Китаев-Смык Л. А

Матерная речь как доза яда, спасительного и исцеляющего

Леонид Александрович Китаев-Смык, конечно, не сразу понял, что мат выполняет в человеческом обществе очень важную функцию. Сначала, когда Леонид Александрович был еще мальчиком, еще во время войны, проживая на Волге, будущий врач с интересом наблюдал за матерящимися грузчиками, рыбаками и моряками. Матерились в то время многие, однако первые подопытные Китаева-Смыка делали это как-то по-особенному. После нескольких часов тяжелой работы они садились тесной и шумной курящей компанией и выбирали противников. Выбранные садились друг напротив друга и начинали ругаться... нет, Китаев-Смык утверждает теперь, что они не ругались, а именно сознательно говорили матом. Соревновались. Условие было, в общем-то, одно: не повторяться, а слова можно было употреблять любые. Матерные, конечно.

И вот через десять-пятнадцать минут этих упражнений все единодушно признают: ну, сегодня Серега победил. Или - Сашка сегодня победил. А дальше снова как ни в чем не бывало начинают работать, - рассказывает Леонид Александрович. - Но что интересно, матерились они всего минут пятнадцать, а казалось, что пару часов отдохнули - так становились бодры и веселы. Это сегодня я знаю, в чем дело, а тогда просто удивлялся.

После окончания с отличием Первого меда Китаев-Смык писал диссертацию по фармакологии, но закончить ее не успел. Помешало еще одно сильное впечатление детства. Как-то раз, еще даже до встречи с грузчиками, маленький Леня сидел и рассматривал энциклопедию. Там была нарисована Галактика Млечный Путь. Картинка его заворожила. Леня все время приставал к папе, чтобы он ему побольше рассказывал о космосе. Папа рассказывал много, но информации не хватало все равно.

Поэтому, когда молодому врачу Леониду Китаеву-Смыку предложили работать в Летно-исследовательском институте в подмосковном Жуковском, он долго не раздумывал.

Я стал заниматься проблемой стресса у космонавтов, искал способы быстрого устранения его последствий... Космическая подготовка - это же тяжелейшие условия. Когда к нам приходили обычные врачи, они, видя наших испытуемых, говорили: «Боже! Их надо скорее госпитализировать!» А мы знали: они выдержат.

Благодаря мату, что ли? Вы их там всех учили материться, да?

Вы меня удивляете. Мужчин, выросших в нашей стране, материться учить... Началось все с другого. Первое, на что мы - врачи, психологи - обратили внимание, была одна женщина, невропатолог, которая проводила научные исследования. Мы стали между собой признавать, что после ее психолого-неврологических приемов у испытуемых сразу же исчезают стрессовые показатели. А надо вам сказать, что это была за женщина. Мы ее звали Прекрасной Дамой. Она была чрезвычайно красива, очень эстетична, была очень корректна. Мы сначала не понимали, почему вдруг исчезают неблагоприятные изменения крови, почему улучшаются корректурные пробы, психологические... Причем почти на целые сутки, и как раз в те дни, когда она работала. Ну поразительно! Мы отследили статистику, и все подтвердилось - Прекрасная Дама изгоняла стресс.

Ну, это же, в общем-то, понятно. То вокруг одни приборы, мужики, напряжение... И вдруг - женщина красивая.

Но это было так очевидно! Анализы показывали... Если бы вы своими глазами это видели, тоже удивились бы. И вот после этого я задумался о сексуальной энергии. В чем еще она концентрируется, кроме красоты? И мы с коллегами решили испробовать мат.

Прямо так сели и решили? Это какой год-то был на дворе?

Конец шестидесятых. Нам надо было бороться со стрессами, мы экспериментировали. Это все обывательские представления, что вот есть приказ министерства, который надо исполнить... Задача была одна - снять стресс. Сами мы там раскручивали методики, проверяли друг на друге. Исследовали мы все, что можно придумать: и зрение, и мышление, и способность двигаться, решать проблемы, и проход пищи, и кардиограмму, и кожно-гальванические реакции... Действие высокой человеческой сексуальной энергии мы проверили с помощью Прекрасной Дамы, теперь надо было проверить действие низкой. У нас формировались экипажи по два человека, и мы стали подбирать в одни пары тех, кто ругается матом, а в другие - кто этого не делает. И что вы думаете - мы обнаружили, что в матерящихся группах проявлений стресса существенно меньше, чем у тех, кто обычным образом изъяснялся.

И вот тогда я вспомнил работяг, которых слышал в детстве. У меня всегда было подозрение, что мат - это не просто слова. Что он способен восстанавливать интеллектуальную и физическую работоспособность. Я бы, знаете, даже сравнил эти матерные состязания со знаменитыми дзенскими диалогами. Диалоги ведь тоже строятся на системе потаенных знаний и парадоксальном их использовании. Только у них нет сексуального оттенка. У тех грузчиков получалась самая настоящая дзенская речь, но наш родной мат, скажу я вам, эмоционально намного богаче и сильнее действует на физиологию. В дзен просто интеллектуально состязаются два монаха, а здесь это состязание идет социализированно, в обществе. И действует на всех окружающих резко благотворным образом. Правда, окружающими должны быть только мужчины.

Но вот многие женщины... Да и при женщинах...

Подождите, про женщин потом. Некоторое время спустя я работал в Институте Склифосовского. Врачи травматологического отделения единодушно отмечали, что в палатах, где с утра до ночи матерились, быстро рубцуются раны и срастаются кости. А где лежат «безматерные чистюли», заживление хуже. Тогда мы стали измерять уровень андрогенов. И вот что выяснилось - в матерящихся коллективах андрогены выделяются сильнее. А андрогены - природные противники воспаления и ускорители регенерации.

Вот привозят парня, строителя, упавшего с высоты. Он в шоке. Его завозят в «матерную» палату. И первое, что он слышит сквозь забытье:

Смотрите, кудрявого привезли! Здоровенного! Он тут всех медсестер...!

Хохот. А парень вдруг улыбается. Выясняется, что к нему должны для выяснения обстоятельств падения прийти инженеры по технике безопасности, и в связи с этим ему говорят:

Если бы ты, парень, ..., долетел бы до низу, то твои техники, ..., долго бы тебя, ..., от асфальта, ..., отскребали.

И когда техники пришли, парень, слабо улыбаясь, шепчет им:

Если бы я, ..., долетел до низу, то вы бы долго от асфальта меня отскребали, ... .

И опять все ржут как бешеные - целая палата покалеченных, но в сущности здоровенных мужиков.

