Подводная война на балтике. Под волнами балтики Подводники балтики атакуют

В России пока нет памятника «рыцарям морских глубин» времен Первой мировой

В годы Первой мировой войны воюющее человечество освоило еще одну стихию, в которой надеялось одерживать решающие победы - подводное пространство, гидрокосмос. В подводных лодках была реализована вековая мечта военного люда о шапке-невидимке. Кто из полководцев не мечтал наносить грозные удары, оставаясь незамеченным для противника, а значит и неуязвимым? Так на заре XX века в истории войн появилось практически невидимое оружие - подводные лодки.

Я стою на старом бетонном причале финского порта Гангэ. Именно отсюда уходили в море русские подводные лодки в свои самые первые боевые походы. Тогда, в 1914-м, как, впрочем, и сейчас Гангэ, известный у нас благодаря исторической победе русского флота над шведами, как Гангут, был уютным курортным городком. И мало кто знал, что здесь базировался 1-й дивизион подводных лодок, куда входили вполне современные и грозные по тем временам субмарины «Барс», «Вепрь» и «Гепард». По ту сторону Финского залива, в Ревеле, стоял 2-й дивизион («Тигр», «Львица» и «Пантера»). Оба дивизиона входили в дивизию подводных лодок Балтийского моря, главная задача которой была прикрыть морские подступы к столице империи.

До начала мировой войны ни у одной из морских держав не было реального опыта боевого применения подводных лодок. И потому тактика их действий была весьма примитивна.

С началом войны предполагалось вывести подводные лодки в Финский залив, расставить их на якорях в шахматном порядке и ждать приближения противника. В бой вступает та лодка, вблизи которой будут проходить корабли противника.

По сути, это было своего рода подвижное минное поле, начиненное людьми и торпедами.

В 1909 году преподаватель Морской академии лейтенант (впоследствии известный военный теоретик, контр-адмирал) А.Д. Бубнов писал, что лодки в будущей войне будут нести позиционную службу у своих берегов, "как своеобразные минные банки... Единственное их преимущество, по сравнению с обыкновенными минными банками, заключается в том, что их почти невозможно снять с позиции до прихода эскадры, но зато корабль имеет против их оружия - сети, которых он не имеет против мин заграждения".

Именно так и встретили подводники 1-го дивизиона начало войны: вышли в Финский залив и стали на якоря, поджидая противника. А ведь два года назад, в 1912-м, русские подлодки принимали участие во флотских маневрах на Балтике и успешно атаковали дозор крейсеров, прорвав охранение из миноносцев. Тем не менее, об атаке движущейся цели и о действиях против торговых судов тогда всерьез почти никто не задумывался. Считалось, что в лучшем случае подводной лодке удастся атаковать вражеский корабль, стоящий на якоре. Именно так германская субмарина U-9 потопила за несколько часов сразу три английских крейсера в Северном море: «Хог», «Абукир» и «Кресси». Те стояли на якорях в открытом море без охранения. И немецкие подводники, как в тире, поочередно торпедировали все три корабля. Это была серьезная заявка на то, что отныне в борьбе на морях появилось новое грозное оружие - подводная лодка. Его коварную мощь испытали на себе и русские моряки в первый же месяц войны. На подходе к Ревелю был торпедирован крейсер «Паллада». На нем сдетонировали артпогреба и корабль затонул за считанные минуты. В живых не осталось никого. На подводные лодки стали смотреть как на полноценные боевые корабли, и очень скоро тактику поджидания противника сменили на активные действия: рейды к берегам противника и охоту за его кораблями. Так, уже 7 сентября подводная лодка «Акула» под командованием лейтенанта Николая Гудима вышла в поход к Дагерорту на поиск противника. Командир не спешил с возвращением в базу и на свой страх и риск двинулся к берегам Швеции, откуда регулярно ходили транспорты с рудой для Германии. На следующий день сигнальщик обнаружил двухтрубный германский крейсер «Амазон». Его охраняли два миноносца. Гудим дал залп с дистанции в 7 кабельтовых, но немцы успели заметить след торпеды и ушли за остров Готска-Санде. Так прошла первая атака русских подводников на Балтике.

И если в 1914 году русские подводники успели до зимнего ледостава совершить всего 18 походов, то уже в следующем - почти в пять раз больше. К сожалению, по-настоящему боевой счет открыть не удалось. Ни одна из торпедных атак 1915 года не увенчалась успехом. Дело в том, что русские торпеды не выдерживали погружения на большую глубину. Тем не менее, подводники захватили два вражеских парохода с грузом.

«Первая половина кампании 1915 года, - как свидетельствует участник событий боевой морской офицер, историк флота А.В. Томашевич, - характеризуется весьма активными действиями русских подводных лодок против германского флота, имевшего целью закупорку выходов русского флота в Балтийское море. Русские подводные лодки захватили несколько кораблей противника и своим присутствием оказали большое влияние на ход операций германского флота, сорвав этим ряд его операций. В результате, противник не мог развернуть намеченный план операций в северной части Балтийского моря».

Это был год, когда командиры русских подводных лодок в боевых условиях с полного нуля вырабатывали тактику подводных атак, маневрирования, разведки. Ведь не было никаких боевых документов, кроме инструкции позиционной службы. Опыт давался смертельным риском и отчаянной храбростью.

Вахтенный офицер подводной лодки «Волк» лейтенант В. Подерни писал: «Мы, офицеры, по виду спокойно сидим в кают-компании и лишь изредка перекидываемся фразами. У каждого из нас работает мысль в одном и том же направлении: хочется все обдумать, принять во внимание и учесть всевозможные случайности. Каждый предлагает какую-нибудь комбинацию. Говорим намеками, одной-двумя фразами, но мысль становится каждому сразу понятна. Глядим в карту, и командир, собирая все мнения, ни одного не оставляет неразобранным, не подвергнутым всесторонней критике. Какая чудная и совершенная школа! Теория тут же проверяется практикой, и какой практикой! Ум человеческий изощряется до предела. Приходится помнить, что на карту ставится своя и много других жизней. Несчастие может произойти от малейшей оплошности человека. Нечего и говорить о механизмах: неисправность их или просто плохое действие угрожает серьезными последствиями. И потому-то они подвергаются постоянным осмотрам и проверкам».

30 апреля 1915 года подводная лодка «Дракон» под командованием лейтенанта Н. Ильинского обнаружила немецкий крейсер в охранении миноносцев. Лодка также была обнаружена и подверглась артиллерийскому обстрелу и преследованию. Искусно уклоняясь, командир «Дракона» в это время направлял лодку не на отрыв, а на курс сближения, с тем, чтобы определить элементы движения главной цели и атаковать ее, для чего ухитрялся несколько раз поднимать перископ. Он избежал опасности тарана и в то же время выпустил торпеду по крейсеру. В лодке явственно слышали взрыв. Через некоторое время, всплыв снова на перископную глубину и обнаружив другой крейсер, Ильинский атаковал и его. Торпеда прошла вблизи корабля, что заставило его уйти из этого района.

Чуть позже - в мае - Балтийский флот облетела весть о дерзкой атаке германской эскадры подводной лодкой «Окунь». Ею командовал один из первых офицеров-подводников лейтенант Василий Меркушев. Находясь в море, он встретил 10 немецких линкоров и крейсеров, шедших под охраной миноносцев.

