Западничество в русской общественной мысли не является. Западничество и славянофильство в русской философии

История отечественной философии изобилует яркими и интересными страницами, замечательными идеями и концепциями, глубочайшими дискуссиями по тем или иным проблемам, бóльшая часть которых не потеряла и сегодня своей актуальности, злободневности, значимости, не только философско-методологической, но и социально-политической остроты. К таковым страницам, безусловно, относится знаменитый спор между «западниками» и «славянофилами», составивший один из ключевых моментов интеллектуальной и духовной эволюции страны, привлекший к себе пристальное внимание самых выдающихся мыслителей России, прошедший через весь XIX в. и в значительной, хотя и скоррек-тированной временем, форме XX в.,громко заявляющий о себе сегодня в страстных дискуссиях политиков, историков, социологов, экономистов, культурологов о дальнейших путях развития и будущем русского народа.

Было бы, конечно, ошибкой полностью отождествлять сущность и смысл вечного спора между «западничеством» и «славянофильством» вчера и сегодня, ибо эти понятия наполнились ныне во многом новым содержанием, ибо время неумолимо формирует другие условия существования, расставляет иные акценты, ставит свои задачи. Но еще большей ошибкой являлось бы полное игнорирование нашей истории, ее духовного и идейного наследия, ее уроков, -величайшие умы творили нашу национально-историческую и культурную традицию, прокладывая еще в прошлом наши сегод-няшние пути в будущее. Чтобы быть достойным этого будущего, надо и сегодня пристально к ним прислушиваться, развивать богатейшее наследие, выделяя в нем главное, актуальное и современное.

Конец XX и начало XXI вв.сложились для России драматично, трагически: крах СССР, марксистско-ленинской идеологии и философии, политический и экономический кризис, обнищание и вымирание населения, криминализация общества, разброд и шатания в строительстве «дикого капитализма», по сути, уход России со всемирно-исторической арены, утрата ею статуса великой державы, чем незамедлительно воспользовались США и другие ведущие страны Запада в стремлении установить «однополярный» мир, глобализацию «по-американски». Дело дошло до того, что совсем еще недавно вопрос стоял даже не о международном статусе России, а о том, будет ли она вообще существовать как государство и как нация.

Сегодня, к счастью, здоровые силы в общественно-полити-ческой жизни страны заметно усилились, окрепли, Россия отошла от края пропасти, успешно развивает свой экономический, социальный, «людской», военный потенциал, громко и решительно заявила о своих национальных интересах на мировой арене. Путь к возрождению великой России стал реальнее, ближе. Далеко не последнее место в становлении на этот путь занимает возрождение национально-исторической и культурной традиции, в том числе и ее философской, религиозной, духовной, идейной составляющих и, главным образом, глубокие размышления об исторических судьбах страны, о месте России в мире, о будущих путях развития, ее национально-государственных интересах, ее друзьях и союзниках, противниках и оппонентах. Эти размышления идут далеко не только в тиши историко-философских кабинетов, но прежде всего – в широких кругах общественности, среди молодежи, политиков, в религиозно-церковных кругах, партийных и парламентских дискуссиях, среди интеллигенции, в СМИ. И здесь оказалось, что без возвращения к урокам великой многовековой дискуссии между «западниками» и «славянофилами», без поистине судьбоносного обсуждения проблемы о предпочтительности нашей стратегической ориентации «здесь и сейчас» на «Запад» или на «Восток» нам никак не обойтись.

Другoe дело, что по форме эти споры ныне ведутся, казалось бы, между новыми «субъектами», сторонами: демократами, либералами, патриотами, правыми, левыми, различными партийными группировками и т. д. Слова «славянофил» и «западник» кажутся сегодняшним «спорщикам» чуть ли не ретроградными и почти не употребляются. Но суть дела от этого почти не меняется, хотя запутать решение актуальных проблем может даже очень сильно. Если мы сегодня во всеоружии новых знаний и объективной оценки новых реалий, «вызовов времени» не обратимся к опыту и урокам наших великих предшественников, подтвержденным отечественной и мировой историей, то многое можем потерять. Некоторые их «подсказки» нам сейчас ох как пригодятся!

Мы, конечно, далеки от мысли в этой короткой статье воспроизвести и проанализировать все основные идеи и аргументы классиков «славянофильства» и «западничества» XIX в. Наша задача здесь скромнее, но важнее: обратить внимание лишь на те идеи, которые, мы уверены, наиболее «концептуальны» в первую очередь в «западничестве»» иполучили свое подтверждение в истории, полностью сохранили свою актуальность для современной России в философско-методологических и социально-политических аспектах. Это и будет служить мерой нашей нынешней ответственности, сознательности, понимания сути исторически переломного момента, дани традиции и способности оказаться на высоте сложного положения в исполнении судьбоносных для страны решений. Поэтому напомним лишь несколько необходимых «ключевых» идей и аргументов в споре «западников» со «славянофилами», «переживших» время и дающих нам верную путеводную нить в хитросплетениях сегодняшней ситуации места и роли России в мире, ее национальных интересов и ориентации в отношениях с «Востоком» и «Западом» в непосредственной реальной политике, партийной борьбе, определении геополитических и геостратегических приоритетов и ценностей.

Классическое отечественное «западничество» сформировалось в первой половине XIX в. и насчитывало в своих рядах таких выдающихся мыслителей, как П. Я. Чаадаев, А. И. Герцен, Н. В. Станкевич, В. Г. Белинский, К. Д. Кавелин, Н. П. Огарев, Т. Н. Грановский, И. С. Тургенев и др.

Если «славянофилы», разрабатывая христианское и прежде всего православное мировоззрение, идеализировали социально-поли-тическое прошлое России, русский национальный характер, абсолютизировали порою самобытность и особенность русской культуры, утверждая, что отечественная общественно-политическая жизнь всегда развивалась и должна будет развиваться по своему собственному пути, в корне отличному от пути западных стран, приходили к выводу о том, что только Россия призвана оздоровить Запад духом своих идеалов и помочь ему в разрешении своих противоречий и проблем, то идейная аргументация «западников» была существенно иной.

Они были убеждены (и в отличие от «славянофилов», аргументируя свои убеждения, прибегали не только и не столько к умозрительности, святоотчески-религиозным доводам, к желаемому, но и к историческим фактам, мировому философско-методологическому опыту, анализу эволюции «живой» действительности, политики и экономики, истинных и реальных, а не мнимых и идеальных интересов страны и ее народа), что Россия в определенных отношениях отстала от Запада и должна, проходя, в принципе, тот же путь развития, кое-чему у него и поучиться, что вполне естественно для всех стран мира и в чем ничего зазорного нет. Они стремились, чтобы Россия усвоила высшие достижения европейских наук и плоды Просвещения, достигла тех же высот социально-эконо-мического и политического развития, не преувеличивала бы различий в традициях и психологии, значения и роли религии и церкви, научилась полностью ценить и признавать политическую свободу и идеи человеческих прав и равенства людей не только перед Богом, но и в реальной социальной жизни .

«Пионером» «западничества», несомненно, был Чаадаев. В сво-их знаменитых «Философических письмах», а позднее в «Апологии сумасшедшего» он определил свое историко-философское кредо в отношении России и Запада: положение дел в России (социально-политическое развитие, экономика, политика, право, права и свободы народа, система управления и т. д.) весьма безрадостно; Россия от Европы во многих отношениях отстала и, подчиняясь всеобщим законам развития, должна пройти такие же, как и Запад, главные этапы развития, а стало быть, и учиться у него; Россия должна стремиться не «выпадать» из общечеловеческого русла развития вследствие каких-то своих «особенностей», но органически «вписаться» в мировую семью народов, в европейскую историю, внося и свой «вклад» в общеевропейскую сокровищницу ценностей и идеалов. Обращаясь к русской истории, Чаадаев с грустью констатировал отсутствие органической связи между ее этапами, неразвитость культурных и социальных традиций, негативные последствия трагического отказа России от принципов западной цивилизации. Вследствие православного «изоляционизма» Россия как бы «отпала» от человеческого рода, не пошла по пути западного объединения разных национальных культур. Последствия этого представляют реальную опасность для будущего России, русского народа, для самого факта их «физического» существования. «Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации (друг Пушкина, как и «славянофилы», признает «своеобразие» и «особенности» России, но видит их совсем в другом и совсем с другими последствиями. – А. Б. ) состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и даже у народов, гораздо более нас отсталых. Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода – ни к Западу, ни к Востоку, не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия. Впрочем, то, что издавна составляет самую суть общества и жизни, для нас еще только теория и умозрение. ...Взгляните вокруг. Разве что-нибудь стоит прочно? …Ни у кого нет определенной сферы деятельности, нет хороших привычек, ни для чего нет правил. …Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру. ...Народы Европы имеют общее лицо, семейное сходство. ...Помимо общего всем характера, каждый из этих народов имеет свой особый характер, но все это только история и традиция. Они составляют идейное наследие этих народов. ...Хотите знать, что это за мысли? Это мысли о долге, справедливости, праве, порядке. ...Вот она, атмосфера Запада, это нечто большее, чем история или психология, это физиология европейского человека. А что вы видите у нас? …Все народы Европы, подвигаясь из века в век, шли рука об руку. Что бы они сейчас ни делали, каждый по-своему, они все же постоянно сходятся на одном и том же пути...»

Важнейшая роль в истории народов принадлежит религии, и вывод Чаадаева определенен: надо, чтобы вера объединяла, а не разъединяла народы (например, католичество и православие), необходимо России вернуться в лоно единого общеевропейского христианства, а не настаивать и дальше на своих «отделенности», «особенностях», «своеобразии»: «Ясно, что если та сфера, в которой живут европейцы и которая одна лишь может привести род человеческий к его конечному назначению, есть результат влияния, произведенного на них религией, и ясно, что если слабость наших верований или несовершенство нашего вероучения удерживали нас вне этого всеобщего движения, в котором социальная идея христианства развилась и получила определенное выражение, а мы были отнесены к числу народов, которым суждено использовать воздействие христианства во всей силе лишь косвенно и с большим опоз-данием, то необходимо стремиться всеми способами оживить наши верования и наше воистину христианское побуждение, ибо ведь там все совершило христианство» .