А вот к вопросу о женщинах. Они как раз неуютно чувствовали себя в этих матерящихся палатах, смущались и стремились скорее уйти от своих мужей и братьев, хотя при них никто не выражался. А в палатах «чистюль» они подолгу сидели и вздыхали, сочувствовали.

В общем, все зло, как обычно, от женщин.

Ну при чем здесь зло. Просто на нормальную женщину андрогены действуют угнетающе. А мату все равно - от него и у женщин андрогены вырабатываются. Кстати, косметологи отмечают - у матерящихся женщин начинает ломаться голос, наблюдается повышенное оволосение. Матерная речь вредна женщинам физиологически. Вот почему при женщинах мужчина обычно не выражается.

В общем, вы нашли новый способ терапии - матом. Тяжелобольной человек загружается в специальную комнату, включается магнитофон...

А вот и нет, не получится. Мат должен идти «изнутри», это должна быть собственная речь, органичная. Нельзя мат использовать как некий стандартизированный способ снятия стрессов. Это или есть в культуре, или нет. Но в нашей культуре эта память, как правило, есть у всех мужчин. Даже если они никогда не «ругаются», в стрессовой ситуации мат проявляется спонтанно. Эти ситуации известны - война, болезнь, колоссальное рабочее напряжение.

Недавно общался с двумя милицейскими психологами, они работали в Чечне. И обнаружили, что матерная речь в боевых условиях вдруг вспыхивает ярким букетом, начинает даже заменять обычную речь, и из-за этого общение становится более коротким, более ярким и образным. Получаются совершенно непонятные со стороны некие трафареты, «протезы» речи. Но с помощью этих «протезов» лучше строится речь там, где нужно мгновенное действие, где жизненно важна социальная иерархия... Чем ниже уровень индивида в иерархии, тем больше к нему адресуется таких слов.

Ну понятно, если командир может обойтись одним словом, то зачем говорить три предложения... А почему тогда в тюрьме материться недопустимо?

В тюрьме постоянный стресс и устоявшаяся иерархия. И сам мат становится более сексуально агрессивным. Он там является не средством «разрядки», а первобытной претензией на изменение статуса, которая влечет ответственность, «ответ», вплоть до убийства. Это очень первобытно.

В общем, мат - это первобытная речь сегодня. И почему он живет в цивилизации?

Я уже сказал почему - как резервное средство восстановления. Мат возник в результате магических представлений. Можно себе представить, как первобытных людей поражали некоторые вещи - зачатие, рождение, смерть, насилие, половые различия. Понятно, что все это объявлялось священным, запретным, волшебным. В современных этносах истоки матерной речи большей частью безвозвратно утрачены. Но вот в 50-х годах я был в Сванетии. И наблюдал там интересный культ общинной фаллической мощи. В определенный день года, под праздник, все молодые неженатые мужчины выстраиваются один за другим, обнажают свою мужскую принадлежность, одной рукой держатся за нее, а другой - за пояс впереди идущего. Причем первым стоит тот, у кого - самый крупный. При этом они поют песню, очень «неприличную» по содержанию, смысл которой: вот они какие молодцы, и всем злым силам сейчас не поздоровится. Фактически поется матерная песня. А делается это, чтобы защитить общину.

Или вот еще пример. Один доцент фармакологии из Ленинграда, осетин по национальности, научил меня особому кличу с переливами наподобие тирольских. Он говорил, что у них в Осетии такие кличи используются на переправах через шумящие горные потоки. Вот если даже я сейчас, осипший и старый, крикну, то все люди очень и очень испугаются. И в переводе что, как вы думаете, они значат? Вот что могут кричать воины, которые захватывают города и селения?

Ну, что «мы вас тут всех сейчас поимеем».

Именно это, представьте себе. И кричать так может только мужчина, это со свойствами гортани связано.

Этот доцент, мы ходили с ним в альпинистские походы, тогда всю группу нашу обучил так кричать, и поэтому нам не страшно было потеряться.

Курицы вот кукарекать не могут. А женщинам, выходит, матом не дано ругаться.

Нам вот что важно - из этой магии, победной, генеративной, пробуждающей, рабочей, и родилась матерная речь.

А может, это только новая нравственность, поделившая мир на «добро» и «зло», сделала мат «плохим»? Христианство вообще все, что связано с половыми отношениями, объявило злом. А первобытные люди обозначали себе священными словами всякие священные вещи, и цензура у них была естественной, не «депутатской».

Насчет «новой нравственности» - это милые выдумки одного очень достойного человека, Владимира Даля. Здесь два момента есть. Во-первых, матерная речь - это действительно «половая» речь. Но она мало связана с «новой нравственностью». Вот, например, до сих пор в алтайских языках есть общий язык, которым пользуются и мужчины и женщины, и есть сугубо мужской, который женщины никогда не произносят. И есть женский язык, эти слова не произносят мужчины.

То есть мужчины там не говорят «веник», что ли?

Ну, что-то вроде этого. А женщина не может говорить «отец», адресуясь к отцу мужа. И таких слов много. Язык охотников женщины вообще никогда не слышат. А в языке охотников имеются сексуальные подтексты. Есть язык шаманов, только они его знают и им пользуются. У американских индейцев то же самое. В древнем английском тоже было нечто подобное.

И все это селекционировано тысячелетиями. Те народы, у кого этого нет, они просто вымерли. При женщинах эти слова были запретными, а на охоте, на войне - нет.

Участники фольклорных экспедиций, которые были популярны в XIX веке, не могли публиковать в печати древние свадебные песни: не позволяла цензура, такие они были «похабные». Просто какой-то сценарий к порнофильму...

Это были особые песни-инструкции, специально для новобрачных. Их пели только в особенных случаях.

Да боже упаси! Я вам такое сказал? Нельзя только «по матери», а остальное... У женщин масса собственных скабрезностей. Они касаются половых отношений, женских всяких дел. Это было всегда - женские таинства. Всегда женщины определенные вещи обсуждали, советовались. И сегодня это есть - женщины о чем-то шушукаются, хихикают, но появляется мужчина, и они стыдливо замолкают. А непонимание магической, психофизиологической сущности скабрезной речи, объявление ее «грязной» привело к потере скабрезной культуры вообще. В результате, например, студентки, которые учились со мной в институте, изучив анатомию и физиологию, не знали, как делать детей на практике. Говорите сколько угодно, только в своем кругу, не при мужчинах. И маму не трогайте - не по-женски это.

