Какие люди лежат в реанимации. Имеет ли право жена пройти в реанимацию? Почему не пускают в реанимацию даже близких родственников? Лишь бы выжить

Откровенное интервью

Реанимация в переводе с латыни значит оживление. Это самая закрытая больничная зона, по режиму напоминающая операционную. Там время не делится на день и ночь, оно идет сплошным потоком. Для кого-то в этих холодных стенах оно останавливается навсегда. Но в каждой реанимации есть пациенты, которые надолго зависли между жизнью и смертью. Их нельзя перевести в обычное отделение — умрут, и невозможно выписать домой — тоже умрут. Им нужен «запасной аэродром».

Анестезиолог-реаниматолог Александр Парфенов рассказал «МК» о том, что происходит за дверью с табличкой «Реанимация».

— Александр Леонидович, вы всю жизнь в НИИ нейрохирургии имени Н.Н.Бурденко, руководили отделением реаниматологии и интенсивной терапии и все знаете про боль. Существует ли болевой порог?

— Боль сигнализирует о каких-то нарушениях в организме. Поэтому это благоприятный фактор. А иногда боль вроде бы ничем не спровоцирована, явной причины нет. Вы, наверное, слышали про фантомные боли, когда у человека болит нога, которой нет. Не всегда надо бороться с болью. В акушерстве, к примеру, обезболивают, но не беспредельно, чтобы не изменить всю биомеханику этого процесса. А бывает боль, которую надо убирать. Неконтролируемый болевой синдром может приводить к развитию шока, нарушению кровообращения, потере сознания и гибели человека.

На ощущение боли накладывается психогенный фактор. Если знаешь причину, боль переносится легче. А неизвестность, наоборот, усиливает страдание. Есть достаточно объективные признаки боли: повышение частоты сердечных сокращений, реакция зрачков, появление холодного пота, подъем артериального давления.

— А помните эксперимент Кашпировского, который «давал команду» больным, и им делали операции без наркоза?

— Под такое воздействие попадают люди с очень неустойчивой психикой. Но осознание того, что происходит, на самом деле помогает перенести боль, тормозит ее восприятие.

— Периодически появляются сообщения, что операции на головном мозге можно делать без наркоза. Действительно ли мозг человека к боли не чувствителен?

— Да, там нет рецепторов боли. Они находятся в твердой мозговой оболочке, надкостнице, коже. И раньше, вплоть до начала 70-х годов прошлого века, делали операции на мозге без наркоза. Пациент находился в полном сознании, использовалась только местная анестезия — новокаин, который вводили под надкостницу. Потом делали разрез, специальной пилкой распиливали косточку. На заре анестезиологии считалось, что наркоз при нейрохирургических вмешательствах не нужен, более того, вреден, потому что во время операции нейрохирург, разговаривая с больным, контролирует, к примеру, его координацию движений, ощущения (онемела рука, пальцы не работают), чтобы не повредить другие зоны. Я застал хирургов, которые любили так оперировать.

— Нейрохирургия мощно продвинулась вперед. Сегодня спасают больных, которых еще недавно посчитали бы безнадежными.

— Раньше ножевые ранения, проникающие в брюшную полость, считались смертельными, а сейчас, если не повреждены крупные сосуды, больного можно вытащить. Чтобы лечить человека, надо знать, какие у него предшествующие факторы, характер поражения и стадии заболевания. Допустим, при тяжелой черепно-мозговой травме самая частая причина гибели больного — это кровопотеря и нарушение дыхания. Привозят человека в больницу, останавливают кровотечение, налаживают проходимость дыхательных путей, а болезнь идет дальше. При тяжелой травме развивается отек мозга, который, в свою очередь, вызывает изменение сознания. Если проходит отек, следом возникают инфекционные осложнения: пневмонии, менингиты, пиелонефриты. Потом идут трофические нарушения. На каждом этапе больного подстерегает определенная опасность. Поэтому хороший доктор должен знать этапы заболевания. Если на два шага опережаешь возможные осложнения, тогда получается хороший эффект.

— Вам приходилось лечить жертв массовых катастроф?

— Да, у меня есть такой опыт. Это были тяжелые огнестрельные, минно-взрывные ранения. После расстрела Белого дома в 1993 году к нам в Институт Бурденко поступило около 15 человек с проникающими огнестрельными ранениями головного мозга. Из них практически никто не выжил. В 2004 году случился Беслан. К нам привезли примерно столько же больных с жуткими проникающими ранениями головного мозга — например, пуля вошла через глаз, а вышла из затылка, — или другие тяжелые ранения мозга. Никто из них не умер, и никто не вышел в стойкое вегетативное состояние. У нас появился опыт. Мы стали многое понимать в лечении таких больных.