Это была почти самоубийственная атака. Но Меркушев прорвал линию охраны и лег на боевой курс, выбрав один из самых крупных кораблей.

Но с линкора заметили перископ и тут же, дав полный ход, тяжелый корабль пошел на таран. Расстояние было слишком мало, и гибель «Окуня» казалось неминуемой. Все решали секунды.

«Боцман, ныряй на глубину 40 футов!». Едва Меркушев успел отдать эту команду, как лодка стала валиться на борт - линкор подмял ее под себя. Только хладнокровие командира и отменная выучка экипажа позволили вывернуться из-под днища дредноута и уйти на глубину с погнутым перископом. Но даже в таком положении «Окунь» успел выпустить две торпеды, причем ясно был слышен взрыв одной из них. Немецкий флагман, не желая рисковать большими кораблями, почел за благо вернуться в базу. Выход эскадры был сорван! «Окунь» пришел в Ревель с согнутым «глаголем» перископом. Но пришел. За эту лихую атаку лейтенант Меркушев был награжден Георгиевским оружием.

Итак, уже в 1915 году штаб командующего морскими силами Балтийского моря признавал: «Теперь, при обсуждении будущих операций, в основу всего приходится класть свойства подводных лодок».

Но вернемся в Гангэ… Когда-то в местных замках обитали рыцари… Спустя столетия, в разгар Первой мировой войны сюда снова пришли рыцари - рыцари морских глубин. У большинства офицеров этого отряда русских подводников в фамильных дворянских гербах и в самом деле были рыцарские шлемы, как, например, у старшего офицера подводной лодки «Волк» мичмана Александра Бахтина: «Щит увенчан… шлемом с дворянскою на нем Короною на поверхности, которой видно черное орлиное крыло…» - гласит древний «Гербовник». Или в фамильном гербе жены мичмана Бахтина - Ольги Букреевой - щит увенчан такой же короной с воздетой рукой, закованной в доспехи. В руке - черный меч…

Впрочем, даже если бы у них и не было этих дворянских регалий (за которые им пришлось потом горько поплатиться), они все равно были рыцарями - по духу своему, по душевному складу…

Когда подводная лодка «Гепард» уходила в свой последний поход, офицеры преподнесли жене своего товарища корзинку с белыми хризантемами. «По ним вы узнаете, что мы живы и у нас все хорошо. Ведь они не завянут до нашего возвращения…». Хризантемы стояли долго. Они не завяли даже тогда, когда вышли все сроки возвращения «Гепарда» домой. Они стояли у Ольги Петровны даже тогда, когда в приказе по дивизии подводных лодок экипаж «Гепарда» объявили погибшим… А Бахтина судьба хранила, готовя его для славных дел.

Именно ему и его сотоварищам по подводной лодке «Волк» удалось открыть боевой счет балтийских подводников, а потом, в 1919 году, и боевой счет советских подводников (красный военмор Бахтин командовал тогда «Пантерой»).

К началу 1916 года на вооружение русского подводного флота поступили новые торпеды улучшенного качества и новые подводные лодки. 15 мая из Ревеля подводная лодка "Волк" вышла в поход к берегам «шведского Манчестера» - порта Норчепинга. Это был первый поход для экипажа, который никогда еще не попадал в боевые переделки, и потому командир корабля старший лейтенант Иван Мессер был предельно строг и осторожен.

В районе боевого патрулирования «Волк» выследил немецкий транспорт «Гера», груженый шведский рудой, и потопил его, соблюдая все нормы тогдашнего международного права - то есть всплыли, дали возможность экипажу покинуть судно на шлюпках, а уж потом торпедировали.

Чуть позже русские подводники остановили еще один немецкий пароход - «Калга». Несмотря на то, что поблизости был замечен перископ вражеской подводной лодки, старший лейтенант Мессер попытался остановить судно предупредительными выстрелами из пушки. Но «Калга», едва стрельба прекратилась, прибавила ход. Торпеда, метко выпущенная «Волком», попала, как говорят моряки, «под трубу». Судно стало тонуть, но экипаж успел сесть в шлюпки. «Волк» поспешил на перехват третьего немецкого парохода - «Бьянка». Ее капитан не стал искушать судьбу, быстро выполнил все требования. Едва от борта отвалила последняя шлюпка, как торпеда подняла столб воды и дыма. На судне заклинило гудок, и «Бьянка» уходила под воду с протяжным воем… Подошедшие шведы подбирали людей из шлюпок. Немцы надолго задержали выход своих судов из шведских портов. Старший лейтенант Иван Мессер успешно решил задачу по прерыванию коммуникаций противника. Так за один поход «Волк» добыл рекордный за полтора года войны тоннаж. Где можно найти девушку с приятной внешностью, хорошей фигурой, привлекательными гениталиями и отсутствием комплексов – конечно, в интернете, нацелены на минимизацию любых негативных ситуаций, что полностью оправдывает наличие в анкетах только реальных фотографий.

Вот как описывает один лишь эпизод этого рейда лейтенант Владимир Подерни:

«…Взявши свертки карт, немецкий капитан отвалил от борта и пошел к нам. Когда он достаточно отдалился от парохода, мы, нацелившись, выпустили мину.

На поверхности воды сразу обозначилась резкая белая полоса, все растущая по направлению к пароходу. Немцы тоже ее заметили и привстали на шлюпках, наблюдая последние минуты своего парохода.

Этот момент приближения мины к своей цели особенно волнует и даже, я бы сказал, доставляет какое-то острое наслаждение.

Что-то могучее, почти сознательное, дорогое и артистическое по своему выполнению, со страшной быстротой мчится на врага. Вот «оно» уже близко, но пароход еще идет невредимый и исправный — он еще жив, вполне здоров. В нем вертится точно пригнанная машина, идет пар по трубам, трюмы аккуратно нагружены грузом, во всем виден человеческий гений, приспособивший и подчинивший себе эти силы для преодоления стихии. Но вдруг страшный взрыв другого, еще более сильного оружия, изобретенного для борьбы между людьми,— и все кончено! Все смешалось: рвутся стальные листы, лопаются под давлением железные балки, образуется громадная пробоина, и вода, отвоевывая свои права, добивает раненого и поглощает в бездне своей гордое произведение рук человеческих.

Раздался взрыв,— поднялся столб воды и черного дыма, полетели в воздух осколки различных предметов, и пароход, сразу сев кормой, начал свою агонию.

Я видел, как в этот момент немецкий капитан, бывший на шлюпке, отвернулся и закрылся рукой. Может быть, он опасался, что в него попадут кое-какие осколки? Но нет, шлюпка была далеко от парохода; мы, моряки, понимаем, что значит видеть гибель своего корабля.

Через семь минут после взрыва котлов пароход, вставши на дыбы носом кверху, стремительно пошел ко дну. Море, сомкнувшись над местом гибели, по-прежнему приветливо рябилось, блестя на солнце.