Ну слава богу. Вы нас просто спасли. Значит, получается, что мат - прекрасная вещь. Больные исцеляются. Охотники ловят. Воины побеждают. Женщины инструктируют брачующихся. Зачем тогда цензура-то, почему волнуются депутаты?

Когда в обществе нет культуры скабрезности, как всегда, возникают крайности. Одни призывают к тому, чтобы сделать матерную речь повседневным языком, другие - за тотальный запрет. Оба подхода неправильны.

Мат - это психический тоник, у охотников и воинов он способствует выбросу андрогенов. У тех же, кто постоянно «ругается», мат - способ компенсации гипопотенции. Те, у кого андрогенов недостаточно, нуждаются в искусственной подпитке - вот откуда у гипопотентов особая любовь к мату, как вот, например, за феминизм часто ратуют женщины, чувствующие свою женскую неполноценность.

Матерной речи не должно быть в ситуациях повседневных, не стрессовых. Если нет войны, охоты, болезни, тяжелой отупляющей работы. Привычного мата не должно быть у молодежи. Потому что это будет искусственное подстегивание гормональных механизмов, нормальное психосексуальное развитие будет нарушаться. Если допингом пользоваться постоянно, человек становится наркоманом.

А откуда взялась мода на мат в художественной, артистической, политической элите?

Это связано с жизнью этноса, с его жизненной силой. Вот, например, в Средней Азии - там нет матерной речи. Там никогда в ругательстве не адресуются к матери. Вот я жил в Казахстане - там только скабрезная адресация к отцу.

Оскорбительная, что ли?

Очень. Нет, не претендующая свергнуть его, это вы Фрейда начитались, а унижающая его. «Твой отец на низком уровне, значит, он раб, а ты его сын». А насчет матери ничего такого нет. Это одно из проявлений этнических различий. Собственно матерная речь существует приемущественно у восточных славян. У других преобладают «обнажающие» скабрезности. А у немцев самое страшное ругательство - «говно». Причины этого можно изучать десятилетиями.

Но вот что интересно - почему в России вдруг снова всплывает «проблема» матерной речи? Почему об этом начинают говорить на государственном уровне?

«Цензурно», «нецензурно» - это же не от прихоти чиновников зависит. Изначально благодаря «цензуре» сохраняется этическое состояние общества, а значит, и энергетическое, то есть его жизнеспособность. Один и тот же симптом может быть показателем развития общества, а может - свидетельством упадка жизненных сил. Почему сегодня элита общества - политическая, культурная - непристойности возводит в некую игру и моду? Делайте выводы сами: либо мы «в палате выздоравливающих», либо «на войне», либо «испытываем сильный стресс».

Когда мы заживем нормальной жизнью, «матерные» проблемы, я уверен, урегулируются сами собой.

Часть I эмоции и воля

Л.А. Китаев-Смык. Психология и концепция стресса

Психическим проявлением синдрома, описанного Г. Селье, было присвоено наименование «эмоциональный стресс». Термин яркий, но породивший разночтение обозначенных им явлений. В содержание этого термина включают и первичные эмоциональные психические реакции, возникающие при критических психологических воздействиях, и эмоционально-психические симптомы, порожденные телесными повреждениями, аффективные реакции при стрессе и физиологические механизмы, лежащие в их основе.

Термин «эмоциональный стресс» претерпел в научной литературе ряд трансформаций, сходных с теми, которым подвергался и термин «стресс». Первоначально некоторые авторы были склонны понимать под эмоциональным стрессом ситуацию, порождающую сильные эмоции, видимо, вследствие английского значения этого слова как «нарушение равновесия физических сил». Концепция стресса ввиду своей направленности на целостное понимание адаптивных реакций организма привлекла внимание специалистов по разработке режимов жизнедеятельности человека в экстремальных условиях. Будучи увлеченными изучением исключительно неблагоприятных для организма проявлений стресса, этим термином они обозначали те адаптационные эмоциональные реакции, которыми сопровождались вредные организму физиологические и психофизиологические изменения. Соответственно под эмоциональным стрессом понимались аффективные переживания, сопровождающие стресс и ведущие к неблагоприятным изменениям в организме человека. Когда же накопились сведения о существовании большого круга физиологических и психологических реакций, сходных при отрицательных и положительных эмоциональных переживаниях, т.е. о том, что неспецифичность проявлений собственно стресса сочетается со специфически дифференцированными эмоциями, под «эмоциональным стрессом» стали понимать широкий круг изменений психических проявлений, сопровождающихся выраженными неспецифическими изменениями биохимических, электрофизиологических и других коррелятов стресса.

Следует заметить, что Г. Селье склонен полагать, что «даже в состоянии полного расслабления спящий человек испытывает некоторый стресс... Полная свобода от стресса означает смерть». Этим он подчеркивает, что неспецифическая адаптационная активность в биологической системе существует всегда, а не только в ситуациях, достигших какого-то критического опасного уровня взаимоотношений со средой. Являясь элементом жизненной активности, неспецифические адаптационные процессы (стресс) наряду со специфическими способствуют не только преодолению выраженной опасности, но и созданию усилий для каждого шага жизненного развития. Это замечание Г. Селье далеко не случайно. Ряд исследователей адаптации биологических систем склонны к поискам неспецифического субстрата, свойственного узким фрагментам адаптивной активности. Подобные поиски закономерны и, можно полагать, в определенном смысле плодотворны. Однако это влечет за собой присвоение термина «стресс» не общему адаптационному синдрому с его физиологическими, психическими и т.д. проявлениями, а отдельным комплексам показателей, неспецифическим только в своем регионе.

Поиски неспецифических реакций в мелких регионах адаптационной активности биосистемы, отличающихся собственными гомеопатическими признаками, по нашему мнению, заслуживают внимания. Они основаны на возможности, вероятно, бесконечного дробления биосистемы на подсистемы с их микрогомеостазом. Трудно указать границу допустимой «спецификации» феномена неспецифичности. Видимо, следует считаться со сложившимся терминологическим выделением следующих видов стресса: физиологического и эмоционального, физиологического и патологического, эмоционального и физического и др.

Итак, термин «стресс» встречается в современной литературе как обозначающий следующие понятия:

сильное неблагоприятное, отрицательно влияющее на организм воздействие;

сильная неблагоприятная для организма физиологическая или психологическая реакция на действие стрессора;

сильные как неблагоприятные, так и благоприятные для организма реакции разного рода;

неспецифические черты (элементы) физиологических и психологических реакций организма при сильных, экстремальных для него воздействиях, вызывающих интенсивные проявления адаптационной активности;

неспецифические черты (элементы) физиологических и психологических реакций организма, возникающих при всяких реакциях организма.