— Отделение реанимации — одно из самых затратных в любой больнице. То и дело требуются манипуляции, стоимость которых очень велика. К примеру, мощный антибиотик стоит от 1600 рублей за флакон, за сутки сумма составит около 5000 рублей, а ОМС покрывает полторы тысячи. Что делать?

— В нашей медицине сложилась ситуация, когда идет привлечение ресурсов различных фондов или родственников больных. Порой случаются немыслимые вещи. В одной клинике требовался препарат, который можно приобрести за 200 рублей, но закупали в два раза дороже, потому что учреждение, к которому привязана больница, продавало по завышенной цене. Здравоохранение пытается уложиться в суммы, выделяемые на ОМС, но это, к сожалению, не удается. К счастью, больных, которые нуждаются в дорогостоящем лечении, не так много. Их 5-10 процентов, но на них уходит столько, сколько на всех остальных. К тому же они долго лежат. Они занимают примерно половину койко-дней отделения. Если общая летальность полтора-два процента, то у них от 40 до 80 процентов.

Вот пациент пережил отек мозга, дышит на аппарате. По сути, он не является реанимационным. Потому что реанимация — место, где состояние больного неустойчиво, когда возникают осложнения и нужно проводить интенсивную терапию.

— Длительно лежащие больные по большому счету никому не нужны. Но и выписать в таком состоянии тоже вроде бы нельзя. Что с ними делать?

— Существуют специализированные методики лечения, рассчитанные на тех, кому реально можно помочь. В Германии есть огромный реабилитационный центр под Дрезденом на 1200 коек. Там 70 мест отведено для реанимационных пациентов с длительной искусственной вентиляцией легких и низким уровнем сознания. Так вот 15 процентов умирают в силу тяжести основной патологии, примерно столько же «зависают» в стойком вегетативном состоянии, но у 70 процентов удается восстановить самостоятельное дыхание. Параллельно налаживают другие жизненно важные функции. И тогда эти пациенты становятся мобильными, их уже можно переводить в реабилитационные центры.

— У нас тоже немало реабилитационных центров...

— Да, их полно, но проблема в том, что таких тяжелых пациентов с туманными перспективами туда не принимают. Лекарств им требуется много, время пребывания неопределенно долгое. Поэтому они никому не нужны. Что с ними делать? Берут больных, которые могут сами себя обслуживать. Да, у кого-то плохо работает рука, у кого-то нога, а у кого-то проблемы с речью. С этими пациентами уже можно работать, но их ведь надо сначала привести в такое состояние. Именно на этот контингент больных и будет ориентирован новый государственный научный лечебно-реабилитационный центр, который планируется открыть в конце 2015 года.

— То есть речь идет о больных, которые находятся в вегетативном состоянии?

— Обычно под вегетативным состоянием понимают тяжелые и необратимые формы нарушения сознания, не имеющие перспектив какого-либо улучшения. В то же время диагноз вегетативного состояния часто устанавливают не совсем обоснованно. Для точной диагностики необходимы современная аппаратура, высококвалифицированные специалисты, современные методы воздействия на мозговую деятельность и… время. Часто под вегетативное состояние попадают пациенты, имеющие тяжелые, но отнюдь не безнадежные формы нарушения сознания. Существует множество форм тяжелого нарушения сознания. У небольшой части больных (1,5-2%) после оперативных вмешательств на глубинных отделах мозга возникает это грозное осложнение. Человек вроде бы выходит из комы, начинает открывать глаза, реагировать на боль, но контакта с ним нет. То есть кора мозга не работает. Когда, несмотря на проводимую терапию, это продолжается больше трех месяцев, говорят о стойком вегетативном состоянии.

С такими длительно лежащими реанимационными больными с нарушениями дыхания и низким уровнем сознания нужно заниматься с привлечением особых методик, предварительно отделив их от острых реанимационных больных. Главная задача — добиться отключения от аппарата искусственной вентиляции легких и появления первых признаков сознания. Если этого удается добиться, можно двигаться дальше. А стойкое необратимое вегетативное состояние — это уже социальная проблема. Когда человеку нельзя помочь, надо обеспечить ему достойный уход. Существующие хосписы сегодня принимают только онкологических больных в терминальной стадии.