Конечно, картина, нарисованная «западником» Чаадаевым, и сегодня не может никого оставить равнодушным, она не может не шокировать своими страшными откровениями истинно русского человека и зачастую не может не вызвать инстинктивного отторжения. Вот почему «остроумным» царем Чаадаев был объявлен «сумасшедшим»! И он объяснился перед русским народом и перед потомками, написав продолжение «Философических писем» – «Апологию сумасшедшего»! Эта работа – не только великий и мужественный шаг мыслителя, не побоявшегося сказать народу горькую правду, не только исчерпывающее объяснение и развитие своей позиции, но и завещание нам, потомкам, провидческое прозрение через века. Здесь Чаадаев, в частности, проясняет, что такое истинный патриотизм, приносящий настоящую пользу своему народу, и что такое патриотизм ложный («славянофильский»), вредный и опасный для народа. «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть нечто еще более прекрасное – это любовь к истине... Мы живем на востоке Европы – это верно, и, тем не менее, мы никогда не принадлежали к Востоку. У Востока – своя история, не имеющая ничего общего с нашей... Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою родину, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа; но верно и то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, совсем не похоже на чувства тех, чьи крики нарушили мое спокойное существование... Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, со склоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если хорошо понимает ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной. Я люблю мое отечество, как Петр Великий научил меня любить его. Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм, этот патриотизм лени, который умудряется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы. Я полагаю, что мы пришли после других для того, чтобы делать лучше их, чтобы не впадать в их ошибки, в их заблуждения и суеверия... Больше того: у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают человечество» .

Поистине – ни убавить, ни прибавить! Здесь, во-первых, Чаадаев дал исчерпывающую по глубине и основательности отповедь всем современным и будущим «славянофилам» и «блаженным патриотам», обманывающим вольно или невольно свой народ и толкающим его на обочину истории, и, во-вторых, к его интерпретации патриотизма и истинных западничества, европеизма (уже без кавычек!) нечего добавить и сегодня – это безальтернативный путь в будущее для нашей страны и нашего народа. Занять свое достойное место в сегодняшней европейской цивилизации и выполнить все свои исторические задачи – долг и обязанность перед русским народом!

Несколько слов еще об одном великом русском мыслителе и «западнике» А. И. Герцене, углубляющем и развивающем критику «славянофильства», доводящем ее до логического и исторического конца, вполне актуальном и современном поборнике величия России в лоне европейской цивилизации.

Собственно, в критике «славянофильства» Герцен был, пожалуй, «острее» и решительнее «сумасшедшего» Чаадаева. Например, его дневниковые записи сороковых годов XIX в. полны нелицеприятных терминов типа «славянобесие», «славянобеснующиеся». «Удивляюсь, – пишет он в 1843 г., – как славянобеснующиеся не понимают истории, не понимают европейского развития, – это помешательство. Славяне в будущем, вероятно, призваны ко многому, но что же они сделали со своим стоячим православием и чуждостью от всего человеческого?» По справедливому замечанию Герцена, повышенный интерес «славянофилов» к славянству становится не только карикатурным и нелепым, но и ретроградным и опасным; «славянофильство» становится, по Герцену, «костью в течении образования».

Герцен подметил также и эволюцию «славянофильства» (не всех его представителей, конечно, – «славянофильство» отнюдь не было единым, однородным течением; там были и титаны мысли типа Киреевского, Хомякова, но были и «зловонные людишки» типа Булгарина) к охранительству, к проправительственным чиновникам типа «чего изволите?», к прямому предательству интересов народа: «Славянофильство приносит ежедневно пышные плоды, открытая ненависть к Западу есть открытая ненависть ко всему процессу развития рода человеческого... вместе с ненавистью и пренебрежением к Западу – ненависть и пренебрежение к свободе мысли, к праву, ко всем гарантиям, ко всей цивилизации. Таким образом, славянофилы, само собою, становятся со стороны правительства и на этом не останавливаются, идут далее» .

«Резкости» Чаадаева и Герцена по отношению к «славянофилам» (подобные «резкости» имели место и со стороны «славяно-филов» в адрес «западников») могут найти свое оправдание не в личных или каких-либо психологических, конъюнктурных причинах, но в обстоятельствах объективного порядка. «Западники» глубоко чувствовали, провидчески угадывали, видели огромный и несомненный вред, который может принести России реальное и полное воплощение в жизнь принципов «славянофильства» в настоящем, а тем более – в будущем. Поэтому-то, анализируя доводы и аргументы «славянофилов», которые они совершенно справедливо расценивали как неверные и лживые не только абстрактно-теоретически, но и опасные, гибельные в плане практическом, не могли воспринимать их академически спокойно, будучи на самом деле истинными патриотами, реалистами и «прагматиками».

Несостоятельность «славянофильства» показывали не только «западники», но и отечественные мыслители самых разных направлений, и таковых было большинство, что само по себе не может не служить аргументом в пользу единства России и Европы. Так, известный представитель философии российского зарубежья Б. В. Яковенко подчеркивал уже в середине XX в.: «Славянофилы все больше проявляют себя весьма близорукими раскольниками. Это фанатики, а не терпимые люди. Они сотворили себе мир химер и стараются на основе двух-трех хороших мыслей построить обреченное строение, которого не должно быть. Они смотрят на Запад с ненавистью, это столь же пошло и нелепо, как мнение, что все русское народное пошло и мерзко. На самом деле открытая ненависть к Западу означает не что иное, как откровенную ненависть ко всему процессу развития человеческого рода, ибо Запад как наследник античного мира представляет собой все прошлое и настоящее человечества. Поэтому ненависть к Западу тождественна ненависти и недооценке по отношению к свободе мысли, праву, ко всем гарантиям, ко всей цивилизации вообще» .

Примерно о том же писал и известный русский философ В. В. Зеньковский в ряде своих работ, изданных тоже в середине XX в. под общим названием «Русские мыслители и Европа»: «Проблемы Запада, его судьбы не являются для нас чужими, неинтересными... Мы рассмотрели развитие русской мысли в течение целого столетия и убедились в неустранимости той проблемы, которой были заняты. Русское самосознание неизбежно связано с проблемой Запада и его взаимоотношений с Россией – и это означает и историческую, и духовную неотрываемость нашу от Запада. Радикальное антизападничество, время от времени появлявшееся у нас и довольно остро заявившее о себе в недавние годы, неверно и неосуществимо... Именно теперь, когда вековая работа мысли коснулась всех сторон этой проблемы, мы можем и должны... подойти к вопросу о путях России, к вопросу об отношении нашем к Западу» . Даже и критика Запада, ряда аспектов его политики, культуры и т. д. в работах русских мыслителей вызвана не злорадством и мотивами «отторжения», но стремлением устранить трудности большего сближения, избежать ошибок прошлого и настоящего.

Представители западнической тенденции во всем разнообразии их концепций и идей подвергали убийственной критике не только «чистых» «славянофилов», националистов, ретроградов, но и адептов других систем, так или иначе ведущих к отрыву России от Запада, к ее цивилизационной и культурной изоляции (например, «евразийство», очень распространенное, модное и в наши дни).

Вот, в частности, «приговор» «евразийству» Г. В. Флоровского в статье со знаменательным названием «Евразийский соблазн» (1928): «Судьба евразийства – история духовной неудачи... В евразийских грезах малая правда сочетается с великим самообманом... Евразийство не удалось. Вместо пути предложен тупик. Он никуда не ведет...» . А вот еще более авторитетное мнение Н. А. Бердяева, который, ссылаясь также и на опыт анализа проблемы «Запад – Россия» очень многими великими русскими мыслителями, часто писал о необходимости органического единения России с Европой не в целях «подражания», окончательной и однозначной «европеизации» России, но в целях спасения культуры, народов, благотворного влияния «русской идеи», отечественной духовности на жизнь Запада: «В евразийстве есть также элементы зловредные и ядовитые, которым необходимо противодействовать... Отношение евразийцев к Западу и западному христианству в корне ложное и нехристианское» .

И, наконец, пожалуй, самые авторитетные доводы в пользу конструктивного решения проблемы Запад – Россия мы находим у величайшего мыслителя, кстати, почвенника, Ф. М. Достоевского; некоторые из них мы здесь только бегло упомянем, ибо они, ввиду их исключительной для нашей задачи актуальности и значимости, должны быть разобраны подробно и особо.

Возьмем только одно место из, по сути, духовного завещания писателя, его знаменитой речи о Пушкине в 1880 г., где он, в частности, говорит о великом значении петровских реформ и для русского народа, и для народов Запада: «Русский народ не из одного только утилитаризма принял реформу... Ведь мы разом устремились тогда к самому жизненному воссоединению, к единению всечеловеческому! Мы не враждебно (как, казалось, должно бы было случиться), а дружественно, с полною любовию приняли в душу нашу гении чужих наций... выказали готовность и наклонность нашу... ко всеобщему общечеловеческому воссоединению со всеми племенами великого арийского рода. Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное... Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли... Если захотите вникнуть в нашу историю после петровской реформы, вы найдете уже следы и указания этой мысли... в характере общения нашего с европейскими племенами даже в государственной политике нашей. Ибо что делала Россия во все эти два века в своей политике, как не служила Европе, может быть, гораздо более, чем себе самой?.. О, народы Европы и не знают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе... изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окон-чательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону!»

По сути, Достоевский высказывает здесь очень глубокую, универсальную мысль о единстве главных выводов «западничества» и «русской идеи», заключающихся прежде всего в тенденции единения России и Европы, в «философии всеединства» (В. С. Соловьев), в выполнении русским народом, народом «почвы», своей всемирно-исторической миссии по всечеловеческому объединению на основе веры, духовности, справедливости. Что может быть сегодня еще более актуально, верно, значимо?!

Приведенных высказываний классиков «западничества» и не только (получившихся, правда, для небольшой статьи, наверное, слишком объемными и емкими, но основы этих судьбоносных для страны принципов столь «ответственны» и важны, что нам показалось не очень корректным их просто кратко пересказать) пока для наших задач достаточно.

Подведем некоторые итоги и сделаем ряд выводов, акцентируя внимание уже на актуальных методологических «уроках» «западников», на современном значении их важнейших идей, оставляя на будущее анализ многих очень важных аспектов исследований «западничества» в истории и современной России.

Очень поучительно ныне и методологически важно отмеченное преувеличение (a то и абсолютизация) этнического и географического факторов в «славянофильстве» и «евразийстве», их негативное и опасное значение для теории и практики, особенно в современном мире. В мире, в котором на первый план выступают факторы выживания, безопасности, необходимость решения глобальных проблем и проблем глобализации, общечеловеческие ценности (одна из главных хранительниц которых – Европа) – вера, духовность, принципы свободы, справедливости. Плохо, в частности, когда православие в речениях некоторых политиков и теоретиков выступает как просто этнический признак русских людей. Тут уж поневоле вспоминаются слова одного из персонажей знаменитого фильма И. Бергмана «Земляничная поляна»: «Католичество – средство самосохранения».

Еще ряд выводов общего порядка.