Мы полагаем возможным понимание «стресса» как неспецифических физиологических и психологических проявлений адаптационной активности при сильных, экстремальных для организма воздействиях, имея в виду в данном случае стресс в узком смысле. Неспецифические проявления адаптивной активности при действии любых значимых для организма факторов можно обозначать как стресс в широком смысле.

Леонид Александрович Китаев-Смык (18.05.1931, Москва) — старший научный сотрудник Российского института культурологии, заслуженный испытатель космической техники Федерации космонавтики России.

После учебы в средней школе и в Первом Московском Медицинском Институте (там он получил диплом врача с отличием) он работал практикующим врачом с 1955 года.

В 1956 году, как врач, отличившийся при лечении и изучении эпидемии гриппа, Л.Китаев-Смык был переведен на научную работу в Академию Медицинских Наук.

В раннем детстве (Леониду было пять лет) отец рассказывал ему о космосе, и после этого он всегда мечтал о полетах на другие планеты. Когда отец тяжело заболел, Леонид Китаев-Смык думал о будущей космической медицине и о лечении невесомостью. Поэтому он оставил удачно начавшуюся научную карьеру и в 1960 году перешел в секретный тогда Летно-Исследовательский Институт.

В 1961 году Л.Китаев-Смык начал изучат действие невесомости на людей и животных в авиационных полетах по параболе. Было получено много очень интересных практических результатов и теоретических концепций. Кандидатская диссертация Л.Китаева-Смыка «Функции зрения при кратковременной невесомости» была защищена на закрытом заседании Ученого совета.

Д-р Л. Китаев-Смык участвовал в подготовке первых советских астронавтов: Юрия Гагарина и других.

1963 году Д-р Л.Китаев-Смык выступил с инициативой изучения влияния на людей искусственной силы тяжести во время полетов на другие планеты. Результаты этих исследований отражены в многочисленных научных публикациях и обобщены в монографии: Психология стресса. М.: Наука, 1983. (Представлена как докторская диссертация).

В 1973 году Д-р Л.Китаев-Смык оставил престижную работу в астронавтике и перешел в только что созданный Институт психологии АН СССР и начал теоретическое обобщение полученных им ранее — результатов экспериментального изучения стресса. Им была создана и опубликована генеральная концепция стресса. Она объясняет его вегетативные и соматические проявления, когнитивные проявления при стрессе и нарушения общения людей при экстраординарных влияниях.

С 1987 года он изучал психологический и социологический стресс в «горячих точках» в СССР. Сам присутствовал там, где были или могли быть массовые беспорядки или боевые действия внутри СССР: в Дальневосточном регионе, в Таджикистане, на Кавказе, в Прибалтике.

С 1993 года Д-р Л.Китаев-Смык работает в Российском институте культурологии, над темой: «Культурология глобальной безопасности». Им сделано ранее боле 300 научных публикаций, семь монографий, двенадцать изобретений. Он работает над монографиями: «Психологическая антропология стресса», «Психология чеченской войны».

Книга не просто о войне. Ее автор Л. А. Китаев-Смык изучал не только психологию войны, но и психологию нашей не всегда мирной жизни, проявленную войной. Жизненные проблемы легче рассмотреть и понять, сравнивая их с военными опасностями.

Книга эта во многом уникальна, в ней многое описано впервые. Ее автору впервые удалось проводить психологические исследования по обе стороны линии фронта.

Впервые эти исследования делались там, где зарождается военный стресс — в окопах под пулями, на блокпостах, под прицелом вражеских снайперов, на «броне» танков, ехавших по минированным дорогам, в отрядах чеченских боевиков под российскими бомбами

И, главное, впервые известный психолог-ученый, академик Всемирной экологической академии, автор более250-тинаучных публикаций о проблемах стресса, применил свои знания, чтобы разобраться в наиболее актуальных психологических проблемах современной войны.

В монографии описаны индивидуальные особенности долгой жизни при стрессе и реакции во время стресса, краткого, как удар.

Представлены генеральные (общие) закономерности изменений эмоций, восприятия, памяти, мышления, работоспособности и общения в экстремальных ситуациях. Изложены результаты исследований «стресса жизни» и «стресса смерти», отражены многочисленные исследования автора: стресс творчества и вдохновения, восторг и ужас властителей, ускользание из-под гнета жестокостей и гибель под ними, стресс в боях под пулями врагов и посттравматические болезни ветеранов, длительный стресс в экспериментах при подготовке полета людей на Марс и многое другое.

Л. А. Китаев-Смык ПСИХОЛОГИЯ И КОНЦЕПЦИЯ СТРЕССА

Термин «эмоциональный стресс» претерпел в научной литературе ряд трансформаций, сходных с теми, которым подвергался н термин «стресс». Первоначально некоторые авторы были склонны понимать под эмоциональным стрессом ситуацию, порождающую сильные эмоции, видимо, вследствие английского значения этого слова как «нарушение равновесия физических сил». Концепция стресса ввиду своей направленности на целостное понимание адаптивных реакций организма привлекла внимание специалистов по разработке режимов жизнедеятельности человека в экстремальных условиях. Будучи увлеченными изучением исключительно неблагоприятных для организма проявлений стресса, этим термином они обозначали те адаптационные эмоциональные реакции, которыми сопровождались вредные организму физиологические и психофизиологические изменения. Соответственно под эмоциональным стрессом понимались аффективные переживания, сопровождающие стресс и ведущие к неблагоприятным изменениям в организме человека. Когда же накопились сведения о существовании большого круга физиологических и психологических реакций, сходных при отрицательных и положительных эмоциональных переживаниях, т. е. о том, что неспецифичпость проявлений собственно стресса сочетается со специфически дифференцированными эмоциями, под «эмоциональным стрессом» стали понимать широкий круг изменений психических проявлений, сопровождающихся выраженными неспецифическими изменениями биохимических, электрофнзнологических и других коррелятов стресса.

