увидят меня с ружьем”.
Но отец будто отгадал его мысли.
- Смотри, из дому ни на шаг! - сказал он. - Открывай учебник и берись за ум. Слышишь?
- Слышу, - ответил Нильс, а про себя подумал: “Так я и стану тратить воскресный день на уроки!”
- Учись, сынок, учись, - сказала мать.
Она даже сама достала с полки учебник, положила на стол и придвинула кресло.
А отец отсчитал десять страниц и строго-настрого приказал:
- Чтобы к нашему возвращению все назубок знал. Сам проверю.
Наконец отец с матерью ушли.
“Им-то хорошо, вон как весело шагают! - тяжело вздохнул Нильс. - А я точно в мышеловку попался с этими уроками!”
Ну что поделаешь! Нильс знал, что с отцом шутки плохи. Он опять вздохнул и уселся за стол. Правда, смотрел он не столько в книгу, сколько в окно. Ведь это было куда интереснее!
По календарю был еще март, но здесь, на юге Швеции, весна уже успела переспорить зиму. В канавах весело бежала вода На деревьях набухли почки. Буковый лес расправил спои ветви, окоченевшие в зимние холода, и теперь тянулся кверху, как будто хотел достать до голубого весеннего неба.
А под самым окном с важным видом разгуливали куры, прыгали и дрались воробьи, в мутных лужах плескались гуси. Даже коровы, запертые в хлеву, почуяли весну и мычали на все голоса, словно просили: “Вы-ыпусти нас, вы-ыпусти нас!”
Нильсу тоже хотелось и петь, и кричать, и шлепать по лужам, и драться с соседскими мальчишками. Он с досадой отвернулся от окна и уставился в книгу. Но прочел он не много. Буквы стали почему-то прыгать перед глазами, строчки то сливались, то разбегались... Нильс и сам не заметил, как заснул.
Кто знает, может быть, Нильс так и проспал бы весь день, если б его не разбудил какой-то шорох.
Нильс поднял голову и насторожился.
В зеркале, которое висело над столом, отражалась вся комната. Никого, кроме Нильса, в комнате нет... Все как будто на своем месте, все в порядке...
И вдруг Нильс чуть не вскрикнул. Кто-то открыл крышку сундука!
В сундуке мать хранила все свои драгоценности. Там лежали наряды, которые она носила еще в молодости, - широченные юбки из домотканого крестьянского сукна, расшитые цветным бисером лифы; белые как снег накрахмаленные чепцы, серебряные пряжки и цепочки.
Мать никому не позволяла открывать без нее сундук, а Нильса и близко к нему не подпускала. И уж о том, что она могла уйти из дому, не заперев сундука, даже говорить нечего! Не бывало такого случая. Да и сегодня - Нильс отлично это помнил - мать два раза возвращалась с порога, чтобы подергать замок, - хорошо ли защелкнулся?
Кто же открыл сундук?
Может быть, пока Нильс спал, в дом забрался вор и теперь прячется где-нибудь здесь, за дверью или за шкафом?
Нильс затаил дыхание и, не мигая, всматривался в зеркало.
Что это за тень там, в углу сундука? Вот она шевельнулась... Вот поползла по краю... Мышь? Нет, на мышь не похоже...
Нильс прямо глазам не верил. На краю сундука сидел маленький человечек. Он словно сошел с воскресной картинки в календаре. На голове - широкополая шляпа, черный кафтанчик украшен кружевным воротником и манжетами, чулки у колен завязаны пышными бантами, а на красных сафьяновых башмачках поблескивают серебряные пряжки.
“Да ведь это гном! - догадался Нильс. - Самый настоящий гном!”
Мать часто рассказывала Нильсу о гномах. Они живут в лесу. Они умеют говорить и по-человечьи, и по-птичьи, и по-звериному. Они знают о всех кладах, которые хоть сто, хоть тысячу лет назад были зарыты в землю. Захотят гномы - зимой на снегу цветы зацветут, захотят - летом замерзнут реки.
Ну, а бояться гнома нечего. Что плохого может сделать такое крошечное существо!
К тому же гном не обращал на Нильса никакого внимания. Он, кажется, ничего не видел, кроме бархатной безрукавки, расшитой мелким речным жемчугом, что лежала в сундуке на самом верху.
Пока гном любовался затейливым старинным узором, Нильс уже прикидывал, какую бы штуку сыграть с удивительным гостем.
Хорошо бы столкнуть его в сундук и потом захлопнуть крышку. А можно еще вот что...
Не поворачивая головы, Нильс оглядел комнату. В зеркале она вся была перед ним как на ладони. На полках в строгом порядке выстроились кофейник, чайник, миски, кастрюли... У окна - комод, заставленный всякой всячиной... А вот на стене - рядом с отцовским ружьем - сачок для ловли мух. Как раз то, что нужно!
Нильс осторожно соскользнул на пол и сдернул сачок с гвоздя.
Один взмах - и гном забился в сетке, как пойманная стрекоза.
Его широкополая шляпа сбилась на сторону, ноги запутались в полах кафтанчика. Он барахтался на дне сетки и беспомощно размахивал руками. Но чуть только ему удавалось немного приподняться, Нильс встряхивая сачок, и гном опять срывался вниз.
- Послушай, Нильс, - взмолился наконец гном, - отпусти меня па волю! Я дам тебе за это золотую монету, большую, как пуговица на твоей рубашке.
Нильс на минуту задумался.
- Что ж, это, пожалуй, неплохо, - сказал он и перестал раскачивать сачок.