Россия всегда была и остается органической, неотъемлемой частью Европы; споры о месте России в мире и о ее будущем объективно приводили к теории и практике ее сближения, единения (в том числе и «юридического», формального) с Европой, – «критика» Европы зачастую служила как бы «негативным» основанием к такому сближению. Превалирующая и в итоге победившая концепция «западничества» прямо и непосредственно, а все остальные системы («славянофильство», «евразийство», «теория культурно-исторических типов», «русская идея», «русский космизм», «почвенничество» и др., как мы видели, в частности, на примере идей столь различных, но равно глубоких мыслителей Чаадаева, Герцена, Достоевского, Лосского, Зеньковского, Яковенко, Флоровского, Соловьева, Бердяева) – косвенно, опосредованно не могли не привести, в конечном счете, в XX в. к главному – выводу естественности и необходимости, безальтернативности объединения с Европой. Конкретные формы, этапы такого объединения – сложная проблема ближайшего будущего, на этом пути придется преодолеть много трудностей, решать многие проблемы объективного и субъективного порядка, бороться с суевериями, предвзятостями, предрассудками, недругами России, выступающими против такого объединения («подсказки» наших мыслителей здесь и ныне очень пригодятся!). Вхождение России в ЕС в этом плане – лишь первый, хотя и чрезвычайно важный шаг. Но это – глобальная проблема пути России в будущее, возрождения ее величия, проблема спасения мировой культуры и цивилизации.

Один из важных уроков великого спора, начавшегося в XIX в., – дело совсем не в словах и не в терминах. Так, например, получается, что содержание и суть феномена «западничество» гораздо шире и глубже самого термина. В сущности, глубинные идеи «западничества» разделяли фактически все выдающиеся русские мыслители, не ограничивая себя рамками какого-то формального направления. Об этом методологическом моменте нужно помнить сегодня, когда многое запутано и смешано, схоластизировано и заезжено, в том числе и в области терминологии.

Мы не случайно практически везде брали термины «западничество» и «славянофильство» в кавычки. Причин этому несколько, и они имеют не только теоретический, но и практический смысл и значение. Прежде всего эти термины представляют собой некие условные символы, схемы, далеко не во всем совпадающие с реальным, действительным содержанием рассматриваемых феноменов. Жизнь всегда сложнее всяких схем; абсолютизировать «схемы», «символы» – дело неблагодарное и опасное, что мы можем видеть, в частности, на примере марксистско-ленинской историографии нашей темы. Далее, в «прокрустово ложе» «западничества» и «славянофильства» совсем не укладываются взгляды и концепции формальных и признанных представителей этих течений: и Чаадаев, и Герцен, так же, впрочем, как и Хомяков и Киреевский гораздо глубже и шире всяких схем. И наконец, самое, пожалуй, главное: реальные феномены «западничества» и «славянофильства» никогда не оставались сами себе равными, постоянно изменялись, эволюционировали, наполняясь вслед за историческими переменами новым содержанием, новыми аргументами, аспектами, выводами, выводя на историческую арену в различные эпохи жизни России новые фигуры своих адептов (философов, политиков, экономистов, историков, правоведов и т. д.), получая другое социально-политическое звучание, другие смысл, роль, значение, общественный и международный резонанс.

Сегодня, наверное, в нашей науке, общественно-политической действительности трудно найти в «чистом виде» «западников» и «славянофилов», тем более абсолютно таких, какие были у нас в XIX в. Главные тенденции, сущностный смысл и направленность, конечно, сохранились, как и обязано в конечном счете сохраняться ядро национально-исторической, культурной традиции, иначе страна, народ просто перестанут существовать как таковые. Но сохранились именно только аналогии, суть, тенденции, проблемы. Изменились и по форме, и по содержанию идеи, концепции, аргументы, выводы, цели, социальный и политический контексты. Нынешние «западники» и «славянофилы» выступают в современных одеждах и ролях иных субъектов общественно-политического действа, иного времени. Сегодня они могут быть представителями различных партий и движений, органов законодательной и исполнительной власти, системы образования и воспитания, быть демократами и либералами, монархистами и коммунистами, правыми и левыми, патриотами и космополитами, экономистами, политиками, философами, юристами, историками и т. п., теоретиками и практиками. Споры между ними могут принимать нешуточный оборот, путаница может возникать очень большая (в том числе и «словесная», и терминологическая). Выводы и рекомендации могут быть самыми разными,многоаспектными.

Но самое важное, что и заставляет нас сегодня в обязательном порядке обращаться к урокам истории, заключается в том, что при всем плюрализме идей, широкой палитре «красок» речь, в конце концов, как и во времена Чаадаева и Герцена, идет о судьбах и путях России в еще более ответственный, поворотный момент истории: кто мы? куда идем? с кем мы? кто наши союзники и противники? что делать? Речь идет (в контексте объективных процессов нынешней глобализации) о принципиальных и далеко идущих геополитических и геостратегических проблемах, о проблемах нацио-нально-государственных интересов и государственной безопасности, о месте и роли России в современном мире, о будущем страны и народа, о том, будем ли мы существовать завтра и как, в каком «качестве» будем существовать, о возрождении величия России. И в этом плане при всем «громадье» проблем великие уроки отечественного «западничества» позволяют нам сегодня сформулировать вполне определенную, конкретную, наиважнейшую и первостепенную задачу, сделать главный вывод: правы наши западники, – Россия, будучи неотъемлемой и важнейшей частью Европы, должна, несомненно, объединиться с ней политически, экономически и т. д., преследуя свои национальные интересы, в целях национально-государственной безопасности, для сохранения России и русского народа, для выполнения задач по выживанию, стоящих перед всем человечеством. Эта задача и этот вывод должны, конечно, конкретизироваться, дополняться, развиваться с учетом современных реалий, используя весь комплекс достижений современной культуры, науки, используя усилия специалистов всех областей теории и практики для проведения, в частности, большого количества исследований, опираясь, естественно, не только на отечественный, но и на западноевропейский опыт.

В плане перспектив и направлений подобных исследований здесь кратко хотелось бы отметить следующее.

Необходима детальная разработка, причем на международном уровне, ибо в сближении России и Европы заинтересованы и обе стороны, и весь мир: это не только «естественно-исторический» процесс, восстановление исторической традиции, органического единства и цельности Европы, но и гарантия безопасности и процветания ее народов, главнейший фактор обеспечения будущего человечеству – путей и этапов объединения, устранения трудностей и препятствий, создания институтов и организаций новой, единой Европы.

Уже сегодня появились первые, весьма обнадеживающие «ласточки» такого объединения. Например, программная инициатива Демократической партии России по вступлению в Европейский Союз как конечная и логичная цель программы этой старейшей партии новой России. Или заявление в конце октября 2007 г. на тот момент действующего Президента РФ В. В. Путина накануне саммита Россия – Евросоюз в Португалии о создании «Российско-европейского института свободы и демократии». Этот институт будет открыт в Европе на российские деньги. Уже сейчас ясно, что важными направлениями деятельности подобных институтов могут и должны стать, в частности, устранение ошибок и недостатков, негативных сторон в теории и практике отношений России и Европы (например, выявление корней и последствий предрассудков и суеверий типа русофобии); предотвращение превратных или провокационных толкований обостренных периодов вышеупомянутых отношений в прошлом; опасность впадения в крайности, абсолютизацию при анализе проблем патриотизма, «евроцентризма», современного «западничества», либерализма, разнообразия форм демократии, международного права и др.

Чаадаев, П. Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. – М., 1991. – Т. 1. – С. 323, 326, 334.

Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн / под ред. Л. И. Новиковой, И. Н. Сиземской. – М., 1993. – С. 237

ЗАПАДНИКИ - ли-бе-раль-ное идей-ное те-чение 1840-х - начала 1860-х годов в Рос-сии.

На-ча-ло фор-ми-ро-вать-ся в 1839 году, ко-гда сло-жил-ся московский кру-жок Т.Н. Гра-нов-ско-го. В не-го вхо-ди-ли П.В. Ан-нен-ков, В.П. Бот-кин, К.Д. Ка-ве-лин, М.Н. Кат-ков, П.Н. Куд-ряв-цев, Н.Х. Кет-чер, Е.Ф. Корш, Н.Ф. Пав-лов, Б.Н. Чи-че-рин. В это вре-мя взгля-ды западников раз-де-ля-ли В.Г. Бе-лин-ский, А.И. Гер-цен, Н.П. Ога-рёв , П.Я. Чаа-да-ев. К западникам бы-ли близ-ки И.А. Гон-ча-ров, С.М. Со-ловь-ёв, И.С. Тур-ге-нев, М.Е. Сал-ты-ков-Щед-рин. По-сле смер-ти Гра-нов-ско-го (1855) московские западники (Бот-кин, Кет-чер, Е.Ф. Ко-ни, Корш, Со-ловь-ёв, Чи-че-рин) объ-е-ди-ни-лись во-круг пи-са-те-ля А.В. Стан-ке-ви-ча. В Санкт-Пе-тер-бур-ге в конце 1840-х годов об-ра-зо-ва-лась вто-рая груп-па западников, со-сто-яв-шая из мо-ло-дых чи-нов-ни-ков во гла-ве с Н.А. Ми-лю-ти-ным и Д.А. Ми-лю-ти-ным. Поз-же они по-лу-чи-ли из-вест-ность как «пар-тия про-грес-са», или «ли-бе-раль-ные бю-ро-кра-ты». Ещё один кру-жок западников сло-жил-ся в начале 1850-х годов во-круг пе-ре-ехав-ше-го в Санкт-Пе-тер-бург К. Д. Ка-ве-ли-на. Мно-гие западники бы-ли вид-ны-ми про-фес-со-ра-ми и пуб-ли-ци-ста-ми , час-то вы-сту-па-ли с лек-ция-ми и в пе-ча-ти, что спо-соб-ст-во-ва-ло рас-про-стра-не-нию их идей. Вы-ра-зи-те-ля-ми мне-ний западников бы-ли жур-на-лы «Мо-с-ков-ский на-блю-да-тель» (1835-1839), «Оте-че-ст-вен-ные за-пис-ки» (с 1839), «Рус-ский вест-ник» (с 1856) и «Ате-ней» (1858-1859), а так-же газета «Мо-с-ков-ские ве-до-мо-сти» (1851-1856).

Тер-ми-ны «за-пад-ни-ки» и «за-пад-ни-че-ст-во» воз-ник-ли в хо-де по-ле-ми-ки западников со сла-вя-но-фи-ла-ми и пер-во-на-чаль-но са-ми-ми западниками вос-при-ни-ма-лись как обид-ные по-ли-тические клич-ки (в спо-рах 1840-х годов ис-поль-зо-ва-лись так-же про-зви-ща «за-пад-ные», «ев-ро-пеи-сты» и «но-во-ве-ры»).