— Как вы думаете, сможет ли вернуться к нормальной жизни знаменитый гонщик Михаэль Шумахер? Он ведь вышел из комы.

— Что значит «вышел из комы»? Если он столько времени был в этом состоянии, могло произойти что угодно. Такая тяжелая травма бесследно не проходит.

— А у вас бывало, что пациент не выходил из наркоза?

— К сожалению, у каждого реаниматолога и у каждого хирурга есть свое кладбище. Уже потом, когда все произошло, начинаешь анализировать: если бы я сделал так, может быть, все пошло бы по-другому? Но уже ничего не сделаешь. Была серия препаратов, которые потом забраковали из-за того, что они вызывали очень мощную аллергическую реакцию. Один больной погиб, потому что развился отек Квинке и, несмотря на все реанимационные мероприятия, спасти человека не удалось. Конечно, если бы препарат вводили очень медленно, то, вероятно, больного можно было бы спасти.

— Вспоминается трагический уход Майкла Джексона, которому лечащий врач Конрад Мюррей сделал оказавшуюся смертельной инъекцию пропофола, за что отсидел срок в тюрьме. Несчастный случай или халатность?

— Это чистой воды халатность. Есть препараты, за приемом которых надо очень внимательно следить. Пропофол обычно используется для проведения внутривенной анестезии при кратковременных манипуляциях. Человек засыпает, не чувствует боли, но у таких препаратов есть побочный эффект — нарушение дыхания. Пропофол воздействует на мозг таким образом, что человеку дышать не хочется. Если больному дают такое лекарство, за ним необходимо постоянно наблюдать, имея наготове все необходимые препараты для устранения гипоксии. Такие вещи, к сожалению, бывают. Провели какую-то мелкую операцию, больной просыпается, глаза открывает, на вопросы отвечает. Его оставляют и уходят. А человек засыпает, дыхание останавливается, и он умирает от гипоксии.

— А вас никогда не обвиняли в смерти больного?

— У меня был другой случай еще в самом начале моей деятельности. Я был дежурным врачом в отделении, и меня срочно вызвали к ребенку. У него произошло нарушение дыхания. Беру чемодан, вместе с медсестрой бегу в палату, провожу всякие реанимационные мероприятия, устанавливаю интубационную трубку, и ребенок открывает глаза! Выхожу гордый к родственникам: «Ребенок живой, переводим в реанимацию!» А мама мне говорит: «Доктор, а зачем вы это сделали? У него же опухоль неоперабельная...»

— Может быть, надо было дать этому ребенку спокойно уйти?

— Иногда бывают такие жуткие вещи. Поступил к нам однажды больной в крайне тяжелом состоянии. Когда он копался в двигателе грузовика, оторвалась лопасть вентилятора и попала ему в темя. Эта металлическая лопасть, размером сантиметров 15-20, прорубила череп до основания. А человек дышит, сердце бьется. Что делать с ним?

— Почему у нас не пускают родственников в реанимацию? Они сидят под дверью, не имея возможности поддержать близкого человека или проститься с ним.

— На мой взгляд, это неправильно — и я могу свою позицию обосновать. Родственники должны быть союзниками врачей в борьбе за больного. Это участие нужно, а с другой стороны, они не должны мешать работать врачам. Ситуация: пустили родственницу, она начинает гладить больного. Спрашиваю: «Знаете, что может быть? Вы делаете массаж, а человек уже несколько дней без движения, хоть его и поворачивают, но гемодинамика нарушена. А если тромб образовался в вене и вы его сейчас протолкнете, будет тромбоэмболия легочной артерии!» Казалось бы, безобидная манипуляция. Лучше всего выделить время посещений — полчаса. Этого вполне достаточно. Ну и, естественно, бахилы, халаты, маски.

— На Западе эти меры считают излишними, потому что страшнее внутрибольничной инфекции ничего нет.

— У больных, которые долго лежат в реанимации, неизбежно возникает устойчивая патогенная микрофлора — и это загрязнение разносится по всему отделению. Больницы являются рассадником устойчивой патогенной микрофлоры. Еще Пирогов говорил, что больницы через 5 лет надо сжигать. И строить новые.

— А хорошие истории в реанимации случаются — те, что из разряда чудес?

— Конечно. Идет обход. Больной, который долгое время находился в вегетативном состоянии, находится в специальной палате. Работает телевизор. Транслируют футбольный матч. У пациента глаза открыты, течет слюна. Он смотрит телевизор. Видит, не видит? Профессор-невролог хлопает этого пациента по плечу: «Какой счет?» — «Спартак ведет 2:1».