Цепляясь за реденькую ткань, гном ловко полез вверх, Вот он уже ухватился за железный обруч, и над краем сетки показалась его голова...
Тут Нильсу пришло на ум, что он продешевил. Вдобавок к золотой монете ведь можно было потребовать, чтобы гном учил за него уроки. Да мало ли что еще можно придумать! Гном теперь на все согласится! Когда сидишь в сачке, спорить не станешь.
И Нильс снова встряхнул сетку.
Но тут вдруг кто-то отвесил ему такую затрещину, что сетка выпала у него из рук, а сам он кубарем откатился в угол.
С минуту Нильс лежал не двигаясь, потом кряхтя и охая, встал.
Гнома уже и след простыл. Сундук был закрыт, а сачок висел на своем месте - рядом с отцовским ружьем.
“Приснилось мне все это, что ли? - подумал Нильс. - Да пет, правая щека горит, словно по ней прошлись утюгом. Это гном так меня огрел! Конечно, отец с матерью не поверят, что гном побывал у нас в гостях. Скажут - все твои выдумки, чтобы уроки не учить. Нет, как ни верти, а надо опять садиться за книгу!”
Нильс сделал два шага и остановился. С комнатой что-то случилось. Стены их маленького домика раздвинулись, потолок ушел высоко вверх, а кресло, на котором Нильс всегда сидел, возвышалось над ним неприступной горой. Чтобы взобраться на него, Нильсу пришлось карабкаться по витай ножке, как по корявому стволу дуба. Книга по-прежнему лежала на столе, но она была такая огромная, что вверху страницы Нильс не мог разглядеть ни одной буквы. Он улегся животом на книгу и пополз от строчки к строчке, от слова к слову. Он прямо измучился, пока прочел одну фразу.
- Да что же это такое? Так ведь и к завтрашнему дню до конца страницы не доберешься! - воскликнул Нильс и рукавом отер пот со лба.
И вдруг он увидел, что из зеркала на него смотрит крошечный человечек - совсем такой же, как тот гном, который попался к нему в сетку. Только одет по-другому: в кожаных штанах, в жилетке и в клетчатой рубашке с большими пуговицами.
- Эй ты, чего тебе здесь надо? - крикнул Нильс и погрозил человечку кулаком.
Человечек тоже погрозил кулаком Нильсу.
Нильс подбоченился и высунул язык. Человечек тоже подбоченился и тоже показал Нильсу язык.
Нильс топнул ногой. И человечек топнул ногой.
Нильс прыгал, вертелся волчком, размахивал руками, но человечек не отставал от него. Он тоже прыгал, тоже вертелся волчком и размахивал руками.
Тогда Нильс сел на книгу и горько заплакал. Он понял, что гном заколдовал его и что маленький человечек, который смотрел на него из зеркала, - это он сам, Нильс Хольгерсон.
“А может быть, это все-таки сон?” - подумал Нильс.
Он крепко зажмурился, потом - чтобы совсем проснуться - ущипнул себя изо всех сил и, подождав с минуту, снова открыл глаза. Нет, он не спал. И рука, которую он ущипнул, болела по-настоящему.
Нильс подобрался к самому зеркалу и уткнулся в него носом. Да, это он, Нильс. Только был он теперь не больше воробья.
“Надо найти гнома, - решил Нильс. - Может быть, гном просто пошутил?”
Нильс сполз по ножке кресла на пол и стал обшаривать все углы. Он залез под скамью, под шкаф, - сейчас ему это было нетрудно, - залез даже в мышиную нору, но гнома нигде не было.
Оставалась еще надежда - гном мог спрятаться во дворе.
Нильс выбежал в сени. Где же его башмаки? Они должны стоять возле двери. И сам Нильс, и его отец с матерью, и все крестьяне в Вестменхеге, да и во всех деревнях Швеции, всегда оставляют свои башмаки у порога. Башмаки ведь деревянные. В них ходят только по улице, а дома снимают.
Но как он, такой маленький, справится теперь со своими большими, тяжелыми башмачищами?
И тут Нильс увидел перед дверью пару крохотных башмачков. Сначала он обрадовался, а потом испугался. Если гном заколдовал даже башмаки, - значит, он и не собирается снять заклятие с Нильса!
Нет, нет, надо поскорее найти гнома! Надо просить его, умолять! Никогда, никогда больше Нильс никого не обидит! Он станет самым послушным, самым примерным мальчиком...
Нильс сунул ноги в башмачки и проскользнул в дверь. Хорошо, что она была приоткрыта. Разве смог бы он дотянуться до щеколды и отодвинуть ее!
У крыльца, на старой дубовой доске, переброшенной с одного края лужи на другой, прыгал воробей. Чуть только воробей увидел Нильса, он запрыгал еще быстрее и зачирикал во все свое воробьиное горло. И - удивительное дело! - Нильс его прекрасно понимал.
- Посмотрите-ка на Нильса! - кричал воробей. - Посмотрите-ка на Нильса!
- Кукареку! - весело заорал петух. - Сбросим-ка его в ре-ку!
А куры захлопали крыльями и наперебой закудахтали:
- Так ему и надо! Так ему и надо! Гуси обступили Нильса со всех сторон и, вытягивая шеи, шипели ему в ухо:
- Хорош-ш! Ну уж хорош! Что, боиш-шься теперь? Боишься?
И они клевали его, щипали, долбили клювами, дергали за руки и за ноги.