Следует заметить, что Г. Селье склонен полагать, что «даже в состоянии полного расслабления спящий человек испытывает некоторый стресс. Полная свобода от стресса означает смерть». Этим он подчеркивает, что неспецифическая адаптационная активность в биологической системе существует всегда, а не только в ситуациях, достигших какого-то критического опасного уровня взаимоотношений со средой. Являясь элементом жизненной активности, неспецифические адаптационные процессы (стресс) наряду со специфическими способствуют не только преодолению выраженной опасности, но и созданию усилий для каждого шага жизненного развития. Это замечание Г. Селье далеко не случайно. Ряд исследователей адаптации биологических систем склонны к поискам кеспецифического субстрата, свойственного узким фрагментам адаптивной активности. Подобные поиски закономерны и, можно полагать, в определенном смысле плодотворны. Однако это влечет за собой присвоение термина «стресс» не общему адаптационному синдрому с его физиологическими, психическими и т. д. проявлениями, а отдельным комплексам показателей, неспецифическим только в своем регионе.

Поиски неспецифических реакций в мелких регионах адаптационной активности биосистемы, отличающихся собственными гомеостатическими признаками, по нашему мнению, заслуживают внимания. Они основаны на возможности, вероятно, бесконечного дробления биосистемы на подсистемы с их микрогомеостазом. Трудно указать границу допустимой «спецификации» феномена иеспецифичности. Видимо, следует считаться со сложившимся терминологическим выделением следующих видов стресса: физиологического и эмоционального, физиологического и патологического, эмоционального и физического и др.

Итак, термин «стресс» встречается в современной литературе как обозначающий следующие понятия: 1) сильное неблагоприятное, отрицательно влияющее на организм воздействие; 2) сильная неблагоприятная для организма физиологическая или психологическая реакция на действие стрессора; 3) сильные как неблагоприятные, так и благоприятные для организма реакции разного рода; 4) неспецифические черты (элементы) физиологических и психологических реакций организма при сильных, экстремальных для него воздействиях, вызывающих интенсивные проявления адаптационной активности; 5) неспецифические черты (элементы) физиологических и психологических реакций организ-ма, возникающих при всяких реакциях организма

Мы полагаем возможным понимание «стресса» как неспецифи- -Ческих физиологических и психологических проявлений адаптационной активности при сильных, экстремальных для организма воздействиях, имея в виду в данном случае стресс в узком смысле. Неспецифические проявления адаптивной активности при действии любых значимых для организма факторов можно обозначать как стресс в широком смысле Среди пополняющегося с каждым годом огромного количества научных публикаций, посвященных стрессу (в основном по физиологической и медицинской тематике), в последние годы все больше становится работ, касающихся психологических проблем стресса Бурное развитие индустриальной технологии в го

ды, предшествовавшие второй мировой войне, и особенно в послевоенные десятилетия, обострило проблему соответствия адаптационных возможностей человека сильно возросшим требованиям к нему как к пользователю техническими средствами

Современные технологические процессы часто создают рабочую среду, весьма отличающуюся от среды обитания, к которой люди приспособлены ходом эволюционно-биологического процесса. Трудно перечислить многообразие производственных факторов, которые могут быстро или исподволь создать дистресс у человека (производственные шумы, работа с микроманипуляторами, управление скоростными транспортными средствами и т. п.). Важным направлением психологической науки стали инженерная психология и эргономика, среди задач которых была разработка принципов конструирования средств производства и производственной среды таким образом, чтобы повысить эффективность и надежность системы «человек - машина» и вместе с тем предотвратить дистресс у человека, включенного в систему «человек - машина». Эта задача решалась двояко. Во-первых, путем мобилизации в ходе трудового процесса резервных (адаптационных) возможностей человека, т. е. за счет создания стресса без дистресса. Во-вторых, путем создания машин, работая с которыми человек защищен от перенапряжения своих психофизиологических и психологических возможностей, т. е. путем своего рода адаптации технических средств к работающему с ними человеку

Между выраженностью стресса, эмоциональной напряженностью, активизацией нервной системы, с одной стороны, и эффективностью рабочей деятельности - с другой, нет однозначной зависимости. В начале нашего века Р. йеркс и Дж. Додсон экспериментально показали, что с ростом активизации нервной системы до определенного критического уровня эффективность деятельности повышается. Однако при дальнейшей активизации нервной системы, иными словами, при увеличении стрессогенности действующих факторов, показатели деятельности начинают снижаться.

Низкую работоспособность при малой стрессогенной активизации можно рассматривать как результат малой вовлеченности адаптационных разервов в процессы, условно говоря, защиты организма от требований среды. Сложнее объяснить, за счет чего снижаются показатели работоспособности при превышении критического уровня стрессовой напряженности. Одна из гипотез состоит в том, что рост напряженности «сужает» внимание. При этом первоначально отбрасываются менее значимые и «балластные» сигналы, что повышает эффективность деятельности. Дальнейшее- сужение внимания сверх критического ведет к потере значимых сигналов и к снижению эффективности-как внимания, так и деятельности, требующей высокого уровня внимания.

Показатели качества относительно сложной деятельности достигают критической верхней точки при меньшем уровне стрессовой напряженности, чем показатели относительно простой деятельности

Нами обнаружено, что при некотором уровне стрессовой напряженности может возникать парадоксальная ситуация, когда показатели выполнения более сложной деятельности могут возрасти выше, чем возросшие показатели менее сложной деятельности.

Процессы ухудшения деятельности при стрессе следует рассматривать не только как результат непроизвольных потерь информации, но и как следствие ослабления волевой активности, снижение восприимчивости к внешним мотивам деятельности в результате ухода «в себя». При длительном стрессе может происходить перестройка значимости мотивов: побуждавшие деятельность могут ее тормозить, тормозившие - побуждать. Может возникнуть неприязнь к атрибутам деятельности или к ней самой. Наконец, ухудшение деятельности человека может быть результатом его попыток активно противостоять внешним побуждениям к дистрессогенной деятельности или к деятельности в дистрессогенных условиях.

Много работ п’освящено проблеме индивидуальных различий стресса. В большинстве из них рассматривается разная подверженность людей стрессу и то, какие отличия стресса могут быть у разных людей. Обилие таких исследований обусловлено запросами психотерапии

Исходя из того что у человека существуют неосознаваемые влечения к получению не только положительных, но и отрицательных эмоций, высказано предположение о том, что индивидуальные различия эмоционального восприятия сходных ситуации создают «различный баланс возбудимости систем положительной Мотивизации и систем отрицательной мотивизации». Конечно, указанные системы мотивизации могут создавать только предпосылки поведения человека, в мотивах которого основная роль Принадлежит моральной стороне, нравственной практике, мировоззрению, идейным убеждениям т. д.

