Триумфальная премьера произведения Лоры Квинт «Страсти по корриде» в консерватории в рамках фестиваля «Мой Евтушенко. Коррида Евгений Евтушенко Севилья серьгами сорит, сорит сиренью, и по сирени сеньорит несет к арене, и пота пенистый потоп смывает тумбы,

4 июня в Большом зале Московской консерватории состоялся вечер "Евгений Евтушенко в симфонической музыке". В первом отделении прозвучала 13-я симфония Шостаковича, написанная к поэме Евтушенко "Бабий Яр". Во втором акте состоялась триумфальная премьера произведения композитора Лоры Квинт, написанного к поэме Евтушенко «Коррида».

Как рассказал режиссёр и продюсер проекта «Мой Евтушенко» Сергей Винников, музыку Лоры Геннадьевны Евгений Александрович выбрал ещё при жизни. Евтушенко давно хотел, чтобы эта поэма была положена на музыку. Услышав испанские мотивы музыки Квинт в произведении «Эдмон Дантес», поэт произнёс в адрес композитора: «Мы с Вами из одной книжки!» Евгений Александрович попросил Лору Геннадьевну написать произведение по мотивам его поэмы «Коррида». К сожалению, поэту не суждено было присутствовать на премьере, но при жизни Евгений Александрович успел услышать «Страсти по корриде», высказав своё полное одобрение и высокую оценку!

Виртуозный композитор, пианистка, член Союза композиторов РФ, Заслуженный деятель искусств РФ, художественный руководитель спецпроектов Института современного искусства Лора Геннадьевна Квинт отмечает важность и ценность произведения «Страсти по корриде» в своей творческой биографии . Нет, конечно, ей руководят не пафосные звания и регалии - наград и титулов в профессиональном багаже Квинт предостаточно. Сотрудничество с Евтушенко в симфонической музыке – незыблемый пласт творческого наследия, который войдёт в историю музыкальной и литературной культуры страны.

Премьера в консерватории вызвала бурю оваций публики. Для симфонических произведений большая редкость –вызов на «БИС», в консерватории публика не хотела отпускать музыкантов со сцены пока они повторно не сыграли произведение. После завершения вечера гости не спешили расходиться: дарили цветы, брали автографы у Квинт, выражали слова восхищения!

Спустя несколько дней, в Государственном Кремлёвском дворце на музыкально-поэтическом спектакле "Если будет Россия, значит, буду и я" произведением Лоры Квинт «Страсти по корриде» завершали вечер, посвященный 85-летию со дня рождения Евгения Евтушенко.

Напомним, что проект «Мой Евтушенко» создан по инициативе Института современного искусства, близких и родных поэта.

Следующее мероприятие в рамках фестиваля состоится 17 июня в музее-галерее Евтушенко в Переделкино состоится поэтический диалог "Сердцебиение", в котором примут участие Александр Городницкий, Дмитрий Сухарев, Дмитрий Быков и другие авторы-исполнители.

Этого, конечно, не предполагалось, но произведение «Страсти по корриде» заканчивается торжественным похоронным шествием. Поэт фактически заказал себе реквием – пронзительный, вдохновенный и жизнеутверждающий!

«Уходят люди.. Их не возратить.

Их тайные миры не возродить…»

Вселенная Евтушенко навсегда в сердцах и душах, в прошлом, настоящем и будущем! Как и Великая Россия!