Другой случай. Меня пригласили на консультацию к больному, который впал в кому после операции. Удаляли желчный пузырь, что-то пошло не так. Развилась мощная инфекция, начался желчный перитонит. Мы смотрели этого больного с физиологом. Мозг функционирует, назначили лечение. Прошло 10 дней, опять приглашают на консультацию. Доктора рассказывают, как на обходе обсуждали, где этому пациенту поставить еще один дренаж. Вдруг он открывает глаза: «А я вам на это свое согласие не даю!»

Еще история. Женщина 36 лет с заболеванием головного мозга. Два раза была в коме, близкой к атонической. Произошло сдавливание ствола головного мозга, осложнение на глаза с потерей зрения. Приняли решение: будем делать все, что надо. Она пролежала больше года. А сегодня ходит, разговаривает, а ведь труп был стопроцентный. И таких случаев много.

Рано или поздно люди сталкиваются с такой ситуацией, когда кто- то из родных или близких находится в отделении реанимации. При этом всем без исключения хочется попасть в отделение интенсивной терапии, но, зачастую врачи не пускают туда родственников пациентов. А между тем, родным хочется приободрить, поухаживать или просто увидеть близкого и родного человека . Они искренне недоумевают, почему нельзя находиться в реанимации, а в случае близкой кончины попрощаться с ним. Ни в коем случае ни стоит считать, что врачи бездушные люди, им, конечно же, понятны все стенания родственников , но в этом вопросе лучше полагаться на здравый смысл, а не на эмоции. Понятие о реанимации достаточно серьёзная тема, ведь именно в отделении интенсивной терапии происходит восстановление всех жизненно важных функций организма.

Почему нельзя

Отделение интенсивной терапии по стерильности приравниваются к операционным, здесь не место посторонним людям. Врачам всё время приходится оказывать пациентам помощь — реанимируют, — интубируют, а тут посетители мешаются под ногами, а бывает что и «советы» дают. Также, любой посетитель может принести ни чем, ни вредную для него самого микрофлору, которая, к сожалению, может быть смертельно опасной для человека находившегося здесь с открытыми ранами после операции . В реанимации находятся только крайне тяжелые пациенты, и любой вирус или бактерии принесённые извне могут только усугубить и без того тяжёлое состояние больного. Ещё одним поводом соблюдения режима в данном отделении, и ответом, почему нельзя, может служить то, что, бывает, так что сам больной оказывается носителем тяжёлой инфекции, и, тогда его посещение для родственников чревато неприятными последствиями.

Реакция родственников при посещении непредсказуема

Многие врачи отмечают так же, что близкие люди человека находившегося в тяжёлом состоянии после перенесённой операции при посещении не могут справиться с нахлынувшими эмоциями и, как правило, ведут себя не совсем адекватно. Был случай, когда человеку , перенесшему сложнейшую операцию после автомобильной катастрофы, понадобилась интубация трахеи. Ему ввели трубку в гортань , для искусственной вентиляции лёгких. Когда врачи пустили в палату посетителя, тому показалось, что трубка ИВЛ размещённая в гортани, мешает его дорогому и близкому человеку дышать, и он попытался «облегчить» последнему страдания, путём выдёргивания из гортани трубки искусственной вентиляции лёгких. То, чем могла закончиться «помощь» родственника, даже страшно представить, к счастью, профессионализм врачей работающих при реанимационном отделении переоценить нельзя.

В редких случаях реаниматологи делают исключения и пропускают к больному одного из близких родственников. Но, увидев своего родного человек а всего обвешанного трубками , да с ИВЛ в гортани, зачастую, не выдержав такого зрелища, они падают в обморок. Посетителей после увиденного, приходится в спешном порядке откачивать тем же врачам, а в иных случаях даже укладывать на соседнюю кровать. И у них на это, уж поверьте, нет времени, каждая медсестра в реанимационном отделении перерабатывает.

Лишь бы выжить

В отделении интенсивной терапии пациенты лежат в одном помещении, без различия по половому признаку. С них обычно снимается одежда, это обусловлено тем, что врачам в борьбе за жизнь больного не пришлось ещё бороться с замками и пуговицами на одежде, а ведь многие из посетителей принимают это за издевательство или халатное отношение. Чаще всего больные попадают в реанимационное отделение в неприглядном виде, и поверьте, здесь нет до того никому никакого дела, тут главное выжить. А вот для психики среднего посетителя, это становится ужасом, родственники просто не готовы к восприятию того что увидят. После проведения операции , когда человек находится в тяжёлом состоянии, ему может быть установлен дренаж, трубки которого ужасающе торчат из живота. А прибавьте к этому катетер в мочевом пузыре, желудочный зонд, интубационная трубка в гортани , зачастую открытые послеоперационные раны.