Бедному Нильсу пришлось бы совсем плохо, если бы в это время на дворе не появился кот. Заметив кота, куры, гуси и утки сейчас же бросились врассыпную и принялись рыться в земле с таким видом, будто их ничего на свете не интересует, кроме червяков и прошлогодних зерен.
А Нильс обрадовался коту, как родному.
- Милый котик, - сказал он, - ты знаешь все закоулки, все дыры, все норки на нашем дворе. Будь добр, скажи, где мне найти гнома? Он ведь не мог далеко уйти.
Кот ответил не сразу. Он уселся, обвил хвостом передние лапы и посмотрел на мальчика. Это был огромный черный кот, с большим белым пятном на груди. Его гладкая шерстка так и блестела на солнце. Вид у кота был вполне добродушный. Он даже втянул свои когти и зажмурил желтые глаза с узенькой-преузенькой полоской посредине.
- М-р-р, м-р-р! Я, конечно, знаю, где найти гнома, - заговорил кот ласковым голосом. - Но еще неизвестно, скажу я тебе или нет...
- Котик, котик, золотой ротик, ты должен мне помочь! Разве ты не видишь, что гном меня заколдовал?
Кот чуть-чуть приоткрыл глаза. В них вспыхнул зеленый злой огонек, но мурлыкал кот по-прежнему ласково.
- Это за что же я должен тебе помогать? - сказал он. - Может быть, за то, что ты сунул мне в ухо осу? Или за то, что ты подпалил мне шерсть? Или за то, что ты каждый день дергал меня за хвост? А?
- А я и сейчас могу дернуть тебя за хвост! - закричал Нильс. И, забыв о том, что кот раз в двадцать больше, чем он сам, шагнул вперед.
Что тут стало с котом! Глаза у него засверкали, спина выгнулась, шерсть поднялась дыбом, из мягких пушистых лап вылезли острые когти. Нильсу даже показалось, что это какой-то невиданный дикий зверь выскочил из лесной чащи. И все-таки Нильс не отступил. Он сделал еще шаг... Тогда кот одним прыжком опрокинул Нильса и прижал его к земле передними лапами.
- Помогите, помогите! - закричал Нильс изо всех сил. Но голосок у него был теперь не громче, чем у мышонка. Да и некому было его выручать.
Нильс понял, что ему пришел конец, и в ужасе закрыл глаза.
Вдруг кот втянул когти, выпустил Нильса из лап и сказал:
- Ладно, на первый раз хватит. Если бы твоя мать не была такой доброй хозяйкой и не поила меня утром и вечером молоком, тебе пришлось бы худо. Ради нее я оставлю тебя в живых.
С этими словами кот повернулся и будто ни в чем не бывало пошел прочь, тихонько мурлыкая, как полагается доброму домашнему коту.
А Нильс встал, стряхнул с кожаных штанов грязь и поплелся в конец двора. Там он вскарабкался на выступ каменной ограды, уселся, свесив крошечные ноги в крошечных башмачках, и задумался.
Что же будет дальше?! Скоро вернутся отец и мать! Как они удивятся, увидев своего сына! Мать, конечно, заплачет, а отец, может, скажет: так Нильсу и надо! Потом придут соседи со всей округи, примутся его рассматривать и ахать... А вдруг его кто-нибудь украдет, чтобы показывать зевакам на ярмарке? Вот посмеются над ним мальчишки!.. Ах, какой он несчастный! Какой несчастный! На всем белом свете, наверное, нет человека несчастнее, чем он!
Эта история про одного мальчика, который жил со своей семьей в одной из деревушек Швейцарии.
Нильс Хольгерсон, так зовут нашего героя, был 12-ти летним хулиганом, который не раз устраивал передряги с местными мальчишками, издевался над животными, кидая в них камнями и дергая за хвосты. Нильс, как и многие мальчики его возраста, совершенно не хотел учиться и слушаться родителей.
Приключения Нильса начались в один из самых обычных, весенних дней, когда его родители уходя по делам, строго-настрого приказали не выходить из дому, и делать уроки. После знакомства с гномом, которому не понравились насмешки Нильса, и он решил преподать ему урок, уменьшив его до своих размеров, сорванцу предстояло выдержать кучу испытаний и приключений. В поисках злобного, лесного гнома, мальчик успел попутешествовать с дикими гусями в Лапландию, увязавшись за своим домашним гусем Мартином, спасти древний замок от нашествия крыс, помочь бельчонку вернуться в родительское гнездо, и медведям скрыться от охотника. Встречался Нильс и с людьми – боролся с кухаркой за жизнь Мартина, помогал писателю восстановить рукописи, и беседовал с ожившими статуями. Все это время, отбиваясь от атак хитрого лиса Смирре. Эти, и многие другие препятствия ожидали его на пути в Лапландию.
В пути Нильсу пришлось подружиться с природой и самим собой, найти способ как снять заклятие, и в итоге вернуться домой и превратится из хулигана в хорошего мальчика.
Эта книга рассказывает не только о чудесной природе Швейцарии, захватывающем дух путешествии, но и учит читателей доброму, заставляет задуматься о наших поступках. Маленький мальчик Нильс на своем примере показал что, делая добро, и помогая тем, кто попал в беду, ты становишься только сильнее, приобретая новых друзей, и становясь гордостью для своих родителей.
Картинка или рисунок Лагерлёф - Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Янссон Волшебная зима
Это одна из историй о приключениях Муми-тролля – сказочного существа. Семья Муми-троллей жила в Муме-доле. А зимой, по обычаю, все они спали в своем домике.