В по-ли-тической сфе-ре западники бы-ли сто-рон-ни-ка-ми сво-бо-ды со-вес-ти, об-щественного мне-ния и пе-ча-ти, а так-же пуб-лич-но-сти пра-ви-тельственных дей-ст-вий и глас-но-сти су-до-про-из-вод-ст-ва. По от-но-ше-нию к при-ме-не-нию ре-во-люционного на-си-лия для из-ме-не-ния су-ще-ст-во-вав-ше-го строя пер-во-на-чаль-но сре-ди западников на-ме-ти-лось два на-прав-ле-ния - ра-ди-каль-ное (в ис-то-рио-гра-фии ино-гда име-ну-ет-ся ре-во-лю-ци-он-но-де-мо-кра-ти-че-ским), до-пус-кав-шее ис-поль-зо-ва-ние на-си-лия, и уме-рен-ное, для ко-то-ро-го бы-ло ха-рак-тер-но от-ри-ца-ние на-сильственных спо-со-бов борь-бы с вла-стью и стрем-ле-ние к по-сте-пен-но-му пре-об-ра-зо-ва-нию об-ще-ст-ва. К пер-во-му на-прав-ле-нию тра-ди-ци-он-но от-но-сят В.Г. Бе-лин-ско-го, А.И. Гер-це-на и Н.П. Ога-рё-ва, од-на-ко их по-зи-ция не все-гда бы-ла по-сле-до-ва-тель-но ра-ди-каль-ной. Ко вто-ро-му на-прав-ле-нию при-над-ле-жа-ло боль-шин-ст-во западников. Раз-рыв Гер-це-на с западниками (1845) и смерть Бе-лин-ско-го (1848) окон-ча-тель-но оп-ре-де-ли-ли суть идей-ной по-зи-ции за-пад-ни-че-ст-ва как уме-рен-но ли-бе-раль-но-го те-че-ния. Боль-шин-ст-во западников бы-ли мо-нар-хи-ста-ми, счи-та-ли воз-мож-ным осу-ще-ст-в-ле-ние на-зрев-ших ре-форм са-мим го-су-дар-ст-вом.

Западники, так же как и сла-вя-но-фи-лы, не име-ли сво-ей ор-га-ни-за-ции. До 1845 года, ко-гда ме-ж-ду дву-мя те-че-ния-ми про-изо-шёл кон-фликт, при-вед-ший к раз-ры-ву от-но-ше-ний ме-ж-ду ни-ми, западники и сла-вя-но-фи-лы вос-при-ни-ма-ли се-бя как еди-ное «об-ра-зо-ван-ное мень-шин-ст-во», стре-мив-шее-ся про-бу-дить об-ще-ст-во от «ум-ст-вен-ной апа-тии». Од-на-ко ми-ро-воз-зре-ние западников рез-ко от-ли-ча-лось от «са-мо-быт-ни-че-ст-ва» сла-вя-но-фи-лов, а так-же от гос-под-ство-вав-шей «офи-ци-аль-ной на-род-но-сти» тео-рии. Ос-но-вой ми-ро-воз-зре-ния западников бы-ли идеи ев-ропейского Про-све-ще-ния и не-мец-кой клас-си-че-ской фи-ло-со-фии, при-зна-ние ве-ду-щей ро-ли ра-зу-ма в по-зна-нии, не-об-хо-ди-мо-сти фи-лософского ос-мыс-ле-ния при прак-тическом ос-вое-нии ок-ру-жаю-щей дей-ст-ви-тель-но-сти. Западники счи-та-ли, что ра-зум по-зво-лял по-знать мир (в том числе и об-щественные от-но-ше-ния) как сис-те-му при-чин-но-след-ст-вен-ных свя-зей, в ко-то-рой дей-ст-ву-ют по-зна-вае-мые (хо-тя по-рой ещё не по-знан-ные) за-ко-ны, еди-ные для всей жи-вой и не-жи-вой при-ро-ды. Боль-шин-ст-во западников при-дер-жи-ва-лись атеи-стических убе-ж-де-ний.

Западники бы-ли про-тив-ни-ка-ми кре-по-ст-но-го пра-ва. Они до-ка-зы-ва-ли пре-иму-ще-ст-ва западноевропейской мо-де-ли об-щественного уст-рой-ст-ва, од-на-ко они вос-при-ни-ма-лись ими лишь как ори-ен-тир раз-ви-тия, а не пред-мет сле-по-го под-ра-жа-ния. От-стаи-ва-ли ли-бе-раль-ные цен-но-сти, пре-ж-де все-го не-за-ви-си-мость лич-но-сти. С точ-ки зре-ния западников, спра-вед-ли-вым мог-ло быть та-кое об-ще-ст-во, в ко-то-ром соз-да-ны все ус-ло-вия для су-ще-ст-во-ва-ния и са-мо-реа-ли-за-ции лич-но-сти. По-это-му они от-вер-га-ли ха-рак-тер-ные для тра-диционного об-ще-ст-ва идеи пат-ри-ар-халь-но-го един-ст-ва по-ме-щи-ков и кре-сть-ян, а так-же па-тер-на-лиз-ма вла-сти по от-но-ше-нию к под-дан-ным.

В сфе-ре эко-но-ми-ки западники счи-та-ли, что го-су-дар-ст-во при ми-нимальном вме-ша-тель-ст-ве в раз-ви-тие про-мыш-лен-но-сти, тор-гов-ли и транс-пор-та долж-но обес-пе-чи-вать не-при-кос-но-вен-ность соб-ст-вен-но-сти.

В цен-тре ис-то-рио-соф-ских пред-став-лений западников на-хо-ди-лось по-ня-тие ис-то-рического про-грес-са, ко-то-рый они пред-став-ля-ли как це-поч-ку не-об-ра-ти-мых, ка-че-ст-вен-ных из-ме-не-ний отдельных лю-дей и об-ще-ст-ва в це-лом от худ-ше-го к луч-ше-му. По-это-му западники счи-та-ли Пет-ра I од-ним из главных дея-те-лей российской ис-то-рии, ко-то-рый пре-вра-тил дви-же-ние стра-ны по пу-ти про-грес-са в «пра-ви-тель-ст-вен-ную сис-те-му». Идеи за-пад-ни-че-ст-ва на-шли вы-ра-же-ние в соз-дан-ном К.Д. Ка-ве-ли-ным, С.М. Со-ловь-ё-вым и Б.Н. Чи-че-ри-ным в 1840-1850-х годах на-прав-ле-нии ис-то-рической нау-ки, позд-нее по-лу-чив-шем название «го-су-дар-ст-вен-ной шко-лы». Его суть за-клю-ча-лась в ут-вер-жде-нии ор-га-нич-но-сти и за-ко-но-мер-но-сти российской ис-то-рии, един-ст-ва ис-то-рического раз-ви-тия Рос-сии и За-па-да при со-хра-не-нии российских национальных осо-бен-но-стей (боль-шая, чем на За-па-де, роль го-су-дар-ст-ва, ко-то-рая ве-ла к за-си-лью бю-ро-кра-тии и сла-бо-му раз-ви-тию об-щественной ини-циа-ти-вы), в кон-ста-та-ции то-го, что ос-но-вой от-но-ше-ния го-су-дар-ст-ва к об-ще-ст-ву был па-тер-на-лизм. По мне-нию западников, российское го-су-дар-ст-во в фор-ме са-мо-дер-жа-вия вы-ра-жа-ло все-об-щие ин-те-ре-сы, и по-это-му имен-но оно под воз-дей-ст-ви-ем об-щественного мне-ния, раз-ви-тия про-све-ще-ния и нау-ки долж-но бы-ло стать ини-циа-то-ром и га-ран-том ли-к-ви-да-ции со-слов-но-го ан-та-го-низ-ма в Рос-сии и под-го-тов-ки на-ро-да («не-раз-вив-шей-ся час-ти че-ло-ве-че-ст-ва») к по-ли-тическим сво-бо-дам. Это по-зво-ля-ет многим современным ис-сле-до-ва-те-лям оп-ре-де-лять западников как ли-бе-раль-но-кон-сер-ва-тив-ное идей-ное те-че-ние.

В 1840-х годах па-фос вы-сту-п-ле-ний западников был на-прав-лен на ут-вер-жде-ние пре-вос-ход-ст-ва За-па-да, в 1850-х годах они, как и сла-вя-но-фи-лы, со-сре-до-то-чи-лись на раз-мыш-ле-ни-ях о пу-тях и спо-со-бах раз-ре-ше-ния про-блем, сто-яв-ших пе-ред Рос-си-ей. В кон-це не-удач-ной для Рос-сии Крым-ской вой-ны 1853-1856 годов не-ко-то-рые западники на-пи-са-ли по-лу-чив-шие ши-ро-кую из-вест-ность за-пис-ки, в ко-то-рых кон-ста-ти-ро-ва-ли на-зрев-ший в Рос-сии кри-зис, ох-ва-тив-ший все сто-ро-ны жиз-ни об-ще-ст-ва, и пред-ла-га-ли план не-об-хо-ди-мых пре-об-ра-зо-ва-ний для вы-хо-да из не-го. В пер-вой из та-ких за-пи-сок (1855) Б.Н. Чи-че-рин под-верг кри-ти-ке внеш-нюю по-ли-ти-ку скон-чав-ше-го-ся императора Ни-ко-лая I (ко-то-рая, по мне-нию Чи-че-ри-на, но-си-ла экс-пан-сио-ни-ст-ский ха-рак-тер и при-ве-ла к вой-не), по-ка-зал тес-ную взаи-мо-связь во-енных не-удач с «внут-рен-ним не-уст-рой-ст-вом го-су-дар-ст-ва». К.Д. Ка-ве-лин в сво-ей за-пис-ке, так-же на-пи-сан-ной в 1855 году, ви-дел главную при-чи-ну от-ста-ло-сти стра-ны в кре-по-ст-ном пра-ве, от-ме-чал его па-губ-ное воз-дей-ст-вие на нрав-ст-вен-ное со-стоя-ние об-ще-ст-ва и со-ци-аль-ную ста-биль-ность, на-стаи-вал на не-об-хо-ди-мо-сти ос-во-бо-ж-де-ния кре-сть-ян с зем-лёй и за «воз-на-гра-ж-де-ние вла-дель-цам» (этот прин-цип лёг в ос-но-ву кре-сть-ян-ской ре-фор-мы 1861 года).

В свя-зи с тем, что главная цель западников - от-ме-на кре-по-ст-но-го пра-ва - бы-ла реа-ли-зо-ва-на пра-ви-тель-ст-вом, круж-ки западников рас-па-лись в начале 1860-х годов, од-на-ко не-ко-то-рые западники (К.Д. Ка-ве-лин, Б.Н. Чи-че-рин) про-дол-жа-ли иг-рать вид-ную роль в об-щественной жиз-ни. Тер-мин «Западники» по-сте-пен-но ут-ра-тил кон-крет-ность, его ста-ли упо-треб-лять при-ме-ни-тель-но к ли-бе-раль-но на-стро-ен-ной час-ти ин-тел-ли-ген-ции.