Севилья серьгами сорит,
сорит сиренью,
и по сирени сеньорит несет к арене,
и пота пенистый потоп
смывает тумбы,
По белым звездочкам -
топ-топ! -
малютки - туфли,
по белым звездочкам -
хруп - хруп! -
коляска инвалида,
а если кто сегодня груб, -
плевать! -
коррида!
Сирень бросает город в раж
дурманным дымом,
штаны у памятников аж
вздымая дыбом.
Кто может быть сегодня трезв?
Любой поступок
оправдан вами, плеск и треск
крахмальных юбок,
а из-под юбок,
мир круша,
срывая нервы,
сиренью лезут кружева,
сиренью, стервы...
Но приглядись, толпою сжат,
и заподозри:
так от сирени не дрожат,
вздуваясь,
ноздри.
Так продирает, словно шок
в потемках затхлых,
лишь свежей крови запашок,
убийства запах.
Бегом - от банковских бумаг
и от корыта,
а если шлепнешься врастяг, -
плевать! -
коррида!
Локтями действуй
и плыви
в толпе, как рыба.
Скользишь по мягкому?
Дави!
Плевать! -
коррида!
Смеется, кровь не разлюбив,
Кармен
карминно.
Кто пал - тореро или бык? -
Плевать - коррида!
"Я бык.
Хотели бы вы, чтобы стал я громадой из шерсти
и злобы?
Я был
добрейшим теленком, глядящим на мир звездолобо.
Трава,
прости мне, что стал я другим, что меня от тебя
отделили.
Травя,
вонзают в меня то с одной стороны, то с другой
бандерильи.
Мазнуть
рогами по алой мулете тореро униженно просит.
Лизнуть
прощающе в щеку? Быть может, он шпагу отбросит...
Мой лик,
как лик его смерти, в глазах у бедняги двоится.
Он бык,
такой же, как я, но понять это, дурень, боится..."