- Краткое содержание Гоголь Старосветские помещики
Очень красивы и аппетитны описания, с которых и начинается повесть. Пища – практически единственное, что заботит стариков. Вся жизнь подчинена ей: утром покушали то или то
Был теплый ясный день. К полудню солнце стало припекать, а в Лапландии даже летом это бывает нечасто.
В тот день Мартин и Марта решили дать своим гусятам первый урок плавания.
На озере они боялись учить их - как бы не случилось какой беды! Да и сами гусята, даже храбрый Юкси, ни за что не хотели лезть в холодную озерную воду.
К счастью, накануне прошел сильный дождь, и лужи еще не высохли. А в лужах вода и теплая и неглубокая. И вот на семейном совете было решено поучить гусят плавать сначала в луже. Их выстроили парами, а Юкси, как самый старший, шел впереди.
Около большой лужи все остановились. Марта вошла в воду, а Мартин с берега подталкивал к ней гусят.
Смелей! Смелей! - покрикивал он на птенцов.- Смотрите на свою мать и подражайте ей во всем.
Но гусята топтались у самого края лужи, а дальше не шли.
Вы опозорите всю нашу семью! - кричала на них Марта.- Сейчас же идите в воду!
И она в сердцах ударила крыльями по луже.
Гусята по-прежнему топтались на месте.
Тогда Мартин подхватил Юкси клювом и поставил его прямо посреди лужи. Юкси сразу по самую макушку ушел в воду. Он запищал, забарахтался, отчаянно забил крылышками, заработал лапками и… поплыл.
Через минуту он уже отлично держался на воде и с гордым видом посматривал на своих нерешительных братьев и сестер.
Это было так обидно, что братья и сестры сразу же полезли в воду и заработали лапками ничуть не хуже Юкси. Сначала они старались держаться поближе к берегу, а потом осмелели и тоже поплыли на самую середину лужи.
Вслед за гусями и Нильс решил было выкупаться.
Но в это время какая-то широкая тень накрыла лужу.
Нильс поднял голову. Прямо над ними, распластав огромные крылья, парил орел.
Скорей на берег! Спасайте птенцов! - закричал Нильс Мартину и Марте, а сам помчался искать Акку.
Прячьтесь! - кричал он по дороге.- Спасайтесь! Берегитесь!
Встревоженные гуси выглядывали из гнезд, но, увидев в небе орла, только отмахивались от Нильса.
Да что вы, ослепли все, что ли? - надрывался Нильс.- Где Акка Кебнекайсе?
Я тут. Что ты кричишь, Нильс? - услышал он спокойный голос Акки, и голова ее высунулась из камыша.- Чего ты пугаешь гусей?
Да разве вы не видите? Орел!
Ну, конечно, вижу. Вот он уже спускается.
Нильс, вытаращив глаза, смотрел на Акку. Он ничего не понимал.
Орел приближается к стае, и все преспокойно сидят, будто это не орел, а ласточка какая-нибудь!
Чуть не сбив Нильса с ног широкими сильными крыльями, орел сел у самого гнезда Акки Кебнекайсе.
Привет друзьям! - весело сказал он и щелкнул своим страшным клювом.
Гуси высыпали из гнезд и приветливо закивали орлу.
А старая Акка Кебнекайсе вышла ему навстречу и сказала:
Здравствуй, здравствуй, Горгб. Ну, как живешь? Рассказывай про свои подвиги!
Да уж лучше мне о своих подвигах не рассказывать,- ответил Горго.- Ты меня не очень-то за них похвалишь!
Нильс стоял в стороне, смотрел, слушал и не верил ни своим глазам, ни своим ушам.
«Что за чудеса!-думал он.- Кажется, этот Горго даже побаивается Акки. Будто Акка - орел, а он - обыкновенный гусь».
И Нильс подошел поближе, чтобы получше разглядеть этого удивительного орла..
Горго тоже уставился на Нильса.
А это что за зверь? - спросил он Акку.- Не человечьей ли он породы?
Это Нильс,- сказала Акка.- Он действительно человечьей породы, но все-таки наш лучший друг.
Друзья Акки - мои друзья,- торжественно сказал орел Горго и слегка наклонил голову.
Потом он снова повернулся к старой гусыне.
Надеюсь, вас тут без меня никто не обижает? - спросил Горго.- Вы только дайте знак, и я со всяким расправлюсь!
Ну, ну, не зазнавайся,- сказала Акка и легонько стукнула орла клювом но голове.
А что, разве не так? Разве смеет кто-нибудь из птичьего народа перечить мне? Что то я таких не знаю. Пожалуй, только ты! - И орел ласково похлопал своим огромным крылом по крылу гусыни.- А теперь мне пора,- сказал он, бросив орлиный взгляд на солнце.- Мои птенцы до хрипоты накричатся, если я запоздаю с обедом. Они ведь все в меня!
Ну, спасибо, что навестил,- сказала Акка.- Я тебе
всегда рада.
До скорого свидания! - крикнул орел.
Он взмахнул крыльями, и ветер зашумел над гусиной толпой.
Нильс долго стоял, задрав голову, и глядел на исчезавшего в небе орла.
Что, улетел? - шепотом спросил он, вылезая на берег.
Улетел, улетел, не бойся, его и не видно уже! - сказал Нильс.
Мартин повернулся назад и закричал:
Марта, дети, вылезайте! Он улетел!
Из густых зарослей выглянула встревоженная Марта.