Лица, имеющие согласно классификации Роттера внутренний *Докус» контроля за своей деятельностью - «интерналы» (уверен-

ные в себе, надеящиеся только и а себя, не нуждающиеся во внешней поддержке), менее подвержены дистрессу в экстремальных условиях при социальном давлении, чем «экстериалы» с внешним «локусом» контроля (неуверенные в себе, нуждающиеся в поощрениях, болезненно реагирующие на порицания, полагающиеся на случай, на судьбу). Это не универсальная закономерность. У «ин- териала», потерявшего веру в себя под влиянием критических факторов, могут проявиться качества «экстернала». Либо, не умея искать опору вовне, он оказывается еще более беззащитным, чем «экстернал», в тех же условиях. Надо сказать, что эта зависимость неоднозначна. Отсутствие возможности контролировать стрессогеиную ситуацию оказывает более дистрессовое действие на «интерналов», чем иа «экстерналов». Наряду с этим обнаружено, что «тренировки» могут изменить место контроля.. .

Люди с тревожностью как чертой характера более подвержены эмоциональному стрессу, чем те, у кого тревожность возникает только в опасных ситуациях. Однако такое разделение не абсолютно н зависит от условий и опыта жизни

Лица типа А, отличающиеся склонностью к недооценке сложности стоящих перед ними задач и времени, потребного для решения этих задач, всегда спешащие и всегда опаздывающие и расстраивающиеся, более подвержены болезненным стрессам, чем люди типа Б, склонные к спокойной размеренной деятельности.

Существует тип людей, которые, как и причисленные к типу

А, склонны спешить и опаздывать, ставить себе непосильные задачи и выполнять ничтож’иую часть их. Но в отличие от людей типа А они не придают никакого значения той части задания, которую не смогли или не успели выполнить. Более того, ту малую часть задания, которую сделали, они расценивают как «потрясающий успех», что воодушевляет их на постановку себе новых задач и дальнейшую бурную деятельность. Люди этого типа настолько уверены в своей успешности, а часто и в своих выдающихся качествах, что им практически чужды чувства обиды, униженности, неуверенности в себе. Они мало подвержены дистрессу.

Есть тип людей, склонных, как и относимые к типу А, к переоценке своих возможностей при выполнении задания. Вместе с тем от типа А они отличаются тем, что с самого начала деятельности испытывают радость, будто задание уже успешно выполнено, т. е. начало активной, целеустремленной деятельности служит для них преждевременным свидетельством ее успешного окончания. Невыполнение задания не вызывает у нн\ огорчения и других подобных чувств. Вместо этого они испытывают рассерженность, гнев про’тив «причины» их неуспеха, которую они видят в чем угодно, только не в себе. Люди этого типа мало подвержены дистрессу.

Выраженность проявлений стресса зависит от отношения субъекта к стресс-фактору, от его субъективной определенности, субъективной значимости, субъективной вероятности. Предложено классифицировать людей по их отношению к стрессору и своим переживаниям стресса на «репрессоров», подавляющих в себе тягостные переживания стресса, и на «скрывателей», не признающих воздействие на них как стрессовое. У «репрессоров» при отсутствии внешних, поведенческих проявлений стресса последний может быть обнаружен физиологическими методами.. «Скрьгвате- ли» отличаются от «репрессоров» отсутствием как поведенческих, так и физиологических проявлений стресса или относительно меиьшей их выраженностью.

Индивидуальная выраженность стресса, в частности его неблагоприятных проявлений, в большой степени зависит от осознания человеком своей ответственности за себя, за окружающих, за все происходящее в экстремальных условиях, от психологической установки на ту или иную свою роль. Нами выделены три типа отношения человека к самому себе прн стрессе. Первый тип - отношение человека к себе как к «жертве» экстремальной ситуации, оно усиливает дистре’сс. Второй тип сочетает отношение к себе как к «жертве» с отношением к се*бе как к «ценности», доверенной себе же. Такой тип характерен для опытных летчиков- испытателей и т. п., для опытных испытуемых, работающих в экстремальных условиях, для спортсменов высокого класса. Подобного рода отношение к себе можно обнаружить также у людей, сохраняющих в критических условиях чувство собственного достоинства. Второй тип отношения к себе при стрессе более свойствен лицам зрелого возраста. Третий тип сочетает два первых типа отношений к себе с сопоставлением проявлений о стрессе у себя и у других? людей, также подвергающихся экстремальным воздействиям. Это отношение к себе как к одному из ряда людей. Оно может быть у лиц, изучающих стресс, в том числе на себе, у ответственных за ход экстремальной ситуации и участвующих в ней. При этом, как правило, возрастает роль ответственности за себя, что снижает значение представления о себе как о «жертве», усиливающего дистресс. Если же социальная ответственность субъекта мала, то вид страдания окружающих людей или их панические действия могут усилить у него аналогичные проявления. ..

Среди методов регулирования эмоционального стрессу различают: направленные на предотвращение его неблагоприятных проявлений, на купирование их и »на замещение нежелательных симптомов стресса благоприятными илн нейтральными для человека симптомами. Известны также методы ликвидации хронического дистрессового состояния с использованием для этого эмоционально-стрессовых нагрузок. Многие авторы обращают внимание на необходимость индивидуального подхода к регуляции стресса с учетом личностных особенностей человека. Отмечается возможность тренировки п укрепления личностных особенностей, способствующих устойчивости человека перед психологическими и социальными стрессорами. Используются методы групповой психотерапии дистресса.