Разумеется, не всегда подводные походы проходили бескровно. Лейтенант Александр Зернин вел подробнейшие дневники своих походов. Летом 1917 года он записал в свою тетрадь:

«Я проснулся от того, что мне на голову вылился чайник, поставленный кем-то на штурманском столе. Вслед за ним посыпались книги, протрактор, циркуля, линейки и прочая штурманская принадлежность. Я немедленно вскочил и, чтобы удержаться на ногах, должен был ухватиться за буфетный шкап, из которого уже сыпалась плохо закрепленная посуда. Лодка с сильным уклоном на нос уходила на глубину. Обе створки двери в центральный пост распахнулись сами собой, и я увидел каскад воды, лившейся из выходного люка через боевую рубку в центральный пост. Позади меня, у противоположной двери, два пленных капитана с открытыми ртами и бледными, как полотно, лицами, смотрели перед собой.

— Электромоторы полный вперед! — нервно кричал командир. — Неужели не готово? Скорей!

Несколько вымокших насквозь людей спрыгнуло вниз. Входную крышку, захлестнутую полною, закрыли с трудом, когда она уже была под водою. Около дизелей суетились мотористы и, едва сохраняя paвновесие, разобщали муфту, соединявшую во время зарядки дизеля с электромоторами. В этот момент странное жужжанье пронеслось вдоль всей лодки и, пройдя над погруженным носом, перешло с одного борта на другой.

— Электромоторы полный вперед!.. — возбужденно крикнул командир, и электрики, давно сжимавшие рубильники в своих руках, замкнули их на полный ход.

Минный машинист Бирюков, стоявший у переводной муфты, сделал в этот момент последний ее поворот и хотел вынуть рычаг из гнезда. Разобщенная муфта уже завертелась на валу, и рычаг с размаху ударил Бирюкова по животу. Он упал, не успев крикнуть, но, успев все же выдернуть злополучный рычаг, который, оставшись на месте, мог бы сорвать все движение. Лодка, забрав ход, наконец, выровнялась на глубине, а через минуту над нашей головой, бурля винтами, проскочил немецкий миноносец.

— Погружайся на 100 фут, — приказал командир горизонтальным рулевым. Завыли рулевые моторы, и стрелка глубомера стала падать вниз под жадно устремленными на нее взорами столпившихся в центральном посту людей. Перейдя за назначенный предел, она медленно вернулась на указанную цифру и лодка пошла на стофутовой глубине.

Лежавшего без чувств Бирюкова перенесли на его койку и осмотрели. По признакам, не оставлявшим сомнения, фельдшер определил кровоизлияние в животе, грозившее неминуемой смертью. Некоторое время спустя Бирюков застонал и пришел в сознание. Несчастный просил все время пить и очень хотел молока. Ему разводили в воде консервированное, стараясь создать иллюзию настоящего. Он имел силы пройти несколько раз, сгорбившись и спотыкаясь, под руку с фельдшером в гальюн, но вскоре слег и, простонав еще сутки, умер в следующую ночь.

Обернув Андреевским флагом, его оставили лежать на своей койке, затянув ее простыней. Командир не хотел воспользоваться правом опустить его в море, а решил довезти до Ревеля, чтобы предать земле со всеми почестями, подобающими герою».

Немало героических дел совершили офицеры-подводники Черноморского флота. Подводная лодка «Тюлень» под командованием старшего лейтенанта Михаила Китицына 1 апреля 1916 года торпедировала австро-венгерский пароход «Дубровник». В конце мая та же лодка, крейсируя у болгарских берегов, уничтожила четыре парусные шхуны противника, а одну шхуну доставила на буксире в Севастополь. За успешную разведку у берегов Варны и по совокупности всех побед Китицын, первым из русских подводников, был награжден орденом Св. Георгия. А затем получил и Георгиевское оружие за бой с вооруженным неприятельским пароходом «Родосто», который он сумел захватить и привести в Севастополь как трофей.

Михаил Александрович Китицын признан одним из самых результативных подводников Российского императорского флота: одержал 36 побед, потопив суда общей валовой вместимостью 8973 брутто-регистровых тонны.

После революции герой-подводник выбрал Белый флот. Скончался в 1960 году в штате Флорида.

Вслед за «Тюленем» и подводная лодка «Морж» захватила и привела в Севастопольский порт турецкий бриг «Бельгузар», направлявшийся в Константинополь. Осенью подводная лодка «Нарвал» атаковала турецкий военный пароход водоизмещением около 4 тысяч тонн и принудила его выброситься на берег. По нескольку вражеских судов было на боевом счету подлодок «Кашалот» и «Нерпа».

Вечером 27 апреля 1917 года «Морж» вышел из Севастополя в свой последний боевой поход. Его командир старший лейтенант А. Гадон задумал предерзкое дело: скрытно войти в пролив Босфор и потопить там германо-турецкий линкор «Гебен». Однако сделать это ему не удалось. Лодку засекли с береговой батареи Акчакоджа и обстреляли из орудий. Турецкие артиллеристы докладывали, что наблюдали облако дыма над рубкой русской субмарины. Но точные обстоятельства гибели «Моржа» не известны до сих пор. По одной из версий - лодка подорвалась на минном заграждении перед входом в Босфор. Море выбросило трупы нескольких подводников. Немцы похоронили их на территории дачи русского посольства в Буюк-Дере. (Автору этих строк довелось открывать в 90-е годы скромный памятник подводникам «Моржа» в Стамбуле, как раз напротив того места, где стоял в 1917 году «Гебен»).

По другим сведениям, экипаж «Моржа» принял бой с гидроаэропланами и был потоплен их бомбами.

Создание и боевые действия в 1915—1917 годах первого в мире подводного заградителя «Краб», построенного по проекту М. Налетова,— поистине самобытного корабля русского военно-морского флота,— без преувеличения можно назвать эпохальным событием в истории мирового подводного кораблестроения.

«Краб» под командованием капитана 2 ранга Льва Феншоу успешно выполнял ответственные боевые задания. Известно, что в августе 1914 года в Константинополь пришли германские корабли — линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау», которые вскоре были переданы Турции и вошли в состав ее флота. Когда только что построенный и еще небоеспособный русский линейный корабль «Императрица Мария» готовился перейти из Николаева в Севастополь, необходимо было прикрыть линкор от нападения «Гебена» и «Бреслау». Тогда-то и возникла идея преградить выход этим кораблям в Черное море, скрытно выставив у Босфора минное заграждение. Эта задача была блестяще решена «Крабом». Совместно с ранее поставленными там минными полями кораблями Черноморского флота была создана серьезная преграда для прорыва опаснейших германо-турецких кораблей. При первой же попытке выхода из Босфора «Бреслау» подорвался на минах и едва не погиб. Это случилось 5 июля 1915 года. С той поры ни «Бреслау», ни «Гебен» не пытались прорваться в Черное море.

«Краб» неоднократно выполнял еще более сложные минные постановки, которые высоко оценивались командующим Черноморским флотом адмиралом А. Колчаком: «По трудности постановки, требовавшей точности путеисчисления, так как расстояние между берегом и болгарским заграждением не превышает одной мили, и при неисправности механизмов лодки считаю выполнение командиром «Краба» возложенной на него задачи, несмотря на ряд предшествующих неудач, исключительно выдающимся подвигом».

Подводные лодки русского флота, если обратиться к абсолютным цифрам потопленных кораблей и тоннажа, действовали по сравнению с германскими менее эффективно. Но ведь и задачи у них были совсем другими. А закрытые морские театры, на которые были обречены Балтийский и Черноморский флоты, ни в какое сравнение не шли с океанскими. Тем не менее, когда в 1917 году представилась возможность выйти в Атлантический океан, русские подводники не сплоховали и там.