В 40-х годах XIX века в русской философской мысли возникло особое направление, которое получило название «западники», «Западничество», «европейцы». Оно возникло в ходе полемики со «славянофилами». В отличие от славянофилов «западники» отстаивали идею не самобытности и исключительности исторической роли и судьбы России в мировой истории, а идею вплетенности России в единый эволюционный мировой процесс. А развитие Западной Европы и Америки есть прогрессивное выражение мировой истории. Поэтому Россия объективно должна «следовать» западному пути развития, а не изолироваться от него и не противостоять ему. Для «западного» пути развития характерно было развитие капитализма, утверждение свободного развития личности, создание гражданского общества и противодействие всякого рода деспотиям, прогрессирующее развитие науки. Свобода понимается как необходимый атрибут исторического развития. Представители «западничества» считали, что и Россию закономерно ожидают экономические, политические, социальные, промышленно-технические преобразования, которым необходимо способствовать, а не препятствовать. Дух социально-экономического преобразования России овладевал умами людей, и суть этого преобразования необходимо было осмыслить философски.

Основным препятствием для прогрессивного развития России «западники» считали наличие крепостного права и отсутствие политических и социальных свобод личности. В этом представители-«западники» не расходились. Но они расходились по поводу путей и способов преобразования России и будущего России. Как более-менее единое направление «западничество» сохранилось до конца 60-х годов XIX века. Крупнейшими представителями «западников» являлись А.И. Герцен, Т.Н. Грановский, Н.И. Огарев, К.Д. Кавелин и другие философы и публицисты. Идеи «западничества» поддерживали В.Г. Белинский, И.С. Тургенев, П.В. Анненков, И.И. Панаев. Но наиболее крупной величиной в философской мысли России этого периода был Александр Иванович Герцен (1812–1870).

На формирование его философских взглядов большое влияние оказали философия Гегеля, особенно его учение о диалектике, материалистическая философия Л. Фейербаха. Диалектический метод Гегеля он называет даже не иначе, как «алгеброй революции» и пытается применить диалектику Гегеля, особенно его учение о единстве противоположностей, к развитию природы, человека, обществу и человеческой истории. В философии Л. Фейербаха он находит основополагающие идеи для формирования собственных взглядов на природу человека, природу и сущность сознания, познания, вытекающих из естественной природы человека. В своих философских взглядах он эволюционирует от идеализма Гегеля к материализму, идя дальше идей антропологического материализма Л. Фейербаха.

Уже в первых своих работах «О месте человека в природе» (1833 г.), «Дилетантизм в науке» (1842–43 гг.), но особенно в «Письмах об изучении природы» он встает на позиции материализма. Он признает объективное существование природы (материи), которая существует до человека, вне человека и независимо от него: «Вне человека существует до бесконечности многоразличное множество частностей, смутно переплетенных между собою; … они были, когда его (человека – Г.Ч.) не было; … они без конца, без пределов; они беспрестанно и везде возникают, появляются, пропадают», – замечает он в своих «Письмах об изучении природы». Благодаря тому, что в природе существует «круговорот» явлений и процессов, она сохраняет себя и как единство, и как многообразие. То есть он признает развитие природы как универсальной системы, которая лишь может быть познана человеком, его духом .

Исходя из этого, А.И. Герцен отличает философское познание природы от естественнонаучного. Философия стремится выявить универсальные всеобщие законы бытия природы, а шире – мира в целом, в то время как естествознание изучает частные, отдельные стороны природных явлений. Поэтому философия тяготеет к теоретическому знанию, а естествознание – к эмпирическому знанию. «Им (естествоиспытателям – Г.Ч.) бы хотелось относиться совершенно эмпирически», «что для мыслящего существа невозможно». Он отмечает, что предметом философии является познание всеобщего (то есть универсальных законов бытия мира) достижения истинного знания об этом. Выявление этой одной истины «занимало все философии во все времена», а все существовавшие философские системы дополняли друг друга, поскольку любая философская система не может дать исчерпывающего знания о сущности бытия мира. Он видит призвание философии в том, «чтобы развивать вечное из временного, абсолютное из относительного» .

С материалистических позиций А.И. Герцен анализирует проблему единства мышления и бытия, соотношения бытия и мышления, о природе и сущности человеческого познания и мышления.

Он признает, что бытие предшествует мышлению и сознанию, оно объективно. Человек не привносит в бытие природы, мира и истории законы из своего сознания. Они присущи самому бытию. В тоже время законы бытия мира воспроизводятся в сознании и мышлении человека. Поэтому мышление и бытие обладают тождеством, единством. Особенно отчетливо единство бытия и мышления проявляется на примитивных ступенях человеческой истории, когда человек еще «не распался с природой», ощущая непосредственным образом и свое единство с природой, и единство своего мышления и бытия . Но по мере формирования у человека способности к абстрактному мышлению единство бытия и мышления становится менее очевидным, но не исчезает вовсе.

В своих философских размышлениях А.И. Герцен отводит большое место и проблеме происхождения, сущности и природы человеческого сознания и мышления. Он считает, что сознание и потребность в знании у человека появляется после того, как он (человек) утратил единство с природой. А сознание и знание являются вторым способом «усвоения и покорения внешности», объективного мира, существующего вне человека. Сознание и знание есть собственно теоретическое освоение объективного мира.

Герцен специально подчеркивает, что сознание и познание выступают проявлением родового качества человека, а не только проявлением личностного «Я». Только осознав «высшее единство рода (человеческого рода – Г.Ч.) с собой», человек обретает способность к теоретическому познанию и мышлению, «которое возвращает человека из антиномии к гармонии», обретая новое единство объективного и субъективного .

Необходимым условием формирования собственно человеческого мышления А.И. Герцен считает слово, язык, развитие которого и приводит к способности человека обобщенно, абстрактно, всеобщно рассматривать бытие мира. Только в этом случае перед человеком открывается развитие мира не как набор и нагромождение единичных, случайных явлений, а как закономерный процесс развития мира как системы. Поэтому «предмет знания» и познания предстает обобщенным. Преодолевается противоречие между эмпирическим и теоретическим знанием. Эмпирическое познание, будучи первичным, как бы в преобразованном виде включается в теоретическое знание, утрачивая свою непосредственность и самостоятельность. Вслед за Гегелем, рассматривая диалектику эмпирического и теоретического в познании, Герцен видит синтез эмпирического и теоретического не в простом их сложении, а в преобразовании первого во второе благодаря посредствующей роли абстрактного мышления . Таким образом, познание идет от единичного к общему, от формы к содержанию, от внешнего к внутреннему, все более приближаясь к истинному знанию о сущности бытия мира как универсума. Поэтому он склонен считать, что «нет философской системы, которая бы имела началом чистую ложь или нелепость; начало каждой – действительный момент истины, сама безусловная истина, но обусловленная, ограниченная односторонним определением, не исчерпывающим ее» . Поэтому А.И. Герцен считает, что весь процесс познания и развития, философии в том числе, есть процесс преодоления односторонности истины, а не лжи. «Оттого каждый момент развития науки, проходя как односторонний и временный, непременно оставляет и вечное наследие». Это положение А.И. Герцена не утратило и сейчас своего значения .

А.И. Герцен разрабатывает и свое, близкое к диалектико-материалистическому, понимание развития истории, сущности исторического процесса. Отметим основные черты его философии истории.

Он отмечает, что в основе развития истории лежит борьба противоположностей. «Во все времена долгой жизни человечества заметны два противоположных движения; развитие одного обуславливает возникновение другого, с тем вместе борьбу и разрушение первого». Источником этой борьбы является противоречие между индивидом, стремящимся к монополии, и массой, которая стремится «взять плод их труда, растворить их в себе». Они взаимоисключают и взаимодополняют друг друга одновременно. И «эта полярность – одно из явлений жизненного развития человечества, явление вроде пульса, с той разницей, что с каждым биением пульса человечество делает шаг вперед». Он подчеркивает, что эта борьба в различные эпохи и в различных странах протекает по-своему, но она реальный источник всеобщего развития .

Человек, индивид, по Герцену, является участником и творцом своей истории и истории человечества в целом, после того как он вышел из животного мира. Он творит историю как социальное, общественное, а не биологическое существо. Атрибутом бытия человека, как существа социального, общественного, является «свобода лица», понимаемая им как всестороннее проявление дарований, его разума и его сознания. Сама свобода есть проявление его сознания и разума. Человек в той мере свободен, в какой мере он осознает себя как общественное существо. «Оно (лицо, персона) – первый элемент, клетка общественной ткани». Следовательно, мотивом истории является борьба за свободу личности, против насильственного внешнего воздействия на нее .

Под свободой он понимает «владение самим собою». Непременным условием свободы человека, по Герцену, является признание «личной автономии», личной независимости. «Социальная идея, нравственная идея существует лишь при условии личной автономии» (подчеркнуто мной – Г.Ч.). В то же время свобода личности достигает своей подлинности только тогда, когда она становится необходимостью не только для самой личности, но и для всех других. Под свободой Герцен разумеет и всякое устранение социального угнетения, вещной эксплуатации человека, когда он (человек) становится лишь объектом и предметом чьей-либо воли. Он делает вывод, «что история является не чем иным, как развитием свободы в необходимости». Он близок к выводу: свобода отдельной личности есть непременное условие свободы всех. И только в этом случае свобода в полной мере становится необходимостью .

Герцен отстаивает идею о том, что и сущность человека, и содержание свободы зависят от той социальной среды, в которой, в силу необходимости, они существуют. Поэтому и свобода всегда конкретна, исторична как по своему содержанию, так и по проявлению. Отсюда он делает вывод о самобытности как непременном атрибуте исторической свободы. Следовательно, историческое движение к свободе, как необходимости, есть сложный и противоречивый процесс, в котором диалектика сознательного и стихийного тесно переплетены. Он подчеркивает: «чем больше сознания, тем больше самобытности (оригинальности – Г.Ч.), чем меньше сознания, тем связь со средою теснее, тем больше среда поглощает лицо». Он проницательно отмечает, что «есть эпохи, когда человек свободен в общем деле». Тогда «деятельность, к которой стремится всякая энергичная натура, совпадает со стремлением общества, в котором она живет. В такие времена – тоже довольно редкие – все бросаются в круговорот событий, живут в нем, страдают, наслаждаются, гибнут» . Такие эпохи предстают как эпохи социальных революций. Поэтому и сама история носит трагический характер.

При этом он глубоко философски замечает: «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены изнутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем удар излишней свободы». Потому что свобода есть прежде всего атрибут внутренней, духовной жизни человека .