Не до свиданий

Прося врача реанимации о свидании со своим близким человеком , следует подумать не только о себе, а ещё о тех людях, которые разделяют с вашим родственником это помещение. Ведь ни ему, ни его близким не понравится, что его увидят в таком неприглядном виде совершенно посторонние люди. К тому же, стоит поверить врачам и понять, что, отделение интенсивной терапии не место для свиданий. Здесь борются за жизнь больного до тех пор, пока остаётся хоть малейшая надежда на выживание. И будет лучше, если посетители не будут отвлекать ни медперсонал, ни пациента после каких либо осложнений, от этой тяжелейшей и важной борьбы за жизнь своими бесконечными вопросами.
Почему то близким, кажется, что человеку после операции , или по другой причине попавшему в отделение реанимации, срочно нужно поговорить или попросить что- либо у родных. Да не хочет он ничего, в силу своего тяжёлого состояния. Ведь если пациента доставили в отделение интенсивной терапии, то он, скорее всего в коматозном состоянии, или подключен к специализированной аппаратуре, а из-за трубки в гортани он не может разговаривать.
Как только состояние больного улучшится, его переведут из реанимационного отделения в обычную палату. Вот тогда и настанет время для свиданий, и можно будет поблагодарить медиков за то, что, они в этой борьбе одержали победу.
К сожалению, бывают случаи, что больному уже невозможно помочь, ему осталось жить практически считанные минуты, например, когда у человека онкологическое заболевание, или почечная недостаточность. В таких случаях больных в реанимационных отделениях не держат, стараются, чтобы человек ушёл из этой жизни спокойно, в стенах родного дома.
Лучше всего придерживаться мнения, что если человек помещён в отделения интенсивной терапии, то, ему срочно и неотложно нужна высококвалифицированная помощь, без которой он может просто не выжить. Здесь врачи будут бороться за его жизнь до конца, и не всегда присутствие родственников может помочь пациенту, а наоборот, только навредить ему.

Возможность посещения стабильных пациентов

Само слово реанимация означает «оживление организма», повторное возрождение. В момент, когда человек находится в тяжёлом состоянии после операции или после аварии, допуска посетителей к нему не будет. Здесь не имеется в виду, когда, некоторые больные после операции направляются в реанимационное отделение для того чтобы отойти от наркоза. Имеет ли тут смысл в посещениях? Кажется, что нет, ведь через несколько часов эти больные будут переведены в общую палату для дальнейшего лечения.

К маленьким пациентам, у которых восстановлены жизненно важные функции организма, но они всё ещё находятся на аппарате искусственной вентиляции лёгких, так же, не пропускают каких-либо посетителей. Зачастую, матери или другие родственники просто не понимают всей важности вставленной в гортань ребенка трубки ИВЛ, некоторые из них даже пытаются вовсе вытащить ее, из-за боязни повредить гортань , или потому что им кажется, что ребёнок хочет, что то сказать, при этом, не советуясь с реаниматологами.

Однако, если маленький ребенок, находящийся в реанимации все — таки пришел в стабильное состояние и находится в сознании, дабы улучшить общий эмоциональный фон ребенка к нему разрешается короткое посещение матери.

В любом случае, какой бы возрастной группы и тяжести не был больной, в его палате не стоит своевольничать, так как зачастую родственники сами же по незнанию наносят ощутимый вред своему родному человеку.

Главный внештатный специалист по анестезиологии-реаниматологии, главный врач ГБУЗ «Городская клиническая больница имени С.С. Юдина ДЗМ»

В настоящее время распространенность инсульта составляет 3-4 случая на 1000 человек в России, при этом большую часть составляют пациенты с ишемическим инсультом – около 80% случаев, остальные 20% составляют больные с геморрагическим типом заболевания. Для родных и близких пострадавшего приступ острого нарушения мозгового кровообращения нередко является неожиданностью, и важным вопросом, который их волнует, является вопрос о том, сколько лежат в реанимации после инсульта и как долго длится лечение в больнице в целом.