Так, малая - прибрежного действия - подводная лодка «Святой Георгий», построенная по российскому заказу в Италии - совершила океанское плавание. Оно было первым в истории отечественного подводного флота. И какое плавание!

Дюжина моряков во главе со старшим лейтенантом Иваном Ризничем прошла на утлом подводном судне из Специи в Архангельск - через Средиземное море, Атлантику, Северный Ледовитый океан, пересекая районы боевых действий германских и английских подводных лодок, рискуя навсегда исчезнуть под водой и от вражеской торпеды, и от шальной волны осеннего шторма. Иван Иванович Ризнич благополучно привел «Святой Георгий» в Архангельск. На дворе стоял уже сентябрь 1917 года. Несмотря на блестящую оценку этого похода морским министром, несмотря на правительственные награды, судьба героя оказалась трагической. В январе 1920 года капитан 2 ранга Ризнич был расстрелян в лагере ВЧК под Холмогорами вместе с сотнями других русских офицеров.

«Превратим войну империалистическую в войну гражданскую!» Этот большевистский призыв, к несчастью, претворился в жизнь.

Кровавая русская усобица надолго лишила Россию подводного флота. Почти все подводные лодки Черноморского флота, вместе с легендарным «Тюленем» ушли в Тунис, где и окончили свой путь в Бизерте. Долгие годы ржавели и балтийские «барсы» в гаванях Кронштадта и Петрограда. Большая часть их командиров оказалась за кордоном или за колючей проволокой.

Как это ни горько, но нет сегодня в России ни одного памятника героям подводникам «забытой войны»: ни Бахтину, ни Китицыну, ни Гудыме, ни Ризничу, ни Ильинскому, ни Меркушеву, ни Феншоу, ни Монастыреву… Лишь на чужбине да и то на надгробных плитах можно прочесть имена некоторых из них…

Часть командиров-первоподводников навсегда осталась в корпусах своих подводных лодок на морском дне. Время от времени дайверы находят их стальные саркофаги, нанося на карты точные координаты братских подводных могил. Так относительно недавно были обнаружены и «Морж», и «Барс», и «Гепард»... Тем не менее, российский флот помнит имена их кораблей. Сегодня атомные подводные лодки «Акула», «Святой Георгий», «Гепард», «Барс», «Волк» носят те же самые синекрестные Андреевские флаги, под которыми отважно воевали русские подводники в Первую мировую…

Петербург-Гангэ-Таллин-Севастополь

Специально для «Столетия»

Когда я снова прилетел в Ленинград в ноябре 1942 года, город еще находился в тяжелом положении. Все еще трудно было с продовольствием. Кругом осунувшиеся, бледные от недоедания лица. Ленинградцы пережили так много воздушных налетов и артиллерийских обстрелов, что уже перестали реагировать на появление отдельных самолетов и почти не стихавшие разрывы снарядов. Город и в блокаде жил активной трудовой жизнью. Люди теперь понимали, что непосредственная опасность миновала. Город снабжался – пусть еще в ограниченных размерах – всем необходимым. Слушая сводки о контрнаступлении наших войск под Сталинградом, ленинградцы еще больше воспрянули духом. Все ждали, что скоро начнется и здесь…

С командующим флотом и работниками штаба мы подробно обсудили итоги прошедшей летней кампании и в общих чертах наметили план действий на 1943 год. Особое внимание уделили подводникам, заслушали сообщения командиров почти всех подводных лодок.

Несмотря на огромные трудности, подводники Балтики в 1942 году успешно действовали на морских коммуникациях противника. Они потопили только за одно лето 56 вражеских транспортов водоизмещением около 150 тысяч тонн. Фашистам все труднее было пользоваться морскими перевозками для снабжения своих войск. Еще в начале войны немецкое военно-морское командование жаловалось фюреру, что морские конвои подвергаются сильным атакам советской морской авиации и кораблей, несут большие потери и флот не в состоянии обеспечить коммуникации и тем самым оказать необходимую помощь сухопутным войскам.

Потопить даже один крупный груженый транспорт или танкер – великое дело. Зарубежные авторы (Броди, Прейс, Кресно и другие) подсчитали: на 2 транспортах по б тысяч тонн и одном танкере в 3 тысячи тонн можно за один рейс перевезти столько снаряжения, что после распределения на фронте для его уничтожения потребовалось бы 3 тысячи самолето-вылетов бомбардировщиков. А для потопления этих судов в море достаточно всего нескольких торпед… Возможно, эти выкладки и не совсем точны, но они впечатляют. Пустить на дно вражеский корабль с оружием, танками и другим имуществом – это действительно существенная помощь нашим сухопутным войскам.

Подводные лодки мы очень берегли и старались использовать их с максимальной эффективностью. Помню, когда над Ленинградом нависла особая угроза и даже возник вопрос о возможном уничтожении кораблей, кое-кто из флотских товарищей предлагал воспользоваться Зундом – проливом, связывающим Балтийское и Северное моря, чтобы перевести часть подводных лодок на Северный флот. Уже был назначен и командир отряда, который поведет лодки, – Герой Советского Союза Н.П. Египко. Я доложил Ставке о готовящейся операции (хотя в душе и не совсем соглашался с этим замыслом). И.В. Сталин хмуро выслушал меня и ответил довольно резко, в том смысле, что не об этом следует думать, надо отстаивать Ленинград, а для этого и подводные лодки нужны, а коль отстоим город, тогда подводникам и на Балтике дела хватит.

И действительно, летом 1942 года балтийские подводники славно поработали, отправили на дно десятки вражеских судов, парализуя морские перевозки противника.

В. Ф. Трибуц в книге «Подводники Балтики атакуют» справедливо дает самую высокую оценку многим командирам подводных лодок. Он их знал лучше, чем я. Мне лично были хорошо знакомы командир бригады А.М. Стеценко и ставший позже командиром бригады С.В. Верховский, начальник штаба Л.А. Курников, начальник политотдела М.Е. Кабанов. Они сделали очень много для успешного действия подлодок.

Хорошо помню командиров дивизионов В.А. Полещука, Г.А. Гольдберга, А.Е. Орла, Д.А. Сидоренко. В послевоенное время многие из них командовали крупными соединениями, а А.Е. Орел почти в течение десяти лет возглавлял дважды Краснознаменный Балтийский флот.

На Балтике подводникам было трудно, особенно в Финском заливе. Глубины здесь небольшие. Поэтому каждая мина становится особенно опасной, так как лодка не может уйти на глубину, чтобы избежать или хотя бы уменьшить вероятность встречи с ней. Какое преимущество в этом отношении было у черноморцев и северян! Там стоило удалиться от берега – и большие глубины снимали минную опасность. К тому же на малых глубинах Финского залива врагу легче было обнаружить лодку и забросать бомбами как с самолетов, так и с противолодочных кораблей, которые круглые сутки вели охоту. Недаром, по словам подводников, бывали случаи, когда лодка, форсируя минное поле, буквально ползла по грунту.

– Пока выйдем на достаточные глубины, – сказал мне один из командиров, – днище лодки очищается до блеска.

И все же подводники преодолевали все преграды, выходили в море и топили фашистские корабли.