Марта осмотрелась кругом, потом поглядела на небо и только тогда вышла из камышей. Крылья ее были широко растопырены, и под ними жались перепуганные гусята.
Неужели это был настоящий орел? - спросила Марта.
Самый настоящий,- сказал Нильс.- И страшный какой. Кончиком клюва заденет - так насмерть зашибет. А поговоришь с ним немножко - даже и не скажешь, что это орел. С нашей Аккой, как с родной матерью, разговаривает.
А как же ему иначе со мной разговаривать? - сказала Акка.- Я ему вроде матери и прихожусь.
Тут уж Нильс совсем разинул рот от удивления.
Ну да, Горго - мой приемный сын,- сказала Акка.- Идите-ка поближе, я вам сейчас все расскажу.
И Акка рассказала им удивительную историю.
С малышом-коротышом Нильсом Хольгерссоном и его гусиной эскадрильей мне пришлось знакомиться целых три раза. В смысле — знакомиться заново. Первым знакомством, безусловно, был замечательный советский мультфильм 1955 года «Заколдованный мальчик».
Следующим на очереди был перевод сказки, а точнее — не перевод, а вольный пересказ, сделанный З. Задунайской и А. Любарской. О том, насколько он вольный, я узнал, уже будучи взрослым, когда мне в руки, наконец-то, попала полная версия книги в переводе Л. Брауде. Сразу же возник вопрос: а много ли у нас найдётся детей, способных осилить эту версию, где на каждом шагу приходиться продираться сквозь подробные описания шведских провинций, местных реалий и природных зарисовок? Почему любимая сказка шведской детворы оказывается столь тяжеловесной для детворы нашей? Причины этого напрямую связаны с историей создания книги…
Учительница становится писательницей
Мечта стать писательницей преследовала шведскую девочку Сельму Оттилию Лувису Лагерлёф (р. 20.11.1858) с семи лет. Развитию её буйного воображения способствовали обстоятельства не самого приятного характера. С 3-х лет Сельму парализовало, и, прикованная к постели, девочка могла часами слушала сказки, которые рассказывала её любимая бабушка.
А затем в жизни Сельмы произошло событие, вполне сравнимое со сказочным. В девятилетнем возрасте её отправляют на лечение в Стокгольм. И столичным врачам удаётся сделать невозможное — девочка вновь стала ходить, хотя и до конца жизни хромала.
Писательство, как известно, дело ненадёжное, поэтому Сельма окончила педагогическое училище и стала работать в школе для девочек в г. Ландскруна. В 1885 году её вновь настигло горе – да не одно, а целых два. Умер, горячо любимый, отец, а родовое имение рода Лагерлёф – Морбакка – тут же продали за долги.
Как ни странно, поправить финансовое благосостояние учительнице помогла именно детская мечта. В 1891 году она участвует в литературном конкурсе и пишет роман «Сага о Йёсте Берлиге». Романтическое произведение прозвучало так свежо на фоне господства реалистического стиля, что «Сага» быстро снискала любовь читателей и восторженные похвалы критиков. Уже спустя пять лет Сельма почувствовала себя достаточно состоятельной, чтобы бросить учительское ремесло и полностью отдаться творчеству. Однако, её терзали и сомнения.
Сельма Лагерлёф:
«Я слишком быстро двинулась вперед. Не знаю, сумею ли сохранить свое место в литературе, не говоря уж о том, чтобы пойти дальше».
Однако настоящий триумф писательницы был ещё впереди…
Учебник становится сказкой
«…вдруг мальчику явственно представилась его школа. …он,
Нильс, стоит у географической карты и должен отвечать
на какие-то вопросы о Блекинге. Время идет, а он молчит.
Лицо учителя мрачнеет. Он хотел бы почему-то, чтоб
ученики знали географию лучше всех других предметов».
(С. Лагерлёф «Удивительное путешествие Нильса…»)
В начале ХХ века руководитель Всеобщего союза учителей народных школ – Альфред Далин — инициировал смелый педагогический эксперимент. Он подумал: а что если создать школьные учебники не в привычном сухом стиле, а похожими на увлекательные литературные произведения?
По замыслу каждый учебник должны были писать два человека: собственно писатель и специалист по предмету. Неудивительно, что среди первых претендентов, способных воплотить эту нелёгкую идею, была Сельма Лагерлёф. Она была и учительницей, и писательницей в одном флаконе, поэтому сразу отказалась от соавторов.
Сельма Лагерлеф:
«Уж если я берусь за какую-то работу, то должна ощущать и всю меру ответственности за нее.
…Мысленно я задавала самой себе вопрос: что должен в первую очередь знать ребенок, о чем должен иметь свежее, живое представление? И ответ, само собою разумеется, напрашивался: первое, что должны узнать малыши, – это их собственная страна».
Одним словом, писательница взялась за учебник по шведской географии. Впрочем, от посторонней помощи она не отказалась. Тот же Альфред Далин разослал по разным уголкам Швеции опросные листы с целью получить интересный местный материал по этнографии м фольклору. Работа над книгой началась в 1904 году, и поначалу продвигалась тяжело.
Из писем Лагерлёф — Далину:
«До сих пор работа над учебником убедила меня, пожалуй, лишь в том, как мало мы знаем о нашей стране; правда, быть может, мне следовало бы сказать: как мало знаю о ней я. Читаю что придется по геологии, зоологии, ботанике, истории! Все науки так немыслимо шагнули вперед с тех пор, как я окончила школу!