Философски осмысливая перспективы развития человеческой истории, внутренним мотивом которой является, по его мнению, достижение свободы личности, освобождение человека от социального угнетения и утверждение социальной справедливости, он убежден в справедливости идей социализма, реализация которых и приведет к созданию справедливого общества без угнетения человека. Эпоха буржуазных революций в XIX веке, свидетелем которых он был, были, по его мнению, закономерным этапом движения к социализму. Он считает, что и Россия движется по этому пути. Но разочаровавшись в итогах буржуазных революций в Западной Европе, он приходит к выводу, что для России наиболее органичен переход к социализму через русскую крестьянскую общину. А социальной силой, способной решить эту историческую задачу, является крестьянин. «Человек будущего в России – мужик», – подчеркивает А.И. Герцен. Почему же он видит в русской общине основание для утверждения социализма в России? Во-первых, потому что русский крестьянин инстинктивно склонен к коммунистической нравственности, отрицающей не только несправедливость помещиков и помещичьей власти, но несправедливость, неравенство как таковое. Во-вторых, русская община исторически оправдала силу своего внутреннего устройства. «Община спасла русский народ от монгольского варварства… Она …»устояла против вмешательства власти; она благополучно дожила до развития социализма в Европе». В-третьих, поскольку творцом истории является народ, а большинство народа в России составляют крестьянство, общинное сознание и психология народа наиболее полно отвечают утверждению принципов социализма в организации общественной жизни . По его мнению, историческая миссия России и выражается в том, что она способна утвердить социализм, который есть выражение требования самой мировой истории. Идеи и философия А.И. Герцена оказала влияние на формирование в России такого политического движения в XIX веке, как народовольцы. При этом А.И. Герцен настойчиво предостерегал в своей последней работе – письме «К старому товарищу» (1869), адресованному Бакунину М.А., теоретику анархизма, против насилия и террора как инструментов социальных преобразований и утверждения свободы и социализма. Поскольку «взять неразвитие силой невозможно», а «террор также мало уничтожает предрассудки, как завоевания – народности». Поскольку они (насилие и террор) лишь вгоняют социальные болезни внутрь, ничего не создавая взамен. Он сторонник эволюционного развития истории, поскольку эволюция есть наиболее естественное выражение закономерного развития мировой истории .

Представителем либерального течения в «западничестве» был русский историк и философ, видный правовед Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885). Для западников-либералов общим принципом является признание свободы человека и ее реализации как универсальной побудительной силы исторического развития. С этих позиций от требовал отмены крепостного права, как основного препятствия социально-экономического прогресса российского общества, мешающего России естественно включиться в единый общечеловеческий процесс цивилизованного развития. Освобождение крестьян с землей за выкуп он считал необходимым условием формирования консервативного «мужицкого сословия», наделенного правом частной собственности, как той социальной силы, которая обеспечит социально-экономический прогресс России. Он считал, что патриархальные основы экономических отношений и исключительность национальной особенности России (например, религиозность русского народа) исчерпали себя. Поэтому исторические перспективы развития России связаны со сближением развития Западной Европы на основе признания либеральных свобод личности и новых социальных групп и классов, складывающихся в России того периода. В тоже время он был сторонник компромисса между необходимостью либеральных социально-экономических преобразований и сохранением самодержавия, основанного на либеральных законах.

В заключение отметим, что борьба между «славянофилами» и «западниками» в русской философской и политической мысли в России XIX века была отражением противоречивости общественной жизни. Сущность которой состояла в том, что лишенные исторической перспективы архаические формы организации общественной жизни все еще были достаточно сильны, а социальные силы, формирование новых форм философской мысли, отвечающие потребностям прогресса России, были еще достаточно слабы и малодоступны для народных масс.

Список литературы

Мир философии: Книга для чтения: В 2 ч. – М.: ИПЛ, 1991.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.filosof-chel.narod.ru/

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

При изучении общественной мысли России невозможно пройти мимо 40-х годов 19 века, когда сформировались идеи славянофилов и западников. Их споры не закончились позапрошлым столетием и до сих пор имеют политическое значение, особенно в свете последних событий.

Обстановка 19 века

В начале 19 века Россия оставалась крепостной страной с феодальным способом производства, в отличие от Европы, где начался процесс утверждения капиталистических буржуазных отношений. Таким образом, увеличивалась экономическая отсталость Российской империи, что давало повод задуматься о необходимости преобразований. По большому счету, их начал еще Петр Первый, но результаты были недостаточными. В то же время буржуазные отношения пробивали себе дорогу в Европе при помощи революций, крови и насилия. Развивалась конкуренция, усиливалась эксплуатация. Последние факты не воодушевляли многих представителей отечественной общественной мысли. Возникал вполне объяснимый спор о дальнейшем развитии государства, тем более что во внутренней политике императоры кидались от одной крайности к другой. Славянофилы и западники - это два противоположных пути для России, но каждый должен был привести ее к процветанию.

В ответ на движение славянофилов

Почти два века в кругу высших сословий Российского государства формировалось поклонническое отношение к Европе и ее достижениям. Россия все больше преобразовывалась, стараясь походить на западные страны. А. С. Хомяков впервые вынес на обозрение широкой публики мысли об особом пути развития нашего государства - на основе коллективизма, проявляющегося в сельской общине. Это избавляло от необходимости подчеркивать отсталость державы и равняться на Европу. Вокруг высказанных тезисов объединились мыслители, в первую очередь литераторы. Стали они называться славянофилами. Западники - это своеобразный ответ вышеописанному движению. Представители западничества, основываясь на идеях видели единые тенденции в развитии всех стран мира.

Философские основы западничества

На протяжении истории человеческой мысли звучит вопрос, сформулированный "Кто мы? Откуда? Куда?". По поводу последней части выделилось три точки зрения. Одни говорили, что человечество деградирует. Другие - что движется по кругу, то есть развивается циклически. Третьи утверждали, что прогрессирует. Западники - это мыслители, придерживающиеся последней точки зрения. Они считали, что история прогрессивна, имеет один вектор развития, при этом Европа обогнала другие регионы мира и определила путь, по которому пойдут все остальные народы. Поэтому все страны, так же как и Россия, должны ориентироваться на достижения европейской цивилизации во всех сферах жизни общества без исключения.

Западники против славянофилов

Итак, в 40-е годы 19 века сложилось идеологическое противостояние "славянофилы - западники". Таблица, сравнивающая основные постулаты, лучше всего продемонстрирует их взгляды на прошлое и будущее Российского государства.

Представители западничества

Немаловажную роль в великих буржуазных реформах 60-70-х годов играли западники. Представители данной общественной мысли выступали не только идеологическими вдохновителями государственных преобразований, но и сами принимали участие в их разработке. Так, активную общественную позицию занимал Константин Кавелин, перу которого принадлежит "Записка об освобождении крестьян". Тимофей Грановский, профессор-историк, выступал за продолжение реформ, заложенных еще в начале восемнадцатого века, за активную просвещенческую государственную политику. Вокруг него и объединились единомышленники, к которым можно отнести И. Тургенева, В. Боткина, М. Каткова, И. Вернадского, Б. Чичерина. Идеи западников лежат в основе самой прогрессивной реформы 19 века - судебной, которая закладывала основы правового государства и гражданского общества.

Судьба западников

Часто бывает, что в процессе развития происходит его дальнейшее дробление, то есть раскол. Не стали исключением и западники. Это касается в первую очередь выделения радикальной группы, провозглашающей революционный путь внесения перемен. В нее вошли В. Белинский, Н. Огарев и, конечно, На определенном этапе произошло сближение славянофилов и революционных западников, считающих, что крестьянская община может стать основой будущего устройства социума. Но оно не было определяющим.

В целом противостояние идей самобытного пути развития России, вплоть до особой роли нашей цивилизации в мире, и необходимости западнической ориентации остались. В настоящее время водораздел проходит преимущественно в политической сфере, в которой выделяются западники. Представители этого движения выступают за интеграцию в Европейский союз, видя в этом выход из цивилизационного тупика, в который вошли еще в период строительства социализма.

В современной России западническая идея находится в глубоком кризисе. Его симптомы разнообразны - от маргинализации политических партий, выступающих с позиции ускоренной интеграции России в «Атлантическое сообщество» до устойчиво конфликтных отношений России с ведущими державами Запада. Еще большим симптомом этого кризиса выступают негативные результаты, которые получают кандидаты с западническими лозунгами на последних четырех парламентских и президентских выборах - их результаты никогда не переходят барьер в 5%. Интересен еще и тот факт, что в первой половине 1990-х гг. радикальные западники были фактически партией власти в России.

И всё же главный симптом кризиса - идеологические трудности радикально западнических движений и авторов. Все они выступают за проведение в России неких «либеральных реформ», которые должны приблизить ее к Западу. За этим сразу следует недоуменный вопрос: «А разве Россия уже не провела такие реформы в первой половине 1990-х гг.?». Ответ на него вызывает затруднение. Если признать, что провела, то непонятно, отчего же тогда Россия до сих пор не стала частью Запада; если не провела, то непонятно, какие именно реформы следует считать «радикальными». Напомню, что уход СССР из Восточной Европы в 1990 г. преподносился советскому обществу как «возвращение в Европу», но с тех пор Россия в Европу так и не вернулась.

Зато в российском общественном сознании укрепляется устойчивая оппозиция «либералы - патриоты». На первый взгляд, она удивительна. Ведь либерализм и патриотизм - это идеологии из двух разных политических плоскостей: внутриполитической и внешнеполитической. Либералам должны, по логике, противостоять консерваторы или социалисты; патриотам - космополиты. Но оппозиция «патриоты - либералы» выдает важную тенденцию. В современной России почему-то невозможно (или как минимум предельно сложно) быть либералом и патриотом, в то время как, например, в XIX в. это считалось нормой. Глубинная трансформация русского западничества, а вместе с ним и всего российского общественного дискурса, налицо.

«Запад», которого не было

В самом общем смысле «западничество» означает идею догоняющего развития. Россия, по мнению западников, должна максимально скопировать более передовую западную экономику, политическую систему, культуру . Эталоном модернизации для отечественных западников в разные эпохи могли выступать разные государства: Речь Посполитая (XVI–XVII вв.), Голландия (начало XVIII в.), Франция (XVIII в.), Великобритания (XIX в.), США (ХХ в). Но суть оставалась единой - Россия должна догнать эти государства, максимально скопировать их институты и культуры, то есть сломать свою традиционную общественную структуру.