Наши подводные лодки наводили на врага такой страх, что он не жалел сил и средств для борьбы с ними. И гитлеровцам многое удалось сделать. Им помогала и география. Немцы перекрыли Финский залив в самом узком месте, в районе Нарген – Порккала-Удд, мощными противолодочными средствами. После мы узнали, что враг выставил здесь двойной ряд противолодочных сетей и плотные минные заграждения. Для охраны этого района он сосредоточил 14 сторожевых кораблей, более 50 тральщиков и свыше 40 различных катеров. К сожалению, мы узнали об этом поздно. И жизнь наказала нас за то, что мы не придали должного значения вражеской противолодочной обороне.

Из подводных лодок, пытавшихся весной 1943 года прорваться на просторы Балтики, некоторые погибли. Известна судьба подводной лодки «Щ-408» под командованием капитан-лейтенанта П.С. Кузьмина. Ее экипаж настойчиво искал проход в сетях. Когда запасы электроэнергии и кислорода были исчерпаны, лодка вынуждена была всплыть. Здесь ее атаковали катера. Подводники приняли неравный бой, они вели огонь, пока поврежденная лодка не скрылась под водой. Весь экипаж погиб, предпочитая смерть позору плена.

Мне вспомнились бурные дискуссии в Военно-морской академии в 1929–1930 годах между сторонниками «москитного» и подводного флота. Первые утверждали, что «москитный» (катерный) флот – наиболее дешевый и в то же время надежный в борьбе на морс. Подводные лодки, дескать, противник может блокировать в базах, а катерам не страшны никакие преграды. Сторонники подводного флота заявляли, что, наоборот, катерами на морских просторах мало что сделаешь, а вот подводные лодки всюду пройдут и решат любую задачу. Война и тем и другим раскрыла ошибочность их суждений. Как невозможно одним «москитным» флотом решать все задачи на море, так нельзя рассчитывать только на подводные лодки. Скажем прямо: весной и летом 1943 года противнику удалось сковать действия наших подводных лодок. И нам пришлось бы туго, если бы мы не имели «сбалансированный», разнообразный по классам кораблей флот. Те боевые задачи, которые не смогли решить в то время подводные лодки, решили корабли других классов и морская авиация.

Современные атомные подводные лодки, вооруженные ракетами, оснащенные совершенными средствами автоматики и электроники, получили возможность длительно находиться в подводном положении, преодолевать практически неограниченные расстояния под водой, притом с такой скоростью, что за ними трудно угнаться даже быстроходным надводным кораблям. Это еще более повысило роль подводных лодок в действиях на море, но ни в коем случае не устранило необходимости в развитии других родов военно-морского флота – надводных кораблей, морской авиации, береговой артиллерии и ракетных войск.

Итак, когда летом 1943 года стала очевидной неимоверная сложность вывода подводных лодок в открытое морс, мы не отказались от борьбы на балтийских коммуникациях противника. Эта задача была переложена на минно-торпедную авиацию. Ранее утвержденные планы использования морской авиации только в ограниченной зоне Финского залива пришлось пересмотреть и ориентировать как можно больше самолетов на действиях в Балтийском море и Ботническом заливе. В связи с этими новыми задачами Наркомат ВМФ обратился в Генеральный штаб с просьбой ограничить использование флотской авиации для помощи Ленинградскому фронту. Начальник Генерального штаба А.М. Василевский согласился с этим. С того времени на сухопутное направление балтийская авиация отводила не более 15–20 процентов общего числа самолето-вылетов. Командование Балтийского флота получило возможность активизировать действия авиации на море.

Задача была трудная и сложная. Это сейчас нашим самолетам с их сверхзвуковыми скоростями под силу в короткие сроки перекрывать огромные расстояния. А сорок лет назад полет двухмоторного бомбардировщика из Ленинграда в южную часть Балтийского моря занимал 7, а то и 10 часов. Да обратный путь длился столько же. Такой полет сам по себе требовал от авиаторов предельного напряжения моральных и физических сил. А ведь они должны были не только покрыть это пространство, но и разыскать в море вражеские корабли, преодолеть огневую завесу и безошибочно нанести удар. А поразить морскую подвижную цель – дело не простое. Оно требует и мужества и особого искусства. Опыт показал, что бомбоудары с горизонтального полета и с большой высоты неэффективны. Для действий на море стали использовать пикирующие самолеты и самолеты-торпедоносцы.

Районами действия морской авиации были Балтийское море, Рижский и Ботнический заливы. Сюда направлялись на «свободную охоту» наши самолеты. Протяженность каждого маршрута составляла в среднем 2,5 тысячи километров. И почти все это расстояние приходилось лететь над территорией или водами противника. Сообразуясь с обстановкой, с имевшимися разведывательными данными, летчики то поднимались на значительные высоты, то шли на бреющем, готовые в любую минуту или уклониться от самолетов противника или принять вынужденный бой. В 1943 году было совершено 95 таких полетов. В результате 19 вражеских судов тоннажем около 39 тысяч тонн были потоплены и 6 повреждены. В этих полетах отличились летчики В.А. Балсбин, Ю.Э. Бунимович, Г.Д. Васильев и многие другие.

Я не раз встречался с командирами авиационных соединений И.И. Борзовым, Н.В. Челноковым, Я.З. Слепенковым, А.А. Мироненко, Л.А. Мазуренко, М.А. Курочкиным. Они вырастили замечательных летчиков, которые умело били врага и на море и на суше.

В открытом море больше всего действовала минно-торпедная авиация Балтийского флота. Она наводила такой страх на врага, что тот вскоре даже в самых отдаленных просторах моря перестал выпускать из баз свои суда в одиночку. Гитлеровцы и здесь перешли к системе конвоев, хотя это замедляло темпы доставки грузов и требовало привлечения крупных сил охранения. Еще труднее стало нашим летчикам, но они продолжали вылетать на «свободную охоту».

В ближних районах моря – в Финском заливе – действовали главным образом пикировщики и штурмовики. Морские летчики и здесь добились внушительного успеха: они потопили 23 и повредили более 30 фашистских судов.

Крупный надводный флот Балтики пока еще был стеснен в действиях. Но тральщики и различного рода катера были до предела загружены обычной работой: тралением мин, несением разведки и дозоров. Дерзко действовала бригада торпедных катеров под командованием капитана 2 ранга Е.В. Гуськова. Сначала она насчитывала 23 катера, в течение года поступило еще 37. В районе Нарвского залива страх на противника наводили дивизионы и отряды торпедных катеров Героев Советского Союза капитанов 3 ранга В.П. Гуманенко, С.А. Осипова, капитан-лейтенантов И.С. Иванова, А.Г. Свердлова. В крайне сложных условиях морской блокады они наносили врагу значительные потери. По данным самих же немцев – Ю. Майстера, Ф. Руге, Г. Штейнвега и других – с начала войны и до конца 1943 года всеми средствами нашего морского оружия (в том числе и от мин) были потоплены или получили серьезные повреждения 400 фашистских кораблей.

Балтийский флот, пережив блокаду Ленинграда, был полон сил, его люди рвались к новым боям.