" Мы бандерильи,
двойняшки розовые.
Бык, поиграем
в пятнашки радостные?
Ты хочешь травочки,
плакучих ивочек?
А для затравочки
не хошь
в загривочек?!
Быки, вы типчики...
Вам сена с ложечки?!
Забудь загибчики!
Побольше злобочки!
Ты бредишь мятою
и колокольчиками?
Мы в шерсть лохматую
тебя укольчиками!
По нраву птицы
и небо в ясности?
Мы,
словно шприцы,
подбавим ярости!
Мы переделаем
в момент
без хлыстика
тебя,
абстрактного гуманистика.
Мы колем,
колем,
а ты не зверь еще?
Быть малохольным -
дурное зрелище.
Учись рогами
с врагами нежничать!
Гуманна ненависть,
и только ненависть!
"Я - лошадь пикадора.
При солнце я впотьмах.
Нет хуже приговора -
нашлепки на глазах.
Поводьям я послушна,
всегда на тормозах.
Такая моя служба -
нашлепки на глазах.
Хозяин поднял пику.
Тяжел его замах.
Но как сорвать мне пытку?
Нашлепки на глазах.
Я слышу стоны бычьи
в ревущих голосах.
Вы, в сущности, убийцы -
нашлепки на глазах.
А ты, народ, как скоро
хозяев сбросишь в прах?
Ты - лошадь пикадора -
нашлепки на глазах".
"Я публика,
публика,
публика,
смотрю и чего-то жую.
Я разве какое-то пугало?
Я крови, ей-богу, не пью.
Самой убивать -
это слякотно,
и я,
оставаясь чиста,
глазами вбивала до шляпочки
гвоздочки в ладони Христа.
Я руки убийством не пачкала,
лишь издали -
не упрекнуть! -
вгоняла опущенным пальчиком
мечи гладиаторам в грудь.
Я поросль, на крови созревшая,
и запах ее мне родной.
Я, публика,
создана зрелищами,
и зрелища созданы мной.
Я щедро швыряюсь деньжонками.
Мне драться самой не с руки.
Махайте, тореро, шпажонками,
бодайтесь бодрее, быки!
Бодайтесь, народы и армии!
Знамена зазывней мулет.
Сыграйте в пятнашечки алые
с землей, бандерильи ракет!
Вот будет коррида, -
ни пуговки
на шаре земном! -
благодать!
Да жаль, не останется публики,
чтоб зрелище посмаковать..."
"Мы не убийцы
и не жертвочки,
не трусы мы,
не храбрецы,
мы не мужчины
и не женщины -
мы продавцы,
мы продавцы
За жизнь дерутся бычьи рожечки,
а у кровавого песка:
"Кому конфетки,
бутербродики,
кому холодного пивка?"
Коррида -
это дело грязное,
ну, а у нас особый мир:
"Кому мороженого, граждане?
Вам крем-брюле, а вам пломбир".
Нам все равно, кого пристукнули, -
нам важно сбагрить леденцы.
Мы никакие не преступники -
мы продавцы,
мы продавцы!"
"Я тореро.
Я в домах принимаем актрисами, графами, даже
прелатами.
Все таверны
мои фото на стены свои закопченные гордо приляпали.
Только где-то
в одиноком крестьянском домишке, заросшем полынью
и мятою,
нет портрета,
и закрыты мне двери туда, - это дом моей матери.
Взгляд кристален,
будто горный родник. Говорит он мне горько, задумчиво:
"Ты крестьянин.
Ты обязан к земле возвратиться. Земля так запущена.
Ты забылся.
Ты заносчиво предал свой плуг, и поля без тебя -
безголосые.
Ты убийца
тех быков, что лизали нетвердое темя твое безволосое..."
Я тореро.
Мне не вырваться, мама. Я жить не могу без опасности.
Яд арены:
кто однажды убил, должен вновь убивать
по обязанности.
Как вернуться
в мое детство? Какою молитвой убийства отмолятся?
Отвернутся
от меня все цветы - на руках моих кровь не отмоется.
И врагами
все быки будут мрачно смотреть на меня, плугаря
незаконного,
и рогами
отомстят мне за братьев, которые мною заколоты.
Знаю - старость
будет страшной, угрюмой, в ней славы уже не
предвидится.
Что осталось?
Посвятить, как положено, бой, - но кому?
От отчаянья - ложе правительства?"
"Тореро, мальчик, я старик.
Я сам - тореро бывший.
Взгляни на ряд зубов стальных -
хорош отдарок бычий?
Тореро, мальчик, будь собой -
ведь честь всего дороже.
Не посвящай, тореро, бой
правительственной ложе!
Вон там одна... Из-под платка
горят глазищи - с виду
два уха черные быка!
Ей посвяти корриду.
Доверься сердцу - не уму.
Ты посвяти корриду
не ей, положим, а тому
обрубку-инвалиду.
Они, конечно, ни шиша
общественно не значат,
но отлетит твоя душа -
они по ней заплачут.
Заплачут так, по доброте,
ненАдолго, но все же...
Заплачут, думаешь, вон те,
в правительственной ложе?!
Кто ты для них? Отнюдь не бог -
в игре простая пешка.
Когда тебя пропорет рог,
по ним скользнет усмешка
И кто-то - как там его звать? -
одно из рыл, как рыло,
брезгливо сморщится: "Убрать!" -
и уберут, - коррида!
Тореро, мальчик, будь собой
ведь честь всего дороже.
Не посвящай, тореро, бой
правительственной ложе..."
"Я песок,
золотистый обманщик на службе кровавой корриды.
Мой позор
в том, что мною следы преступлений изящно прикрыты.
Забывать
чью-то кровь - если мигом подчищена - это закон
представлений.
Заметать
преступлений следы - подготовка других преступлений.
Перестань
любоваться ареной, романтик, - тебя, как придурка,
надули.
Кровь, пристань
несмываемой бурой коростой к арене - фальшивой
чистюле!"