Здесь можно заметить интересную особенность российских западников - они ориентировались на некий абстрактный «Запад», полностью игнорируя специфику отдельных европейских государств. Ни один из русских западников не оставил после себя фундаментального труда по истории или политике какой-либо европейской страны. «Запад», как показал советский историк Н. Эйдельман , виделся русским западникам как царство экономического прогресса, конституционных и гражданских свобод, уважения прав личности и малых народов, широкого местного самоуправления. Под «Западом» подразумевался определенный набор ценностей, ассоциировавшийся с такими архетипами как «личная свобода» и «линейный прогресс» в противовес «традиционализму».

Парадокс истории заключался в том, что ни одна западная страна того времени не подходила под это описание. В Речи Посполитой и Австрийской империи существовало не менее жесткое крепостное право, чем в России, причем в Австрии оно было окончательно отменено только в 1850 г. - за 11 лет до его отмены в Российской империи. Пруссия получила октроированную конституцию только после революции 1848 г.; Австрия - в 1867 г., после преобразования в Австро-Венгрию . Во Франции в результате Великой Французской революции полностью уничтожена система местного самоуправления и установлена жесткая унитарная структура на основе бюрократического аппарата. В США рабство было отменено в 1870 г., а остатки расовой сегрегации уничтожены и вовсе при администрации Р. Никсона (1969–1974). И главное, все западные конституции XIX в. носили цензовый характер, жестко ограничивая круг избирателей. Понятие «всеобщего избирательного права» появилось на Западе только после Первой мировой войны, а его реализация стала возможной еще спустя полвека.

Еще меньше под стандарт российских западников подходила Великобритания. В британской политической системе никогда не было конституции в том смысле, в каком она существовала в континентальной Европе - ее аналогом выступал разрозненный комплекс документов, главными из которых были «Билль о правах» (1689 г.) и «Habeas Corpus Act» (1800 г.). Великобритания до парламентской реформы 1884 г. оставалась иерархической сословно-представительной монархией с предельно узким кругом избирателей. В Великобритании корона оставалась главой не только государства, но и церкви, и эти функции не было формальными. (Католики, например, получили первые гражданские права только в 1829 г.) Великобритания была империей с ярко выраженной неевропейской идентичностью. Британская империя формально появилась только в 1876 г., когда королева Виктория (1837–1901 гг.) приняла титул императрицы Индии. Русские западники немало смеялись над евразийцами, забывая при этом, что их эталон - Великобритания - стремилась создать именно азиатскую империю, формируя идеологию индийской «ариософии».

Современные британские исследователи ставят под сомнение и миф о невероятных экономических успехах Великобритании в XIX в. Они указывают, что предшествующие экономисты переоценили степень ранней индустриализации Соединенного Королевства. «Фабрикой мира» Великобритания стала довольно поздно (в 1830-х гг.) и потеряла этот статус довольно рано (в 1870-х гг.), т.е. через 40 лет - период меньший, чем активная жизнь одного поколения. Промышленники не обладали серьезной политической властью в стране - основу элиты составляли крупные землевладельцы, которые во второй половине XIX в. взяли под контроль финансовую систему. В Великобритании действовало несколько индустриальных очагов вроде Ланкашира или Лондонской агломерации, в то время как остальная страна жила по доиндустриальному укладу. Особенно ярко это проявлялось на западе Британских островов, где даже в конце XIX в. преобладало феодальное землевладение.

Сами европейские страны вплоть до середины ХХ в. не осознавали своей общности, а видели себя разными мирами. Английская культура романтизма родилась в конце XVIII в. как отрицание французского просвещения. Немецкая консервативная мысль XIX в. (от И. Фихте до О. Шпенглера) строилась на представлениях о «германском мире» как особой цивилизации, кардинально отличавшейся от остального «Запада». Немецкие консерваторы XIX в. чувствовали себя намного ближе к Российской империи, чем к «безбожной Франции» . Представления о Германии как особой, более духовной цивилизации, чем «Запад», были характерны для немецкого общества вплоть до середины ХХ в. Идея единства «Европейской цивилизации» стала появляться только в самом конце XIX в. - при столкновении европейских держав с культурами Восточной Азии. Мировые войны первой половины ХХ в., начавшиеся с жесткой борьбы Великобритании и Германии, заморозили этот процесс на полвека.

Императивом европейской мысли XIX в. было выделение трех «исторических рас» - англосаксонской, романской и германской (тевтонской) . Каждой из них приписывались особые врожденные черты и свойства темперамента. История Франции со времен Реставрации Бурбонов подавалась французскими историками как борьба «романской» (галлов) и «тевтонской» (франков) рас. Подъем Германии в 1870 г. воспринимался ее французскими современниками как взлет «тевтонской расы» против «романской». К началу ХХ в. идеология культурного противостояния стала распространяться на британо-германские отношения. Знаменитое эссе О. Шпенглера «Пруссачество и социализм» (1919 г.) постулировало наличие на Западе двух непримиримо враждебных друг другу цивилизаций -англосаксонской и германской. Вопрос о том, частью какого «Запада» должна была стать Россия, оставался в то время без ответа.

В этом смысле русское «западничество» было не реальной политической идеологией, а, скорее, протестным мироощущением русской интеллигенции. Можно привести несколько интересных примеров. «Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру», - писал в 1836 г. П.Я. Чаадаев . Как будто в то время прусские бароны или промышленники Манчестера видели себя «составной частью человеческого рода»! Кстати, интересный вопрос - что было общего у тех и других? «В конце концов, вся русская интеллигенция - в том числе и националистическая - примирилась с отделением Польши. Но она никогда не сознавала ни всей глубины исторического греха, совершаемого - целое столетие - над душой польского народа, ни естественности того возмущения, с которым Запад смотрел на русское владычество в Польше», - писал 100 лет спустя другой русский западник Г. Федотов . Любопытно, что автор не сказал, например, об «историческом грехе» Франции в отношении Индокитая. Непонятна и «естественность возмущения» у стран, завоевавших, например, Индостан и тропическую Африку, или разделивших вместе с Россией ту же самую Польшу. (Последнее польское государство – Краковскую республику ликвидировала не Россия, а Австрия в 1846 г.)

«Иван IV не понимал, что против него стояли не втайне сговорившиеся враги, а организационная неразбериха, хаос, с которым не могла справиться незрелая бюрократия; недоставало квалифицированных администраторов», - писал идеолог современного российского западничества А.С. Ахиезер. Между тем, именно в это время Франция была охвачена полувековой гражданской войной католиков с гугенотами. Даже любитель истории на уровне романов А. Дюма сразу скажет, что отнюдь не в Московском царстве в то время были хаос и неразбериха, и о действующей администрации (хоть квалифицированной, хоть неквалифицированной) французы даже не помышляли - короли пытались брать штурмом замки непокорных сеньоров. Или, может быть, «квалифицированной» была испанская администрация герцога Альбы в Нидерландах, которая привела к восстанию голландцев от власти Испанской короны? Это не просто отказ от исторических фактов. Это мировоззрение, сопоставляющее Россию не с реальным, а с абстрактным идеальным «Западом», не существовавшим в исторической действительности.

Похоже, что русское «западничество» изначально имело не международные, а внутриполитические корни. Российская аристократия восхищалась высокой правовой защищенностью британской аристократии. Средние слои интеллигенции и радикалы видели в европейских революциях пример для борьбы с политическим режимом. Не случайно, что русские западники так мало интересовались Германий, Австрией и немецкой культурой - эти страны не вписывались в схему их представлений о Западе. Культ абстрактного Запада разрабатывался, скорее, для решения внутренних, а не внешних проблем.

Окно в «Европу»

Русское «западничество» формировалось как идеология в мире «баланса сил». Можно было восхищаться абстрактным «Западом», но Россия не могла ему подчиниться ввиду отсутствия самого «Запада». На уровне конкретной политики сразу возникал вопрос: каким «Западом» должна стать Россия? Великобританией, Францией, Германией, Австрией или, быть может, США? Быть вместе с ними всеми (равно как и противостоять им всем вместе) Россия не могла, поскольку западные страны жестко боролись друг с другом. До конца Второй мировой войны «западник» был сторонником модернизации России по образцу той или иной европейской державы, но он вполне мог выступать за усиление России.

Петр I (1689–1725) прорубал «окно в Европу» в период, когда она была разделена на два блока: 1) Франция, стремящаяся к гегемонии, и ее союзники; 2) антигегемонистский блок в лице Англии и Австрии. Вплоть до окончания Наполеоновских войн в 1815 г. Россия стабильно являлась (кроме периодов отдельных колебаний) членом антигегемонистского блока против Франции. В ХIX в. Россия сначала была одной из пяти держав-гарантов Венского порядка, а после Крымской войны - партнером Пруссии в ее противостоянии с Францией. В ХХ в. Россия вступила как партнер Великобритании и Франции против Германии. На «Западе» могли сколько угодно говорить о «русском варварстве», но на практике «западные державы» не смогли объединиться против России - их собственные внутренние противоречия были слишком велики.

Октябрьская революция 1917 г. нисколько не исключила Россию из системы внутриевропейских отношений. Напротив, СССР продолжал заключать альянсы с одними европейскими державами против других. Сначала в 1922 г. - Рапалльский договор с Германией против держав Антанты; затем в 1935 г. - союзный договор с Францией против Германии. В ходе Второй мировой войны СССР вновь пытался сначала договориться с Германией, затем выстраивал фактически «новую Антанту» с Великобританий и США. До середины ХХ в. Россия могла прорубать «окно в Европу», поскольку у нее была системная роль в этом сообществе. Она была нужна западным державам как союзник - критическая масса в борьбе одних европейских держав против других.

Показательна и эволюция взглядов российских большевиков. С момента прихода к власти в 1917 г. они выступали за партнерство с якобы революционной Германией против Антанты. Однако уже в начале 1930-х гг. советская дипломатия начинает искать сближения с Францией для совместного сдерживания Германии. А в 1942 г. Сталин без колебаний соглашается с рузвельтовской концепцией «четырех полицейских», предусматривавшей создание послевоенного мирового порядка с ведущей ролью Великобритании, СССР, США и Китая. Советский Союз до конца Второй мировой войны оставался таким же участником внутризападных альянсов, как и Российская империя.

Закрытие «окна в Европу»

Вторая половина 1940-х гг. закрыла для СССР возможность «Петровской парадигмы». Запад впервые в истории сформировался в единую систему на основе лидерства США. Американский «план Маршалла» и созданная на его основе Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) создало на Западе экономическое единство. Создание механизма НАТО обеспечило не только постоянное военное присутствие США в Европе, но и контроль Вашингтона над силовым потенциалом европейских стран. Создание «Группы семи» в 1975 г. позволило создать Западу и механизм общих политических консультаций по международным проблемам. Возник тот самый механизм «Семерка - НАТО», который подкрепляет принятие его участниками политических решений наличием общего военного механизма под управлением США.