…я буду думать о форме книги, которая действенней всего помогла бы вложить премудрость о нашей стране в эти маленькие головки. Возможно, старые предания помогут нам…».
Материал накапливался, но Сельма не хотела, чтобы книга предстала в виде разрозненных фрагментов. Ей нужна была связующая сюжетная линия, на которую, как на нить, можно было бы нанизывать географические сведения и местные легенды. В поисках вдохновения писательница лично совершает поездку по Швеции – посещает провинции Смоланд, Блёкинг, Норрланд и даже спускается в шахту Фалунского рудника.
В своём турне она не могла проехать мимо прекрасной провинции Вёрмланд, где располагалась её родная и потерянная Морбакка.
Сельма Лагерлёф:
«Что-то есть необыкновенное в воздухе Морбакки. Здесь рождается энергия, но она пропадает, стоит выйти в большой мир. А в Морбакке она лежит, как поле под паром».
Если верить самой писательнице, именно во время посещения Морбакки её настигло озарение. Внезапно, ей показалось, что она видит крохотного мальчонку, которого пытается схватить сова. Позже эта «история» прямиком попадёт прямо в сказку вместе с самой Лагерлёф.
Рис. — В. Куприянов.
«Сначала женщина от изумления не могла двинуться с места. Но малыш кричал все жалобней и жалобней; тогда она поспешила вмешаться и разняла сражавшихся. Сова взлетела на дерево, а малыш остался на дорожке, даже не пытаясь спрятаться или убежать.
…- Показать тебе, где переночевать? А ты разве не здешний?
— Ага, вы думали, я из малого народца, — сказал коротыш. — Но я такой же человек, как и вы, хоть меня и заколдовал домовой!».
Второй отправной точкой сюжета стало реальное воспоминание об удивительном случае, произошедшем в Морбакке её детства. Однажды белый домашний гусь сбежал из усадьбы Лагерлёф вместе со стаей диких гусей, а спустя время вернулся… с гусыней и выводком гусят!
Кадр из м-ф «Заколдованный мальчик» (1955).
И, наконец, последнее – решающее – влияние на сюжет сказки оказали произведения Киплинга с его говорящими животными.
Из письма Лагерлёф — Далину:
«Среди всех моих исканий и попыток сделать описания холмов и болот, берегов и гор привлекательными для девятилетних детей мне пришли в голову анималистские книги английского писателя Киплинга. …именно его пример соблазнил меня попытаться, поместив животных в какой-то ландшафт, оживить его».
Так родилась долгожданная центральная сюжетная нить. Мальчишка, превращённый домовым в лилипутика, совершает на спине домашнего гуся Мортена головокружительное путешествие с дикой гусиной стаей через всю Швецию. Он наблюдает разные провинции, города, сёла, заводы, знакомиться с местными жителями и их обычаями, слушает легенды и истории. И при этом, конечно, сам постоянно переживает опасные и увлекательные приключения.
Карта маршрута Нильса 1947 г. в мемориальном музее в Морбакке:/
Однако путешествие Нильса – не просто авантюра. Во время испытаний вредный и даже жестокий мальчик учиться любить, сопереживать, помогать другим и прощать. Он уже не может подставить другого человека, даже ради того, чтобы снять с себя заклятие. А в конце книги Нильс помогает освободиться из плена извечному врагу гусиной стаи – лису Смирре. Недаром в одной из анкет на вопрос «Ваша излюбленная добродетель?» христианка Лагерлёф ответила: «Милосердие».
Рис. — Б.Диодоров.
Писательницу интересуют не только люди. Огромное количество страниц книги посвящено природе Швеции. Здесь разговаривают не только животные, но даже реки, скалы и лес. Сельма одной из первых заставила людей задуматься об экологии, о сохранении естественной среды от посягательств человека.
Сельма Лагерлёф «Удивительное путешествие Нильса…»:
«- Если ты научился у нас чему-нибудь хорошему, Малыш-Коротыш, то ты, может, и не считаешь, что всем на земле должны владеть люди, — повела речь гусыня-предводительница. — Подумай, у вас, людей, такие большие угодья, столько земли! Неужто вы не можете оставить несколько голых шхер, несколько обмелевших озер, болотных трясин, несколько безлюдных скал и отдаленных лесов нам, чтобы мы, бедные птицы и звери, жили там в мире и в покое!».
Рис. — В. Куприянов.
24 ноября 1906 года первый том «Удивительного путешествия Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции» появился на прилавках магазинов. Через год подоспел и второй. В стране как раз проходила реформа правописания, и книга стала одним из первых произведений напечатанных по новым правилам лексики.
Сразу скажу, что сказка вызвала восторг далеко не у всех шведских критиков. Многие из тех, кто смотрели на произведение с учебно-педагогической точки зрения, обвиняли писательницу в географических и биологических неточностях, укоряли в том, что провинция Смоланд изображена слишком убогой, а провинция Голланд и вовсе только упомянута. В этом было зерно истины – для полноценного школьного учебника «Нильс» не очень-то годился. Скорее, это было замечательное пособие для дополнительного чтения.
Рис. John Bauer из издания 1906 г.
Однако большинство шведских читателей не стали заморачиваться по поводу научных тонкостей и полюбили книгу всем сердцем. Шведский поэт Карл Снойльский восторженно писал, что эта сказка вселила «жизнь и краски в сухой пустынный песок школьного урока» . Ему вторил шведский исследователь Нильс Афцелиус: «Вместо того чтобы написать справочник для студентов университета, она подарила детям стимул к познанию» .