Лечение инсульта состоит из нескольких этапов

Все лечение острого нарушения мозгового кровообращения складывается из нескольких этапов:

• Догоспитальный этап.
• Лечение в отделении реанимации и интенсивной терапии.
• Лечение в общей палате.

Вопрос о количестве дней пребывания в стационаре при инсульте регламентируется стандартами лечения, разработанными Министерством Здравоохранения. Длительность нахождения пациентов в больничных условиях составляет 21 день у больных без нарушения жизненно важных функций и 30 дней у больных с серьезными нарушениями. В том случае, если этого срока оказывается недостаточно, проводится Медико-социальная экспертиза, где рассматривается вопрос о дальнейшем лечении по индивидуальной программе реабилитации.

Как правило, в отделении интенсивной терапии больные лежат не более трех недель после инсульта. В эти сроки специалисты стараются не допустить серьезные осложнения, которые по большей части возникают из-за неполноценной работы головного мозга, поэтому проводится строгое наблюдение за жизненными показателями пациента.

Госпитализации подлежат все пациенты, у которых имеются признаки ишемии головного мозга или инсульта по геморрагическому типу. Срок, в течение которого больного держат в отделении реанимации, всегда индивидуален и зависит от множества факторов:

• Локализация очага поражения и его размеры – при обширном инсульте период нахождения в реанимации всегда дольше.
• Выраженность клинических симптомов болезни.
• Уровень угнетения сознания пациента – в том случае, если больной находится в коме, перевод в общую палату невозможен, он будет находиться в отделении реанимации до изменения состояния в положительную сторону.
• Угнетение основных жизненно важных функций организма.
• Необходимость постоянного наблюдения за уровнем давления из-за угрозы повторного инсульта.
• Наличие серьезных сопутствующих заболеваний.

Лечение после инсульта в реанимационном отделении больницы направлено на устранение нарушений жизненно важных функций организма и складывается из недифференцированного, или базисного, и дифференцированного, в зависимости от типа нарушения.

Терапия инсульта должна быть ранней и комплексной

Базисная терапия включает в себя:

• Коррекцию нарушений дыхания.
• Поддержание гемодинамики на оптимальном уровне.
• Борьбу с отеком мозга, гипертермией, рвотой и психомоторным возбуждением.
• Питание пациента и мероприятия по уходу.

Дифференцированная терапия различается в зависимости от характера инсульта:

• После геморрагического инсульта главной задачей специалистов является ликвидация отека мозга, а также коррекция уровня внутричерепного и артериального давления. Выясняется возможность лечения хирургическим путем – операцию проводят на 1-2 сутки нахождения в отделении реанимации.
• Лечение после ишемического инсульта направлено на улучшение кровообращения в головном мозге, повышении устойчивости тканей к гипоксии и ускорение метаболических процессов. Своевременное и правильное лечение значительно сокращает срок нахождения в отделении реанимации.

Составить прогноз на то, сколько пациент будет лежать в отделении реанимации после удара, достаточно затруднительно – сроки всегда индивидуальны и зависят от масштабов поражения головного мозга и компенсаторных способностей организма. Как правило, молодые люди восстанавливаются быстрее, чем пациенты старшего возраста.

Для перевода пациента из реанимации в палату общего пребывания существуют определенные критерии:

• Стабильный уровень артериального давления, частоты сердечных сокращений на протяжении часа наблюдений.
• Способность к самостоятельному дыханию без поддержки аппаратов.
• Восстановление сознания на приемлемом уровне, возможность установить контакт с пациентом.
• Способность позвать на помощь в случае необходимости.
• Исключение осложнений в виде возможного кровотечения.

Только удостоверившись, что состояние пациента стабилизировалось, специалисты принимают решение о переводе в общую палату неврологического отделения больницы. В условиях стационара продолжаются назначенные лечебные мероприятия и начинаются первые упражнения по восстановлению утраченной функции.

Сроки больничного после перенесенного инсульта

Врач заполняет лист нетрудоспособности

Все пациенты, госпитализированные в неврологическое отделение больницы с диагнозом «Острое нарушение мозгового кровообращения» временно теряют трудоспособность. Сроки больничного всегда индивидуальны, и зависят от объема и характера повреждений, скорости восстановления утраченных навыков, наличия сопутствующих заболеваний и эффективности проводимого лечения.