• Психотерапевт Ян Голанд: «Самая распространенная психическая болезнь – панические атаки» Корреспондент АиФ-НН провела один день с известным психотерапевтом, психиатром, сексопатологом и знатоком человеческих душ, Яном. Нижний Новгород, 25 октября - АиФ-НН. Уже более 50 лет Ян Генрихович помогает людям вернуться к нормальной жизни. Являясь главным […]
• Нервная анорексия — это заболевание, характеризующееся расстройством пищевого поведения. Больные (в основном женщины), отличаются психическим расстройством, выраженном в искаженном восприятии собственного тела, и даже если они имеют нормальные показатели веса, то все равно стремятся похудеть и очень боятся полноты. Это заставляет человека […]
• Г Селье Стресс без дистресса OCR: Ирина Лун?ва Советским ученым он известен по изданным в СССР книгам "Очерки об адаптационном синдроме" (Медгиз, 1960), "Профилактика неврозов сердца химическими средствами" (Медгиз, 1961), "На уровне целого организма" ("Наука", 1972). Книгу "Стресс без дистресса" условно можно разделить на две части. Первая […]
• 1. Малая медицинская энциклопедия. - М.: Медицинская энциклопедия. 1991-96 гг. 2. Первая медицинская помощь. - М.: Большая Российская Энциклопедия. 1994 г. 3. Энциклопедический словарь медицинских терминов. - М.: Советская энциклопедия. - 1982-1984 гг. Смотреть что такое "Психоз" в других словарях: Психоз - МКБ 9 290290 299299 OMIM 603342 […]
• Ганс Селье Стресс без дистресса 1 Ганс Селье Стресс без дистресса OCR: Ирина Лунева (без рисунков) ПРЕДИСЛОВИЕ Предлагаемая вниманию советских читателей книга Ганса Селье "Стресс без дистресса" это, по признанию самого автора, его любимое детище, итог многолетних исследований и размышлений. Имя автора настоящей книги в рекомендациях не […]
• Психические расстройства – влияние цвета Далеко не секрет, что цвет может вызвать психические расстройства человека. Мы не зря выбираем определённые цвета в спальню, столовую, кухню. Также, цветовая гамма широко используется нами в одежде. Так как же влияют цвета на наше восприятие и какие ассоциации они способны вызывать. Для начал разберёмся, […]
• Исследования показали, что депрессия и курение зачастую идут рука об руку. Люди, страдающие депрессией, не только более склонны к курению, но также им труднее бросить курить, чем тем, кто не в депрессии. Ученые уже давно признали, что существует связь между курением и депрессией. Но, до сих пор не совсем ясно, как именно курение и депрессия […]
• как проявляется невроз Популярные статьи на тему: как проявляется невроз Проблема астенических состояний как клиническом, так и терапевтическом аспекте является одной из самых фундаментальных в психиатрии. Треть или даже половина больных на терапевтическом приеме – это больные, которые имеют соматические проявления тревоги. В чем заключаются эти […]

Первый выстрел революции

– Мои родители были людьми совершенно необычайными. Например, отец – комиссаром Первой конной, которая освободила Крым в 1920 году от войск генерала Врангеля.

15-ти лет он сбежал на фронт Первой Мировой войны. И там попал в драгунский полк (он хорошо умел обращаться с лошадьми, и лошади его любили, а это очень важно в кавалерии). Его командир, князь Радзивилл, усыновил его. Ему перешили мундир, подобрали сапоги – женские, правда, поскольку он был еще мальчишкой, дали небольшую сабельку.

Он очень быстро научился стрелять из револьвера (сейчас это называется стрелять по-македонски: от пояса с двух рук, да еще крутить пистолеты на пальцах). В боях отец участвовал неоднократно, наступали в Восточной Пруссии.

Там он заболел сыпным тифом, был без памяти, но в обозе армии его заметил знакомый возчик и отвез в родное село. Тетка (его младшая сестра) рассказывала мне, что с него сразу сняли всю одежду, кинули на снег. Нижнее белье пришлось положить на солому и сжечь, поскольку оно будто двигалось, покрытое вшами. А мундир, шинель, шапку прокипятили, и он их потом носил.

Со временем он переехал к старшей сестре в Петроград и поступил в одно из подразделений Путиловского завода. В городе тогда было много преступности – дезертиров, бандитов, поэтому власти создали так называемую Рабочую гвардию. Отец и четверо его друзей выменяли на два ведра водки у знакомых солдат винтовку-трехлинейку с трехгранным штыком. Патрулировали по ночам, по очереди носили винтовку, передавая друг другу.

Однажды, в 1917-м году, 24 февраля в 4 часа утра мой отец на углу «Астории» взял винтовку у одного из своих друзей, а тот по-мальчишески задорно сказал: «Твоя очередь – бери, а вот слабо тебе выстрелить из нее!» Отец повернулся в сторону Исаакиевского собора и выстрелил. Ночью, зимний город, гулкое эхо, возможно, даже пуля где-то щелкнула по колоннаде…

Полицейские, сидевшие на колоннаде, испугались и дали очередь из пулемета в небо. И вот! По всем Петроградским рабочим окраинам прокатилась весть, что полицейские на Исаакиевской обстреляли рабочих (правда, рабочим был только мой отец, а его приятели – студентами). Загудели все заводы, началась всеобщая забастовка и февральская революция 1917-го года.

Штурм, которого не было

В марте 1917-го года отец и его друзья записались в партию большевиков, стали красногвардейцами и получили винтовки. 24-го октября (6-го ноября) ему дали под начало 6 человек (поскольку он имел боевой опыт) и поручили захватить Городскую телефонную станцию, чтобы выключить телефоны в Зимнем дворце…

Никакого штурма Зимнего дворца не было. Жертв на Дворцовой площади было две – с высокой баррикады, сделанной из дров, упала и разбилась «ударница», да шальной пулей был убит мальчишка-юнкер. Когда отец увидел их, он поймал какую-то девчонку из Дворца и сказал: «Простынь принеси, накроем, нельзя, чтобы покойники просто так лежали под открытым небом». Она говорит: «Я из буфетной». – «Тогда тащи скатерть!» Принесла, накрыли.

Антонов-Овсеенко со своей (смешно сказать – «штурмовой») группой не знали, как войти в Зимний дворец. И мой отец показал им дверь с правой стороны. Как известно, света в Зимнем не было. Горели где-то свечки, где-то керосиновые лампы. Антонов-Овсеенко с «товарищами» долго ходили по залам, где сидели офицеры, конторщики, обслуга дворца, и спрашивали: «Где Временное правительство?» В конце концов, нашли. Что было дальше, известно из истории.

В это время работали театры, извозчики, лихачи на шикарных колясках катали богатых господ по городу, где-то пел Шаляпин. И одновременно осуществлялся Октябрьский переворот. Много лет спустя его стали называть Великой Октябрьской революцией.

Через несколько дней моему отцу и двум его приятелям, вооруженным (они в это время находились в районе Зимнего), указали на двух мужчин и сказали: «Их нужно конвоировать в Смольный». Что те и сделали – привели в Смольный и поместили в одной из комнат. Если посмотреть план Смольного, в нём есть комнаты с окнами во внутренние дворики, из которых не убежишь. Это бывшие карцеры для благородных девиц. В один такой карцер и поместили тех двух господ.

Отцу сказали: «Двое твоих помощников уходят обратно в Зимний, а ты бросаешь свою шинель у дверей, здесь спишь, ешь и следишь, чтобы никто с ними не разговаривал. От тебя ни одного слова, и от этих двоих ни одного слова». Теми двумя господами были брат императора Николая II, в пользу которого было отречение, и его камердинер – англичанин-врач.