Сельма Лагерлеф:
«Думаю и надеюсь, что сказки заставят ребенка заинтересоваться истинным положением вещей. …Пока детям весело читать эту книгу, она будет побеждать».
После «Нильса» слава Сельмы Лагерлёф приобретает сначала национальный, а потом и всемирный размах. В 1909 году писательница становится первой женщиной-лауреатом Нобелевской премии по литературе, которую ей вручили, как «как дань высокому идеализму, яркому воображению и духовному проникновению, которые отличают все её произведения». В 1914 году Лагерлёф снова становится первой — первой женщиной-членом Шведской Академии.
Сельма Лагерлёф в 1906 г.
Получив премию, Сельма тут же выкупает своё родное имение Морбакку, где и живёт до конца своих дней (она умерла 16 марта 1940 г.). После смерти писательницы Морбакка превращается в музей, Нильс верхом на гусе становится одним из неофициальных символов Швеции, а в 1991 году портреты писательницы и её героев украсили банкноту номиналом 20 шведских крон.
Нильс становится русским
«…в Швеции, в 1969 году, мне захотелось перевести книгу Сельмы
Лагерлёф о Нильсе Хольгерссоне. Однако это оказалось совсем
непросто и потребовалось почти 7 лет упорного труда.
Пришлось, как и самой писательнице, изучать географию,
геологию и фольклор Швеции, зоологию и ботанику».
(Л. Брауде, из предисловия к переводу «Нильса» 1982 г.)
Нильс «разлетелся» по всему свету. Заглянул он и в Советский Союз. Интересно, что в нашей культуре существует, как минимум, три «Нильса», и все они – очень разные.
Хотя первый русский перевод сказки был сделан Людмилой Хавкиной ещё в 1908 году, он вышел не очень удачным и успеха среди читателей он не снискал. По-настоящему, «Нильс» стал для нас своим лишь в советскую эпоху. При этом отношение к самой Лагерлёф в СССР какое-то время было неоднозначным. С одной стороны, писательница была сознательной антифашисткой. Буквально перед смертью она успела помочь, преследуемой режимом, поэтессе Нелли Закс эмигрировать из Германии в Швецию. С другой стороны, во время Советско-Финской войны Лагерлёф сочувствовала финнам и даже пожертвовала в помощь Финляндии свою Нобелевскую медаль.
Портрет Сельмы Лагерлёф кисти Карла Ларссона. 1908 г.
Тем не менее, это не помешало З. Задунайской и А. Любарской выпустить в 1940 году свою версию сказки под названием «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями». Правда, с оригиналом переводчицы обошлись очень вольно.
Объём книги ужали в 6 раз – вместо 55 глав осталось лишь 17. Сокращение шло за счёт выбраковки большинства географических описаний и этнографических подробностей. Исчезли и многие побочные легенды и истории, которые Лагерлёф старательно нанизывала на основную нить сюжета.
В результате, изменился сам дух сказки. Из неё исчезла лирика, исчезло личное отношение писательницы к происходящему. Пейзаж, написанный акварелью, превратился в яркие картинки. Остался только центральный авантюрный сюжет – и тот, изрядно сокращённый и переписанный.
Первое издание пересказа З. Задунайской и А. Любарской.
Зато такой «Нильс» тут же обрёл огромную популярность, и до сих пор входит у нас в число самых любимых детских книг.
Популярность пересказа привела к тому, что в 1955 году на студии «Союзмультфильм» Владимир Полковников и Александра Снежно-Блоцкая снимают м-ф «Заколдованный мальчик», благодаря которому о Нильсе узнали уже миллионы.
Я до сих пор помню и вереницу крыс, шагающую вслед за дудочкой Нильса, и тяжёлую поступь статуи короля, приводившую меня в ужас (о пушкинском «Медном всаднике» и «Каменном госте» я тогда ещё не знал). И, конечно же, в наш лексикон тут же вошло восклицание: «Ты ещё крепкий старик, Розенбом!»
.
Стоит ли говорить, что сюжет мультфильма был ещё больше сокращён и изменён (достаточно вспомнить титры «И в Лапландии ничего особенного тоже не произошло»). Повольничали аниматоры и над образами героев. Так, предводительнице крыс художники придали черты и повадки Гитлера, а статуи короля и Розенбома приобрели внешнее сходство с, озвучивающими их, актёрами — Алексеем Коноваловым и Георгием Вициным.
Речь предводительницы крыс из м-ф:
«Мои смелые воины! Я привела вас сюда, и поведу вас дальше! Мы овладели подвалом Глиммингенского замка, овладели зерном, которого нам хватит на всю жизнь! Но этого мало! Весь замок должен принадлежать нам!!! А главное – мы растерзаем летучих мышей – этих жалких изменников, у которых хватает наглости называться мышами!»
В 1958 году в СССР уже устроили целый вечер, посвящённый 100-летнему юбилею писательницы. А вот полного перевода её сказки пришлось ждать долго.
Он вышел лишь в 1982 году стараниями специалистки по скандинавской литературе и поборницы адекватных переводов – Лидии Брауде. Естественно, с комментариями. Оказалось, что в оригинале сказка о Нильсе совсем-совсем другая — не столь динамичная и весёлая, напоминающая дерево с многочисленными ответвлениями и множеством табличек с малознакомыми названиями – университетский городок Упсала, провинция Сконе, остров Готланд, Ботанический сад Карла Линнея и т.д. Мы узнаём, что гуся зовут не Мартин, а Мортен, а имя гусыни-предводительницы – Кебнекайсе – является названием высочайшей горной вершины Швеции.