"А мы, метелки-грабельки,
тебя причешем в срок,
чтоб чистенько,
чтоб гладенько
ты выглядел,
песок.
Будь вылизанный,
ровненький...
Что тут не понимать?
Зачем народу,
родненький,
про кровь напоминать?
Ты будь смиренным цыпочкой
и нам не прекословь.
Присыпочкой,
присыпочкой
на кровь,
на кровь,
на кровь!"
"Я кровь.
Я плясала по улицам жил
смуглолицей цыганкой севильской
и в кожу быков изнутри колотила,
как в бубен всесильный.
Пускали меня на песок
всенародно,
под лютою пыткой.
Я била фонтаном -
я снова плясала
и людям была любопытной.
Но если цыганка не пляшет,
то эта цыганка для зрелищ плохая.
Я вам неприятна,
когда я фонтаном не бью, -
засыхаю!
Спасибо за ваше вниманье,
вы так сердобольны,
метелки и грабельки.
Была я - и нету.
Теперь на арене ни капельки.
Вы старую кровь,
как старуху цыганку,
безмолвно лежащую в свисте и реве,
убрали с дороги,
готовой для новой, для пляшущей крови.
Логика у вас замечательная...
Логика у вас замечательная..."
"Я песок.
В нашей чудной стране все газеты, журналы, как метлы
и грабли.
Я кусок
покрывала, под чьею парчой золотою засохшая
страшная правда.
Ты поэт?
Тебя тянет писать отрешенно, красиво - не так ли?
Но поверь,
что красивость, прикрывшая кровь, - соучастие
в грязном спектакле.
Как я чист,
как ласкаю правительству взор! Ну, а сам я задыхаюсь
от боли.
Не учись
у меня моей подло красивой, навязанной граблями
роли..."
"Я испанский поэт.
Я, вернее,
хочу быть поэтом.
Хочу - я не скрою -
на великих равняться
и жить, как жестокие гении те:
не замазывать кровь,
а учить по учебникам крови.
Может, это одно
и научит людей доброте.
Сколько лет
блещут ложи,
платочками белыми плещут.
Сколько лет
продолжается этот спектакль-самосуд!
И полозья российских саней
по севильской арене скрежещут:
тело Пушкина
тайно
с всемирной корриды везут.
Сколько лет
убирают арены так хитро и ловко -
не подточит и носа комар!
Но, предчувствием душу
щемя,
проступают на ней
и убитый фашистами Лорка,
и убитый фашистами в будущем я.
Кровь гражданской войны соскребли аккуратно
с асфальта Мадрида,
но она все течет
по шоссе и проселкам
из ноющих ран.
Треуголки полиции мрачно глядят...
Оцепили!
Коррида!..
Но да славится кровь,
если ею в тюрьме
нацарапано "No pasaran!"
Знаю я
цену образа,
цену мазка,
цену звука,
но - хочу не хочу -
проступает наплывами кровь между строк,
а твои лицемерные длинные грабли,
франкистка-цензура,
мои мысли хотят причесать,
словно после корриды
песок.
Неприятна вам кровь на бумаге?
А в жизни приятно, изранив,
мучить долго и больно,
не зная при этом стыда?
Почему вы хотите вычеркивать кровь из поэм,
из романов?
Надо вычеркнуть прежде
из жизни ее навсегда!
Мир от крови устал.
Мир не верит искусной подчистке песочка.
Кровь на каждой песчинке,
как шапка на воре горит.
Многоточия крови...
Потом - продолжение...
Где точка?!
Но довольно бессмысленных жертв!
Но довольно коррид!
Что я сделать могу,
чтобы публика оторопела
и увидела кровь у себя на руках,
а не то, что вдали,
на песке золотом?..
Моя кровь ей нужна?!
Если надо,
готов умереть как тореро,
если надо, -
как жертва его,
но чтоб не было крови вовеки потом".

Фестиваль в честь великого поэта пройдет в Москве в июне

Летом 2017 года Евгению Евтушенко должно было исполниться 85 лет. На май-июнь был объявлен юбилейный фестиваль, посвященный этой дате. Кончина Евгения Александровича стала для его организаторов, как и для всех почитателей легендарного поэта-шестидесятника, тяжелым ударом. Но, как рассказали они сегодня на встрече в ТАСС, все равно концерты в честь нашего великого современника состоятся. Теперь уже - его памяти.

Первоначально замысел устроителей включал три концерта, и их серия должна была начаться 31 мая творческим вечером самого Евгения Евтушенко в Зале имени Чайковского. Это - единственное мероприятие, которое пришлось отменить. И то - есть мысль просить хозяйку зала Московскую филармонию устроить памятный вечер поэзии Евтушенко осенью.