В случае субарахноидального кровотечения, а также при малом инсульте легкой степени тяжести без обширных нарушений основных функций срок лечения в среднем составляет 3 месяца, при этом стационарное лечение занимает около 21 дня, остальные лечебные мероприятия проводятся амбулаторно. Инсульт средней тяжести требует более длительного лечения – около 3-4 месяцев, при этом в неврологическом отделении больницы пациента держат около 30 дней. В случае тяжелого инсульта, при медленном восстановлении, стандартного срока пребывания в стационаре нередко оказывается недостаточно, поэтому для продления больничного листа и подтверждения нетрудоспособности после 3-4 месяцев лечения больной направляется на прохождение Медико-социальной экспертизы для присвоения группы инвалидности и разработки индивидуальной программы реабилитации.

После инсульта, возникшего в результате разрыва аневризмы сосуда головного мозга, средний срок лечения неоперированного пациента в стационаре больницы составляет 2 месяца, при этом больничный лист выдается на 3,5-4 месяца. При рецидиве заболевания срок лечения продлевается в среднем на 2,5 месяца по решению врачебной комиссии. В случае положительного прогноза и сохранения трудоспособности больничный лист могут продлить до 7-8 месяцев без направления на Медико-социальную экспертизу.

Продолжительность нахождения на больничном листе зависит от многих факторов

Пациенты, которых прооперировали по поводу разорвавшейся аневризмы, нетрудоспособны в течение как минимум 4 месяцев после операции с учетом темпов восстановления.

Сроки лечения в реанимационном и неврологическом отделении больницы всегда индивидуальны и зависят от общего состояния больного – пациенты с тяжелыми нарушениями, с потерей способности к самостоятельному поддержанию жизненно важных функций находятся в отделении значительно дольше.

В реанимации московских больниц разрешили пускать родственников пациентов. Порядок посещения описан в памятке столичного департамента здравоохранения. О правилах допуска родственников в отделения реанимации, в эфире телеканала «МИР 24» рассказал главный врач 67-й городской клинической больницы Москвы Андрей Шкода.

Чтобы навестить кого-то из родственников в палате реанимации, нужен пропуск. Кто его выписывает? Кто и как решает, что допустимо в текущий момент времени? Проверяется ли степень родства пациента с навещающим?

Особого пропуска для посещения больных в реанимации нет. У нас сложился уже достаточно большой опыт посещения этих пациентов, и мы пропускаем к больным на протяжении ряда лет. Теперь существует определенный приказ № 451 департамента здравоохранения от 29 июня 2018 года. Теперь все родственники могут свободно посещать своих близких. Для этого нужно сделать соответствующую заявку в службу больницы и после этого можно посетить пациента, который находится в отделении реанимации. Конечно же, нужно знать степень родства. Если человек находится не на искусственной вентиляции и доступен к контакту, то он сам может сказать, кто этот родственник. Если же он не доступен, то посетитель должен предъявить документ, после чего можно посетить реанимационное отделение.

За какое время нужно подавать заявку?

Можно день в день. Абсолютно никаких очередей нет.

По правилам, не более двух человек могут посещать больного. Это одновременно или в течение дня по два человека по очереди?

Мы делаем, прежде всего, акцент на том, как удобно пациенту. И, конечно же, посещение более двух родственников нам кажется не совсем целесообразным. Да и пациенту это тоже не очень-то важно. Если пациент захотел бы чаще, то, пожалуйста. Он может обратиться к заведующему отделением или к врачу и пригласить к себе родных.

Есть какие-то весомые причины для отказа в посещении пациента?

Конечно, существуют отказы. Ну, например, если человек находится в нетрезвом состоянии, то мы его не пропустим в реанимационное отделение. Или, если мы не знаем степень родства. Если родственник не захочет видеть того или иного человека, тоже не пустим. Таких случаев набегает достаточно большое количество. Но эти все сложные проблемы решаются достаточно быстро.

Как решается вопрос этики? Ведь, как правило, палаты реанимации не одноместные. Там могут быть два, три пациента, некоторые без сознания.

В каждой клинике, в нашей точно, каждый пациент отделен ширмой. И поэтому, когда находится родственник пациента рядом со своим близким человеком, он отделен от других пациентов.

Насколько больным эти посещения нужны?

Конечно же необходимость посещения родственников очень нужна, так как человек попал в трудную жизненную ситуацию, и помощь родных и близких необходима. Это улучшает процесс лечения.

На какое время родственники могут зайти в палату реанимации? На 15 минут или на час?

Мы не регламентируем вопрос посещения, но обычно это длится 20-30 минут максимум. И потом пациент уже говорит заранее, что он хотел бы отдохнуть, он устал или какие-то у него процедуры. Здесь существуют определенные правила посещения, потому что пациенты быстро истощаются. Но, когда они видят своих близких и родных, родственников, процесс выздоровления идет лучше.