Сама европейская интеграция была во многом американским проектом. Ее истоком стал «план Маршалла» 1947 г. Администрация Г. Трумэна поставила перед европейскими странами четкое условия для получения финансовой помощи: создание «Европейского экономического пространства» - создание ЕОУС в 1951 г. было, по сути, выполнением европейцами американских условий. Европейская интеграция реализовала американскую формулу «двойного сдерживания» - удерживать Германию внутри атлантической системы и СССР / Россию вне ее. Для США опасна не европейская интеграция, а ее распад, то есть ссора между союзниками по НАТО. Не случайно, что практически все страны ЕС являются одновременно и членами НАТО, то есть их силовые потенциалы находятся под контролем США.

Казалось бы, российским западникам можно торжествовать - возник тот самый единый либеральный «Запад», о котором мечтали их предшественники. Но исполнение желаний принесло, как обычно, разочарование. В объединенном Западе у России не оказалось системной роли. Быть союзником одних европейских стран в борьбе против других СССР больше не мог - европейские страны были членами единого военного блока. Быть гегемоном этого сообщества СССР тоже не мог - это место было прочно занято США. Быть державой «среднего ранга» СССР не мог - он обладал слишком большой территорией, слишком мощным военным и экономическим потенциалом. Американцам не хотелось видеть альтернативный центр силы внутри своей системы. И главное - СССР прочно занял место «общего врага», наличие которого обеспечивает единство Запада и его интеграционные процессы.

Поворот был настолько глубоким, что советская интеллигенция не сразу осознала его глубину. Виновницей отчуждения России от Запада считали коммунистическую идеологию. При этом оставалось не поясненным, почему сталинский СССР до конца Второй мировой войны спокойно заключал альянсы с одними западными странами против других. Даже в публикациях диссидентов (как внесистемных, так и системных) не звучал ключевой вопрос - а зачем единому «Западу» будет нужна некоммунистическая Россия? Как партнер для решения глобальных проблем? Но эти проблемы Запад вполне может решить за счёт самой России. Как партнер против Индии и Китая? Но их военные потенциалы остаются намного слабее российского и американского. Как партнер поднимающегося Европейского сообщества против США или наоборот? Но ни один из «кризисов доверия» не поставил НАТО на грань реального распада . Европейские страны не ставили под сомнение необходимость американского присутствия в Европе даже в период Разрядки. Можно согласиться с российским политологом В. Цымбурским , который утверждал, что после Второй мировой войны Россия стала не просто опасна для Запада (таковой она казалась ему и в прошлом), а просто не нужна как внутрисистемный элемент.

Без внимания остался и другой важный момент. Создание единого «Запада» проводилось США через сокрушение всех европейских империй и их территориальную дезинтеграцию. «Общие ценности» ничуть не мешали американцам поддерживать, а зачастую и направлять распад Британской и Французской империй. Американская дипломатия до сих пор сохраняет часть ограничений суверенитета Германии, наложенных на нее после Второй мировой войны. Важнейшие из них - запрет на проведение референдумов по военно-политическим проблемам, запрет на требования вывода иностранных войск с немецкой территории и ограничения на развитие Бундесвера. Военно-промышленные комплексы Германии и Японии были не просто ликвидированы американцами после Второй мировой войны, но и не восстановлены до сих пор (даже в рамках общего противостояния СССР). Можно по-разному относиться к действиям американцев, но логика могла бы подсказать, что попытка вступления в это сообщество потребует от России территориальной дезинтеграции и, как минимум, одностороннего разоружения.

Распад СССР в 1991 г. не изменил системной роли новой России - сохранив советский ядерный потенциал, военно-промышленный комплекс, она оставалась единственной в мире страной, способной технически уничтожить США и вести с ними войну на базе обычных вооружений. Ни Китай, ни Индия такой способностью до сих пор не обладают. У России остается единственный альтернативный американскому полный спектр фундаментальных наук, позволяющий ей поддерживать сопоставимый с США силовой потенциал. Несмотря на все реверансы козыревской дипломатии, основу российско-американских отношений и в первой половине 1990-х годов составляло ядерное сдерживание. Такая страна по определению не может быть интегрирована в единое западное сообщество, основанное на американском преобладании. Ее появление там создало бы альтернативный силовой центр США, что разрушило бы всю систему внутризападных отношений.

Для России моментом истины стали два кризиса конца 1990-х гг., связанные с расширением НАТО на Восток (1997 г.) и операцией НАТО против Югославии (1999 г.). В середине 1990-х гг. в Москве на время сложилась уверенность, что партнерство с Францией и / или Германией позволит нейтрализовать гегемонию США в Европе. На практике и Берлин, и Париж поддержали Вашингтон, не проявив особого внимания к негативной позиции Москвы. Российская дипломатия тогда осознала, что ни Германия, ни Франция не будут всерьез ссориться с США ради России . Зато американцы будут охотно использовать их в роли «доброго полицейского» для продавливания общей западной позиции на переговорах с Москвой.

Югославская операция НАТО покончила и с еще одним стереотипом. В первой половине 1990-х гг. среди российских международников приобрела популярность теория демократического мира. Согласно ей, либеральные демократии не воюют друг с другом. Хотя 100 лет назад преобладал другой взгляд - чем более демократичен режим, тем более он агрессивен. Но не воюют либеральные демократии друг с другом потому, что загнаны в общие военно-политические блоки под американским лидерством и проецируют свою естественную агрессивность на окружающий мир. В этой системе есть безусловный военный лидер, контролирующий силовые потенциалы остальных участников блока. Для России же в этой иерархической системе просто не остается системной роли.

Реформы ради слабости?

По-видимому, здесь и следует искать корни российской оппозиции «либерал - патриот». Современный российский либерализм предполагает подчинение России «либеральному сообществу», у которого есть свой лидер и свои правила. Западники прошлых веков могли выступать за перенесение в Россию французской модели без подчинения Франции, но современное «либеральное сообщество» во главе с США иерархично и требует принятия его условий как основы для вступления в него. Такой вариант возможен только при условии серьезного ущемления российских интересов.

Можно, конечно, привести пример Франции, которая была почти гегемоном Запада в XVIII в. Русская элита была культурно (а во многом и экономически) зависима от Парижа, хотя и продолжала противостоять французской гегемонии. Однако у Франции были внутризападные оппоненты - Великобритания и Австрия, - боровшиеся с французской гегемонией. Был альтернативный Франции Запад. Сегодня у США нет реальных оппонентов внутри западного мира, и России приходится иметь дело с единым сообществом на основе общих правил.

Среди современных российских либералов популярно сравнение опыта нашей страны со странами Восточной Европы - «удачного опыта» евроинтеграции первых (прежде всего - Польши) и «неудачного опыта» России. Однако при этом сравнивается несравнимое. Малые страны Восточной Европы имеют маленькие территории и не обладают силовым потенциалом, сопоставимым даже со странами Западной Европы. В Брюсселе они рассматривались как естественная сфера влияния ЕС. Надо ли говорить, что для страны с самой большой территорией мира и силовым потенциалом, сопоставимым с США, такой вариант невозможен.

Зато эти размышления приводят к интересному выводу - успешно интегрироваться в западное сообщество могут только малые страны. Опыт Германии и стран Восточной Европы показывает, что вступление России в Евроатлантику возможно только при выполнении ей четырех условий:

• сокращение военного потенциала до безопасного для лидера (США) уровня;
• полный отказ от любой внешнеполитической активности на территории бывшего СССР;
• разукрупнение «естественных монополий»;
• допуск западных институтов к отношениям между Москвой и российскими регионами.

Но развитие «европейских норм» в России будет означать ее постепенное движение в сторону конфедерации под внешним контролем. В странах ЕС давно сложилась система прямого представительства регионов на уровне европейских институтов. Они позволяют Брюсселю влиять на местные власти, сдерживая интересы государственных элит в интересах «европейской бюрократии». Российская Федерация включает в себя много национально-территориальных образований. Развитие местного самоуправления на основе инкорпорирования «европейских норм» будет означать сокращение полномочий федерального центра и, одновременно, появление представительства национальных республик на внешнем, внероссийском, уровне. Попытка такого вмешательства ЕС в чеченский конфликт уже предпринималась после вступления России в Совет Европы в 1996 г.

Именно в этом и заключается глубокое отличие современного русского западничества от западничества прошлых времен. Западничество Петра I и Екатерины II предполагало геополитическое наступление России. Современное российское западничество - сжатие ее территориального пространства и движение к дезинтеграции. Россия должна подчиниться нормам внешнего интегрированного «либерального сообщества», утратив, по-видимому, свой силовой потенциал и территориальную целостность. Западники прошлого выдвигали девиз «Потерпите, чтобы стать великими». Современные западники выдвигают другой девиз - «Потерпите, чтобы стать слабыми». Однако перспективы разоружения и территориальной дезинтеграции России не могут быть популярной идеологией.

***

Принадлежность России к Западу в прошлом предопределялась многополярной структурой самого Запада. Его объединение под эгидой США лишило Россию системной роли внутри данного сообщества. Поэтому «возвращение России в Европу» возможно только при условии распада единого Запада на серию враждебных друг другу центров. Тогда у России появится снова системная роль в Западном сообществе. Однако без выполнения этого условия российское западничество пока означает подчинение России «либеральному сообществу», что требует от нее невыполнимых и опасных для ее безопасности шагов.

1. Лучший анализ архетипов российских западников см.: Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Т. I – III. Москва: Издательство ФО СССР, 1991.

2. Эйдельман Н.Я. Мгновенье славы настает… Год 1789-й. Л.: Лениздат, 1989.
3. Октрорированная конституция была дарована австрийским императором Фердинандом I весной 1848 г. Однако после подавления Венгерского восстания император Франц-Иосиф заморозил ее своим указом от 31 декабря 1851 г. Действие конституции было восстановлено только по условиям соглашения австрийского двора с венгерской аристократией от 15 марта 1867 г., когда Австрийская империя стала двуединой монархией - Австро-Венгрией. Странно, что, наблюдая за этими событиями, российские либералы считали самодержавное правление специфически российской формой правления.
4. Smith S. C. British Imperialism 1750–1970. Cambridge University Press, 1998.
5. Алленов С. Г. «Консервативная революция» в Германии 1920-х – начала 1930-х годов (Проблемы интерпретации) // Полис. 2003. № 4. С. 94–107
6. Лебон, Густав. Психология социализма. Полный и точный пер. с фр. 5-го изд. с портр. авт. и предисл. его к рус. изд. / Густав Ле Бон. - 2-е изд. (9-я тыс.). - Санкт-Петербург: С. Будаевский, 1908.
7. Франция вышла в 1966 г. вышла только из военной организации НАТО, а не из НАТО в целом.
8. Примаков Е.М. Годы в большой политике. М.: Совершенно секретно, 1999. С. 263 – 302.