В зале Революции училища имени М.В. Фрунзе состоялось награждение подводников и летчиков Балтийского флота. Я с удовольствием поздравил товарищей и пожелал им новых боевых успехов. Сидевший рядом со мной за столом президиума командующий фронтом Л.А. Говоров тихо намекнул мне, что скоро моряки получат возможность снова отличиться. Я догадывался, на что намекает генерал: готовилось совместное наступление Ленинградского и Волховского фронтов с целью деблокирования Ленинграда.

Позже, уже в Смольном, Л.А. Говоров уточнил, что он возлагает много надежд на флот, и прежде всего на его дальнобойную артиллерию. Я, естественно, ответил, что все средства флота, которые могут быть использованы для помощи сухопутным войскам, будут предоставлены в распоряжение фронта.

Вернувшись из Ленинграда в конце ноября, я доложил Ставке о состоянии флота и его действиях. Коснулся событий, связанных с отражением десанта противника на острове Сухо в Ладожском озере. Сталин проявил к этому вопросу повышенный интерес, попросил развернуть карту, стал расспрашивать о кораблях флотилии и железнодорожной артиллерии в этом районе. Я старался ответить со всей обстоятельностью, понимая, чем вызван этот интерес: речь шла о стыке Ленинградского и Волховского фронтов, куда уже перевозились войска.

Сталин и на этот раз не раскрыл деталей предстоящей операции. Генеральный штаб ознакомил нас с ними чуть позже, когда подготовка к наступлению развернулась полным ходом.

Из Ленинграда мы с генералом авиации С.Ф. Жаворонковым вылетели под конвоем истребителей.

– Не будем рисковать, – решил Жаворонков.

Истребители нас сопровождали до Ладоги, далее самолет следовал без них. К Москве пробивались сквозь густую облачность. Летчики снова блеснули своим искусством. Встретивший меня адмирал Л.М. Галлер всю дорогу до наркомата удивлялся, как нам удалось сесть, когда уже темнело, а облака висели чуть ли не над самой землей.

Вести с фронтов радовали. Наши войска добивали окруженную армию Паулюса. Гитлеровцы начали отступать с Кавказа.

Ставка Верховного Главнокомандования решила теснить противника на протяжении всего фронта и тем самым лишить его возможности маневрировать силами. Инициатива уже полностью перешла к Красной Армии. Наступала пора освобождения от врага нашей священной земли.

Перед Ленинградским и Волховским фронтами была поставлена задача деблокировать героический город на Неве. Первый мощный удар для ликвидации так называемого Шлиссельбургско-Синявинского выступа противника должна была нанести 67-я армия Ленинградского фронта при содействии артиллерии и авиации Балтийского флота.

Прежде чем начать наступление, предстояло усилить 67-ю армию. Перед моряками Ладоги была поставлена задача обеспечить оперативные перевозки. Они начались 13 декабря и продолжались до начала января, когда лед уже сковал озеро. За этот короткий срок из Кабоны в Осиновец было доставлено более 38 тысяч человек и 1678 тонн различного груза. Естественно, основная тяжесть легла прежде всего на Ладожскую флотилию (командующий капитан 1 ранга В.С. Чероков).

Навигация в кампанию 1942 года была самой напряженной для ладожцев.

Ледовая трасса зимой 1942 года сыграла огромную, возможно, решающую роль в спасении блокированного Ленинграда, но водные перевозки, начавшиеся весной, были не менее важны. К ним всю зиму готовились военные моряки и речники Ладоги. В труднейших условиях они отремонтировали 130 боевых и транспортных судов.

Как рассказывает вице-адмирал В.С. Чероков, из-за холодной и затяжной весны навигация открылась позднее обычного – 22 мая и закрылась она поздно – 13 января, когда параллельно уже действовала и ледовая трасса.

Водные перевозки по Ладоге имели прямое отношение к прорыву блокады Ленинграда, они приобрели оперативный характер. За лето и осень судами флотилии было переброшено огромное количество грузов. Войска фронта и флот получили более 300 тысяч человек пополнения. Кроме того, через Ладогу было переправлено около 780 тысяч тонн продовольствия и боеприпасов, 300 тысяч тонн промышленного оборудования, 271 паровоз и тендер, более 1600 груженых вагонов. Это потребовало от ладожцев большого напряжения сил.

Транспорты отрядов, которыми командовали капитаны 2 ранга М. Котельников и Н. Дудников, совершили в общей сложности 535 рейсов. Стоит особо отметить отряд тендеров под командованием Ф. Юрковского. Эти маленькие кораблики сделали в 1942 году 13 117 рейсов и перевезли 247 тысяч тонн грузов.

Дивизионы канонерских лодок, которыми командовали капитан 1 ранга Н. Озаровский и капитан 3 ранга В. Сиротинский, обеспечивали нужный оперативный режим на озере. А когда противник с целью сорвать наши перевозки попытался захватить важный в оперативном отношении остров Сухо и высадить там десант, Ладожская флотилия нанесла сокрушительный удар. Вражеский десант был разгромлен, наши моряки захватили несколько фашистских кораблей.

Ледовая и водная трассы через Ладогу, дополняя друг друга, помогли Ленинграду выдержать блокаду и внесли свой вклад в прорыв вражеского кольца.

Дорога жизни тоже была линией фронта. Беспрерывные бои шли на льду, на воде, в воздухе над озером. Враг бросал немалые силы, чтобы перерезать единственный путь, связывающий героический город со страной, но так и не смог сделать этого.

Когда встал вопрос о разрушении вражеских оборонительных сооружений, командование фронта и флота снова использовало на всю мощь дальнобойную морскую артиллерию, сосредоточенную на кораблях и береговых батареях. Расстояния до вражеских позиций были сравнительно короткими. Поэтому флот мог нацелить на врага орудия калибром от 305 до 100 миллиметров.

В дни прорыва блокады Ленинграда морская артиллерия выпустила по врагу 29 101 снаряд. Высокую оценку ее действиям дал маршал Л.А. Говоров. Он похвалил флотских офицеров за искусное управление огнем, умение быстро поражать цели.

Снова свое веское слово сказала наша береговая артиллерия. Оправдались наши заботы о ее создании и развитии еще в довоенные годы. Подчас она возникала раньше флотов. В начале тридцатых годов, когда новые флоты создавались на Дальнем Востоке и Севере, первыми эшелонами направлялись туда не корабли – их еще не было – а именно береговые батареи: стационарные, железнодорожные, башенные, открытые.

Уже тогда береговая оборона превратилась в полноправный род военно-морских сил. Здесь выросли крепкие кадры специалистов. Управление береговой обороны возглавлял И.С. Мушнов, имевший огромный опыт строительства и боевого использования береговых батарей. Это был рачительный хозяин. Еще до войны он на своих складах накопил столько боеприпасов, что их хватило на сравнительно долгое время, а снарядов крупного калибра – до конца войны. Эти запасы очень пригодились нам при обороне блокированных городов – Одессы, Севастополя и Ленинграда.

В годы войны вопросами вооружения занимался мой заместитель адмирал Л.М. Галлер. Порой приходилось удивляться, как ему удавалось обеспечивать необходимыми боеприпасами всю флотскую артиллерию. Ведь снарядов требовалось огромное количество.