В каком состоянии должен быть пациент, чтобы к нему пустили родственника?

Он может находиться в любом состоянии. И если он доступен к контакту, тогда он может поговорить с родственником. Если же пациент не доступен к контакту и находится на искусственной вентиляции легких, мы также можем пропустить родственников, чтобы они посмотрели как осуществляется лечение, поговорили с лечащим врачом, с заведующим отделением, могли задать вопросы, которые необходимы и касаются лечения. В каком состоянии находится их родственник, они могут увидеть своими глазами.

В американских фильмах показывают, как человек лежит без сознания в реанимации, а рядом с ним часами, сутками находятся его родственники. Это невозможно в реальности?

Нет. Это и не нужно. И вопросы санитарного состояния и эпидемиологического состояния они тоже никуда не уходят из поля зрения.

В реанимацию пускают только в стерильной одежде?

Вы должны заходить без верхней одежды - без той, в которой вы ходите по улице. Ее нужно снять, для этого есть все возможности. Можно раздеться и надеть разовые халат, бахилы, маску, а можно и без маски пройти.

Действительно ли это мешает проникновению инфекции?

Нет. Если родственник болеет, то не хотелось бы, чтобы он посещал реанимацию. Но для этого существует маска. Но если человек здоров, он может пройти абсолютно без маски и побеседовать со своим родным.

Это не создает дополнительного риска? Ведь у больных очень ослаблен иммунитет.

Нет, это не является важным фактором, который наносит ущерб пациенту.

На Западе родственников в палаты реанимации пускают уже 60 лет. В Москве разрешили недавно. Как думаете, почему?

Я думаю, что на это просто не очень обращали внимание, с одной стороны. С другой стороны, я вот работаю в нашей клинике уже более 10 лет, мы практически никогда не ограничивали посещение родственников. Мы всегда старались пойти навстречу именно родным пациентов, потому что прекрасно понимали, что они переживают, они хотели бы видеть, они хотели бы знать какой прогноз. Мы это делали, мы выполняли соответствующий регламент, и родственники посещали. Даже фильм снимался про нашу больницу, называется «Скорая 24». Там в режиме реального времени съемочная группа жила шесть месяцев. Они сами убедились, что это было действительно так.

Не все больницы в России оснащены так хорошо, как ваша и московские больницы в целом. Это ли причина того, что может быть невозможно посещение больных?

Нет, я думаю, что не в этом дело. Существует определенная косность мышления у некоторых руководителей. Поэтому они и не разрешают. Даже и не знаю, чего можно тут бояться. Если ты делаешь все, как положено, оказываешь помощь пациенту, то наоборот родственник становится твоим союзником в лечении человека, мы делаем одно общее дело.

Вы сказали, что в среднем родственник находится в реанимации около получаса. И по новому регламенту пускать должны 24 часа в сутки. На практике это возможно?

Возможно. Вот я приведу пример, когда пациент попадает к нам в результате ДТП, техногенной аварии или массового поступления. И, естественно, родственники и пациенты хотели бы знать, что с ним происходит. Если он находится в обычном линейном отделении, то это они могут узнать от него непосредственно. А если он поступил в реанимацию, то беспокойство усиливается, поэтому они могут прийти, больница оказывает 24 часа в сутки помощь, и узнать о своем родственнике.

А если допустим попал человек в аварию, естественно сразу родственники пришли к нему большой толпой.

Это тот случай, когда пациенту идет оказание помощи. Естественно, что в этот момент родственников не должно быть. Потому что проводятся манипуляции, искусственная вентиляция. Мы нацелены прежде всего на спасение, но когда она будет оказана, мы открыты для диалога.

Помощь оказана, пациент уже переведен в палату, в стабильном состоянии, и получается, что по два человека будут заходить в палату и выходить?

Я думаю, что да. Они зайдут вдвоем, и потом они могут рассказать о пациенте. Всю толпу мы не пустим. А вот двух самых близких родственников с удовольствием.

А если нет доказанной степени родства с пациентом, это просто молодой человек девушки, например. Ее пустят к нему в больницу?

Вы знаете, это очень сложный вопрос. Если молодой человек доступен к контакту и он скажет, что это его девушка, то - пожалуйста. Но если он не доступен к контакту, то здесь мы стоим на защите прав пациента. Поэтому вот такая ситуация.