Все же остальное состоится, пусть и не вполне так, как первоначально задумывалось.

4 июня в Большом зале Московской консерватории пройдет вечер «Евгений Евтушенко в симфонической музыке». Оркестр «Русская филармония» под управлением Дмитрия Юровского, капелла имени Юрлова, Камерный хор консерватории и солист Петр Мигунов исполнят 13-ю симфонию Шостаковича на стихи Евтушенко. Особенность этого исполнения, рассказали продюсеры фестиваля Сергей Винников и Людмила Дубовцева, в том, что по сути впервые за прошедшие с премьеры 55 лет произведение прозвучит без цензурных вторжений, на которые были вынуждены пойти поэт и вслед за ним композитор, чтобы их работа дошла до публики.

А во втором отделении состоится премьера нового ораториального произведения композитора Лоры Квинт «Страсти по корриде» по знаменитой поэме Евтушенко «Коррида». По рассказу Сергея Винникова, он послал Евгению Александровичу фрагмент мюзикла Лоры «Я, Эдмон Дантес», и тот признался, что стиль этого автора ему близок. А вот Лора, когда узнала, что ей предлагают написать музыку на стихи Евтушенко, испугалась, в чем честно сегодня призналась собравшимся в ТАСС. Для нее, воспитанницы Ленинградской консерватории, воспитанницы ученика Шостаковича Владислава Успенского, имя Евтушенко, как и имя Шостаковича, было свято и недосягаемо. Но затем страх был преодолен, музыка сочинена за 20 дней...

«Недавно Лора Квинт устроила прослушивание партитуры, - сказал Винников, - и я обратил внимание: в конце звучит траурное шествие. Озарила догадка: по сути Евгений Александрович заказал реквием».

13 июня в Государственном Кремлевском дворце покажут музыкально-поэтический спектакль «Если будет Россия, значит буду и я». Его сценарий был полностью составлен с участием самого Евтушенко. В основу представления легло стихотворение «Метаморфозы», четыре строфы которого посвящены четырем временам человеческой жизни, от юности до старости. Произведения поэта, песни на его стихи исполнят Дмитрий Харатьян, Сергей Безруков, Максим Аверин, Сергей Шакуров, Александр Градский, Сергей Никитин, Михаил Турецкий и его хор, Валерия, Анжелика Варум, Сергей Волчков, Дина Гарипова... Организаторы надеются и на участие Аллы Пугачевой, которой Евгений Александрович посвятил известное стихотворение «Алла», а она в свое время сочинила и пела песню на его слова «Все силы даже прилагая».

Касаясь темы продажи билетов, устроители рассказали, что поначалу она пошла стремительно, но ее подкосило известие о смерти Евтушенко. В какой-то момент вообще не было уверенности, что праздник состоится. Но в числе последних заветов поэта было - непременно провести смотр. Произвели коррекцию программ, сделали более демократичными цены - теперь они стартуют от 600 рублей на концерт в консерватории и от 700 - в Кремль. Еще недели две, полагают устроители, продажа продолжится, а потом наступит аншлаг, так что интересующимся стоит поторопиться. Чтобы не переплачивать посредникам, советуют пользоваться ресурсом #МойЕвтушенко.

Разумеется, журналисты задали вопрос о судьбе неоконченного романа Евтушенко «Берингов туннель», который Евгений Александрович писал последние 19 лет.

«Там осталось доделать немногое, - ответила вдова поэта Мария. - В мае Евгений Александрович уже рассчитывал иметь окончательный текст. В последнее время он не писал, а диктовал, и остались наброски, план сочинения, так что, надеюсь, мы все восстановим, и роман будет издан».

А пока - на радио «Культура» продолжается цикл передач по уникальной антологии Евтушенко «Десять веков русской поэзии». И на радио «Звезда» звучит его собственное чтение романа, до окончания которого Евгению Александровичу не хватило всего двух месяцев.