Самое активное участие в боях по прорыву блокады приняли артиллеристы эсминцев «Свирепый» и «Сторожевой», канонерских лодок «Ока» и «Зея», 301-го отдельного артиллерийского дивизиона, морского полигона. Особое мастерство в управлении огнем проявили майор В.М. Гранин, майор Д.И. Видяев, капитан А.К. Дробязко. Хочется отметить и командиров кораблей капитанов 2 ранга Л.Е. Родичсва (эсминец «Свирепый») и В.Р. Новака (эсминец «Сторожевой»), отлично использовавших свою артиллерию. 16 января 1943 года моряки, можно сказать, выручили наши войска, когда враг неожиданно предпринял мощную контратаку против частей 67-й армии. Общевойсковое командование отметило, что вражеский натиск был отражен в основном мощным огнем морской артиллерии. На противника обрушилась лавина снарядов. Около 2 тысяч солдат и офицеров потеряли тогда гитлеровцы.

Высокую похвалу заслужили морские пехотинцы. Большинство из них входило в штурмовые группы 67й армии. Это им пришлось первыми форсировать Неву. В составе этой же армии вела наступление 55-я стрелковая бригада под командованием полковника Ф. Бурмистрова. Она была сформирована в основном из краснофлотцев частей и кораблей флота. Решительным броском бригада форсировала Неву и захватила первую и вторую вражеские траншеи. Командир полка тяжелых танков, приданного бригаде, писал в донесении в штаб армии: «Я воюю давно, много видел, но таких бойцов встречаю впервые. Под шквальным минометным и пулеметным огнем моряки три раза поднимались в атаку и все-таки выбили врага».

В составе Волховского фронта действовала 73-я морская стрелковая бригада под командованием полковника И. Бураковского.

Самоотверженно сражались балтийские летчики, которыми бессменно почти всю войну командовал генерал М.И. Самохин. Авиаторам приходилось летать в очень сложных условиях – в метель, плохую видимость. Как всегда, отлично действовали летчики гвардейского минно-торпедного полка майора И.И. Борзова и 73-го бомбардировочного авиаполка полковника М.А. Курочкина.

…И вот настал день, когда два фронта соединились, бойцы радостно обняли друг друга. Это означало – блокада прорвана.

Фашистская Германия активно применяла авиабомбы для нанесения максимального урона Балтийскому флоту, но не сумев с помощью авиабомб уничтожить крупные корабли флота, гитлеровцы решили добиться этой цели другим оружием.

Минирование рек и каналов

Когда на Неве начал ломаться и двигаться лед и появилась чистая вода в заливе, вражеские самолеты в одиночку и группами, под прикрытием ночной темноты, стали сбрасывать в реку и Морской канал сотни разных мин. Минировали они и Кронштадтскую бухту. Наибольшую опасность представляли донные мины, с новыми секретными взрывателями - акустическими, магнитными, инерционными и другими.

Балтийцы заранее готовились к борьбе с этим коварным оружием и имели у себя кое-какое «противоядие». В основном использовались тралы-баржи, заполненные пустыми бочками и различным металлоломом. Они двигались на буксире за размагниченным катером. Такая баржа приобретала значительное магнитное поле, которое вызывало взрыв мины. Потом на эти баржи установили вибраторы различной мощности, создававшие акустическое поле, воздействовавшее на взрыватель.

Смекалка русских солдат

По собственной инициативе матросы, старшины и офицеры изобретали и другие способы борьбы с коварными минами врага. Народная мудрость и сметка помогали найти выход.

Командование флота всегда с вниманием относилось к предложениям подчиненных, решительно поддерживало их инициативу, давало «добро» на смелые, зачастую, рискованные начинания.

Так было с внедрением винтовочного гранатомета, разработанного флотскими офицерами Н. Г. Пановым и Ф. Д. Жиляевым поздней осенью 1941 г. в Кронштадте.

Гранатомет испытали на переднем крае у Пулковских высот. Он показал себя хорошо - метал гранаты до 100 метров, прямо в окопы гитлеровцев. В течение всей блокады гранатометы флотских инженеров использовались также в войсках фронта.

Так было и с прожекторами, которые установили в районе Ораниенбаума. Долгое время не находили способа, как замаскировать от гитлеровских наблюдений Морской канал, по которому корабли шли из Ленинграда в Кронштадт. Дымовые завесы в сильный ветер мало помогали.

Однажды кто-то предложил включить мощные прожектора с рассеивателями, которые образуют стену света от Ораниенбаума в сторону Стрельни.

Командующему флоту Трибуцу это предложение понравилось. Попробовали и убедились - гитлеровцы не могли разглядеть, что происходит за этой стеной света.

Когда остро встала проблема борьбы с новыми типами вражеских мин, снова нашлись энтузиасты. Однажды такая «штучка» упала на здание по 17-й линии Васильевского острова. Парашют зацепился за дымовую трубу, целехонькая мина легла на крышу.

Флотские офицеры Федор Тепин, Михаил Миронов и Александр Гончаренко взялись разобрать и узнать ее секрет. Им удалось выпотрошить мину полностью. Через час вместе со своими трофеями (приборами и устройствами) они были в кабинете командующего флотом.

Трибуц дотошно расспросил смельчаков, осмотрел трофеи и здесь же в кабинете всех троих наградил орденами Красной Звезды. А Федора Тепина трижды расцеловал, когда узнал, что тот еще служил на Балтике минным унтер-офицером, был награжден четырьмя Георгиевскими крестами, а потом участвовал в гражданской и советско-финляндской войнах. Минеры дали возможность советским инженерам и ученым найти эффективные способы борьбы с вражескими новинками.

Подводные лодки Балтийского флота

Наступила весна 1942 года. Как и планировалось, подводные лодки КБФ вышли в море тремя эшелонами. Каждый поход сопровождался большими трудностями и опасностями. Не все лодки вернулись потом в Кронштадт. Но переполох в стане врага они навели отменный. Гитлеровский флот не досчитался многих транспортов и боевых кораблей.

С мая и до глубокой осени гитлеровцы метались по Балтике в поисках советских подводных лодок. Но транспорты, груженые шведской рудой, танкеры с горючим, суда с боевой техникой и боеприпасами, предназначенными для группы армий «Север», тонули одно за другим.

Походы в Балтику совершили 36 подводных лодок. Они потопили около 60 транспортных судов фашистов общим водоизмещением в 132 тысячи тонн и несколько боевых кораблей.

Удары балтийских подводников вызвали в мире заметный политический резонанс. Газеты запестрели сообщениями о том, что уверения гитлеровских вождей, будто Балтийский флот «давно уничтожен», оказались блефом. Швеция и другие страны стали проявлять осторожность, в их отношениях с Германией появился холодок.

Встревоженные гитлеровцы решили перекрыть Финский залив стальными противолодочными сетями. Затратив огромные денежные и материальные средства, фашисты в 1943 году осуществили свой замысел.

От острова Найссаар, что лежит при входе в Таллинский залив, и до финского полуострова Порккала-Удд они поставили две линии сетей, сплетенных из стальных канатов, на всю глубину Финского залива. Сети начинили минами и сигнальными устройствами, их охраняли специальные группы кораблей и самолетов.

Балтийские моряки пытались прорываться сквозь эти заграждения, но безуспешно. Походы лодок в 1943 году были временно прекращены. Но не в характере Трибуца и балтийских моряков было сидеть, сложа руки.