Издание 1982 г. в пер. Л. Брауде.
Естественно, полный перевод крайне важен для понимания того, что хотела донести до читателя Лагерлёф. Вот только боюсь, что, несмотря на дополнительное количество интересных легенд и приключений, наш ребёнок вряд ли осилит всю эту шведскую этнографию. В отличие от шведских детей, она ему не близка и соответственно малоинтересна.
Чтобы лучше понять отличия между версиями «Нильса», возьмём несколько сцен, которые присутствуют и в оригинале, и в пересказе, и в мультфильме.
1) ЗАВЯЗКА
В оригинале родители Нильса идут в церковь, а мальчишку заставляют читать воскресную проповедь. В пересказе 1940 года все религиозные атрибуты исчезли – родители идут на ярмарку, а Нильс учит обычные уроки.
Домовой, заколдовавший мальчика, в пересказе становится, более привычным, гномом. Если в книгах, он уменьшает Нильса самовольно, наказывая того за жадность, то в м-ф Нильс сам допускает оплошность, заявляя, что желает стать таким, как гном. Конечно, мальчик имел в виду магические способности, но гном исполнил его пожелание по-своему.
Кадр из м-ф «Заколдованный мальчик» (1955).
2) ИЗГНАНИЕ КРЫС
Думаю, ни для кого не секрет, что изгнание крыс из Глиммингенского замка с помощью волшебной дудочки – это вариация на тему немецкой , который избавил город Гаммельн от крыс, а когда ему отказались платить, то увёл из города и всех Гаммельнских детей.
Кадры из м-ф «Заколдованный мальчик» (1955).
В отличие от волшебной дудочки замок Глимменгхеус – не плод фантазии. Это неказистое мрачное строение с толстыми стенами поначалу принадлежало датчанам, а потом было отвоёвано шведами — вместе со всей провинцией Сконе, откуда и был родом Нильс.
Реальный замок Глимменгхеус.
В пересказе и м-ф история с дудочкой выглядит просто и ясно: крысы – зло, и мальчик топит их в озере. В оригинале же действуют два вида крыс: чёрные (старожилы замка) и серые (пришлые захватчики). Поэтому, по сути, Нильс выступает на стороне одних крыс против вторых. Его цель – не убить серых крыс, а увести их из замка подальше, чтобы чёрные крысы успели вернуться и защитить своё пристанище. К слову, серые крысы действительно пришли в Европу из Азии лишь в Средние века и изрядно потеснили, господствовавшую до этого, чёрную разновидность.
3) ДВЕ СТАТУИ
Портовый город, где Нильс встречался с двумя ожившими статуями, называется Карлскруна (швед. «Корона Карла»). Его основал великий шведский король Карл XI ещё в 1680 году с целью основания здесь военно-морской базы. Понятно, что в городе стоит статуя Карла — именно её так необдуманно дразнит Нильс.
Второй персонаж – деревянная статуя Старика Русенбума (Розенбома) – тоже не выдумана писательницей. Она изображает собой старого боцмана и действительно стоит у Адмиральской церкви (самой старой деревянной церкви в Швеции). Правда, старую статую в виду износа (дерево всё-таки) спустя время заменили на новую. В шапке Розенбома прорезано отверстие для монеток, и статуя играет роль своеобразной кружки для подаяний. В м-ф церковь не упоминается, и боцман стоит у трактира.
Реальные памятники Карлу и Розенбому в Карлскруне.
А вот конец истории сильно разнится во всех трёх версиях. В оригинале статуи просто исчезают с первыми лучами солнца. В пересказе бронзовый король тоже исчез, но перед этим успел в ярости разбить своей тростью статую Розенбома (советским детям решили лишний раз напомнить о жестокости монархов). Однако в м-ф Розенбома пощадили, а король сбежал потому, что ровно в три часа должен вернуться на свой пьедестал.
Розенбом и король из мультфильма 1955 г.
4) РАЗВЯЗКА
Не менее разнообразной вышел и пересказ истории со снятием заклятия. В оригинале Нильс узнаёт, что снять его можно, если кто-то другой захочет стать таким же маленьким, как он. Однако мальчик не захочет воспользоваться этим способом (путём обмана ловя людей на слове), и заклятие в конце книги спадает само по себе – как награда за добрые дела.
В пересказе 1940 г. Нильс всё-таки применяет заклинание по отношению к гусёнку, который не хочет становиться взрослым (почему-то переводчицы решили, что оставить гуся маленьким – не такое уж зло).
В м-ф всё приведено к более традиционным сказочным мотивам. Гном ставит Нильсу несколько условий – «когда замок спасёт дудочка, когда король снимет шляпу». Ну, а последнее условие на самом деле оказывается испытанием – сможет ли мальчик ради своего спасения пожертвовать жизнью Мартина? Нильс делает правильный моральный выбор, и именно за жертву во имя друга гном освобождает его от заклятия.
Памятник Нильсу в Карлскруне.
Как видите, у каждого из трёх русских обличий Нильса есть свои достоинства и недостатки. Конечно, дети ещё долго будут любить м-ф и пересказ. А вот полный перевод будет интересен людям постарше – особенно тем, кто интересуется Швецией, её историей и фольклором. Возможно, со временем кто-то из переводчиков осмелиться на ещё один пересказ, который упростит для нашего читателя географическую составляющую, но при этом не сильно исказит сюжет, оставит многие интересные истории и сохранит лирический дух сказки великой шведской писательницы.