Летчики Балтики уже имели навыки полетов торпедоносцев в открытое море для поиска и уничтожения вражеских транспортов. Военный совет флота принял меры к распространению опыта. Группами и в одиночку, с подвешенной под фюзеляжем торпедой, уходили ИЛ-4 на поиск врага в центральную Балтику.

«Свободной охотой» называли летчики такие полеты. Гитлеровцы в 1943 году лишились еще 46 транспортов и боевых кораблей от ударов балтийцев.

Не давать противнику ни минуты свободно плавать на Балтике! - такому девизу следовал Владимир Филиппович Трибуц .

А в штабе Балтийского флота уже готовили удар по врагу с моря. На охоту к берегам Прибалтики и Германии вышли три эшелона подводных лодок - 33 субмарины.

Немцы чувствовали себя на Балтике в полной безопасности. Их суда, освещенные всеми огнями, спокойно курсировали между портами. Германское командование считало, что советский флот намертво заперт в блокированном Ленинграде и вырваться не сможет. Гитлеровская артиллерия, расположенная в захваченном Петергофе , по сути, контролировала Морской канал. Поэтому даже переход из Ленинграда в Кронштадт был трудным и опасным. За Кронштадтом начинались минные заграждения - не сотни, а десятки тысяч мин. В шхерах у берегов Финляндии притаились финские и немецкие катера и противолодочные корабли. Но вся эта вражеская мощь оказалась бессильна против решительности и мужества наших моряков.

БЕЗОПАСНЫЙ ФАРВАТЕР

Для прорыва в Балтику не нужно было убирать все минные заграждения. С началом весны наши тральщики очистили фарватер, сняв около четырехсот мин. Наша авиация с этого момента принялась контролировать акваторию Финского залива, чтобы предотвратить установку новых мин. Было у Балтийского флота еще одно серьезное преимущество. В ходе зимних боев на Балтике удалось сохранить два острова - Лавенсаари и Сескар , где были созданы базы для подводных лодок. Эти острова находились за сотню миль от блокированного Ленинграда, поддерживать с ними связь, обеспечивать их всем необходимым было невероятно трудно. Но зато за ними начиналось открытое море.

Переброска подводных лодок происходила так. Они в надводном положении покидали Ленинград: Морской канал мелок, под водой тут не спрячешься. Но чтобы не позволить врагу вести прицельный огонь, корабли сопровождения выставляли дымовую защиту. Дальше из Кронштадта брали курс на Лавенсаари. На острове командиры субмарин получали самые свежие сведения о ситуации и приступали к выполнению боевого задания.

ЛЕГЕНДАРНАЯ Л-3

Легендой стал поход подводной лодки Л-3. В 1942 году эта субмарина под командованием капитана 2-го ранга Петра Грищенко совершила рейд не просто в тыл противника, а к берегам Германии , достигнув Щецина .

Вместе с подводниками в поход отправился писатель Александр Зонин. Благодаря написанной им книге мы знаем многие подробности этого героического плавания.

Целью похода была разведка. Шли мимо берегов Швеции . Там узкие проливы, оживленный район, в котором шныряли шведские и датские каботажники, а также рыболовецкие суда. Поэтому, чтобы не обнаружить себя, отказались плыть в надводном положении.

Увы, у Висбю - шведского города-порта на острове Готланд - лодку засекли с промыслового суденышка. И рыбаки нейтральной страны выдали наших моряков, отправив в эфир сообщение об их присутствии. За лодкой началась охота. Немцы выслали на поиски миноносец. Командир Л-3 Грищенко приказал залечь на дно. Зонин в своей книге объяснил поведение капитана: «В другом районе моря Грищенко решился бы атаковать миноносец. Но близко от позиции такой удар сделал бы противолодочную оборону врага более бдительной... И потому следовало стоически терпеть досадное движение гитлеровского эсминца по пятам... Старались не запускать издающую шум помпу, ходили в тапочках, даже воду не кипятили по отсекам и не готовили горячей пищи».

Тактика себя оправдала. Немецкий корабль, посчитав, что у шведов слишком разыгралось воображение, отстал. А наша субмарина, освободившись от преследования, вышла на просторы Померанской бухты - в самое логово врага, на меридиан Берлина . Но подводникам снова приходилось проявлять терпение. Зонин отмечал: «Все вокруг звало к мести - и то, что горели все огни, и что пароходы ходили без затемнения, и что безнаказанно новые вражеские подводные лодки и надводные корабли занимались боевой подготовкой».

Трое суток подводники вели разведку. Грищенко все это время только и повторял: «Сюда бы поохотиться!» Наконец задание было выполнено. Облегченно вздохнув, команда начала свою войну. Покидая бухту, субмарина установила мины. Достоверно известно, что на них подорвались и погибли два немецких транспорта и шхуна «Фледервеен».

ЧУВСТВО ГЛУБИНЫ

В те дни Л-3 навела немало шороху на Балтике. Грищенко не хотел таиться, лодка перед каждой атакой всплывала. В этом было немного бравады, но и трезвый расчет. В надводном положении можно было точнее прицелиться. Эффектное появление из морских глубин нашей подлодки становилось полной неожиданностью для врага. Л-3 потопила четыре германских судна.

Оправившись, гитлеровцы начали новую охоту на Л-3. Но, как позже подчеркнул в своих мемуарах командующий Балтийским флотом адмирал Владимир Трибуц, у каждого нашего опытного подводника было особое чувство глубины. Таким чувством обладал и Грищенко. По возвращении в Кронштадт, доложив о семи своих победах, командир Л-3, обычно молчаливый и косноязычный, все-таки не удержался и объяснил, как ушел от погони: «У врага была сильная противолодочная оборона - катера, мины, сети, но зато глубины позволяли маневрировать. Корабль любит воду...»

На Большом Кронштадтском рейде, несмотря на дождь, Л-3 устроили торжественную встречу. Но что больше всего поразило кронштадтцев-блокадников? Внешний вид подводников. Все были выбриты, обмундирование выглажено. Они сходили на берег не измотанными и уставшими, а настоящими щеголями.

Оказывается, опять же благодаря свидетельствам писателя Зонина, Петр Грищенко не хотел подражать некоторым боевым товарищам, которые считали шиком бороды и густые шевелюры. Команда лодки приняла решение: не вернемся в Кронштадт до тех пор, пока каждый матрос не приведет себя в порядок. Лодка даже задержалась на рейде.

МАКСИМАЛЬНЫЙ УРОН ВРАГУ

По официальным данным, в 1942 году советские подводники уничтожили на Балтике около шестидесяти вражеских судов общим тоннажем до 150 тысяч тонн. Много это или мало? Транспорт водоизмещением 10 000 тонн мог перевезти двести танков, либо две тысячи солдат с оружием и боеприпасами, либо полугодовой запас продовольствия для пехотной дивизии. Так что приказ командования нанести максимальный урон врагу был выполнен. Но и мы несли потери. В 1942 году потеряли 12 наших субмарин.

Угроза наших подводных атак настолько встревожила германское командование, что оно приняло решение закрыть выход из Финского залива - на всю его ширину и глубину - несколькими рядами стальных сеток. Гитлеровцы пошли на колоссальные затраты. На каком-то этапе своей цели они достигли. Но в 1943 году была прорвана блокада Ленинграда, и город начал готовиться к полному снятию вражеской осады. А к 1945 году наши подводники снова стали полными хозяевами на Балтике.