Одной из обязанностей отца стала проверка пищи. За 20 минут до того, как его пленники приступят к завтраку, обеду или ужину, он должен был сам все попробовать, и только потом дать им, чтобы предотвратить возможное отравление. Отец был достаточно активен, хорошо себя проявил, и в дальнейшем его назначили начальником пищеблока, как сейчас бы сказали, то есть кухни и всего обслуживающего персонала – поваров и горничных.

«Напоить чаем и расстрелять!»

Однажды Владимир Ильич столкнулся при входе в свой кабинет с горничной, которая на подносе несла еду для всего, скажем так, комитета. И увидел, что одна кучка сахара больше других. «Это кому?» – спросил он. «Вам», – ответила горничная. Кусок масла один был больше. «А это кому?» – «Вам». Там был кусок колбасы больше других кусков, и он опять спросил: «А это кому?» – упорный был человек Владимир Ильич. Она, помертвев вся, ответила: «Вам». «Кто распорядился?» – «Смык». И, не входя в кабинет, стоя в дверях, он крикнул: «Смыка!»

Отец прибежал к Ленину. Говорит, что это был второй случай, когда он испугался, ужас как. Но он был человеком, который не терялся. Когда Ленин спросил: «Что это?» – он задал Владимиру Ильичу встречный вопрос: «А вы вчера ночью работали?» – «Да». – «А позавчера ночью?» – «Да». – «Это вам за работу в неурочное время». Ленин произнес только одно слово – ругательное, и вошел в кабинет.

Вскоре после этого, в конце 1917 года, был еще один случай, после которого отец сбежал из Смольного. Когда собирали в окружающих областях и районах продовольствие, чтобы кормить голодающий Петроград, рабочих и красногвардейцев, то брали последнее зерно у крестьян, даже посевные запасы. Крестьяне могли просто умереть голодной смертью. Поэтому они протестовали.

Вот этих протестующих 200 человек из Псковской и Новгородской областей и привезли в Петроград. Ленин, когда об этом узнал, сказал в присутствии моего отца следующее: «Арест и доставка протестующих крестьян в Петроград – политическая безграмотность. Кормить их нечем, отпустить нельзя, напоить чаем и расстрелять».

Когда распался Советский Союз, эту записку (Ленин диктовал Фотиевой) нашёл историк Волкогонов в архиве Центрального комитета партии большевиков (сейчас это Российский Государственный архив социально-политической истории).

Отец тут же кинулся к коменданту Малькову и сказал: «Я воевал мальчишкой еще против немцев. Я иду на фронт». И смылся оттуда, потому что понимал: после этой акции свидетелей быть не должно. О существовании записки он тогда еще не знал.

В Первой конной

На фронтах гражданской войны отец довольно быстро продвинулся, поскольку имел громкий голос, а перед массами солдат нужно было выступать, говоря очень громко. Он стал комиссаром Первой конной армии.

В Симферополе ему поручили задержать Махно. Там на центральной площади стоял трехэтажный дом, где на третьем этаже разместился Махно, а на втором – отец со своим штабом. У дверей дома висели два флага – красный флаг и флаг Махно (кажется, это был черный флаг, а на нем что-то типа черепа с костями). Они там, в основном, пили водку.

Отец точно помнил, что перепил Махно. Махно свалился. А дальше в этот дом приехал начальник штаба армии Махно, завернул Махно в ковер, кинул себе на плечо и сказал охране: «Ця хустина добре буде в моїй хатi». Как будто он просто коврик уносит. Вынес Махно, положил на тачанку и увез в Гуляйполе.

Этого и того, что раньше, в Ялте, он освободил от расстрела писателя Вересаева, отцу не могли простить. Революционный трибунал приговорил его к расстрелу. Но у него тоже были друзья, и они отбили телеграмму в Москву.

Из Москвы пришла телеграмма за подписью ни много ни мало – Дзержинского: «Этого зловредного элемента Смыка для доследования его преступной деятельности отправить под конвоем в Москву». И он поехал с конвоем. А в Ростове на имя конвоя лежала еще одна телеграмма: «Конвой поступает в распоряжение Смыка». Понятно, да? Из Москвы его переправили в армию, где отец воевал в бригаде Котовского.

«Хозяин» дачи

В середине 20-х годов отец приехал в Москву и прежде всего обратился на Лубянку, в Управление милиции, где работал его хороший друг. Тот дал ему адрес, где можно жить, и вечером пригласил на какую-то дачу. Отец забежал в квартиру в соседнем доме (за порядком там следили две пожилые женщины – княгини, которым прежде принадлежала эта квартира), бросил там свой мешок, на Лубянке посмотрел какие-то дела, а вечером за ним заехал водитель и на машине отвез на дачу.

Приятель сказал: «Хозяина нет, мы с тобой спокойно покушаем». Они расположились и в это время входит один из охранников, а за ним – Иосиф Виссарионович Сталин! Отец просто не знал, что его в узких кругах называли “Хозяин”! Сталин поздоровался, надел тонкие сафьяновые красные сапоги без каблуков, и они продолжили ужин вместе.

Что было на обед? Первое блюдо – шурпа. Очень наваристый говяжий бульон. На второе – гречневая каша с топленым или русским маслом, и кусок мяса из бульона. Вот и все. А потом Сталин распорядился подать свое любимое вино. Тогда, а может, и потом самым любимым вином его было Киндзмараули.

Я неоднократно спрашивал у отца, о чем был разговор. И тот с большим трудом вспоминал, что вроде об урожае винограда в Кахетии, о сельском хозяйстве, еще о чем-то… Видимо, потому, что он уже тогда понимал, насколько опасна эта встреча. Сталин развёл их по комнатам, каждому сказал, где кому спать. (Эту дачу потом назвали «Ближней дачей»).

В ту ночь отец не мог заснуть, и в четыре часа утра вышел оттуда (охрана, конечно, его не задерживала, потому что это был командир с ромбами, ужинавший вместе со Сталиным) и пешком добрался до Москвы, взял у княжон свой заплечный мешок и уехал в Ленинград. А тот друг, что пригласил его на дачу, позднее был расстрелян.

Миссия в Кабуле

Первую советскую миссию отправили в Кабул. Мой отец формально занимал должность завхоза, а на самом деле был резидентом нашей военной разведки. В свое время даже сняли фильм «Миссия в Кабуле», где моего отца под фамилией Смыков сыграл Демьяненко.

Отец наладил хорошие связи в окружающей афганской среде и вовремя узнал, что руководством английской разведки, если я не ошибаюсь, было подготовлено уничтожение нашего дипломатического представительства. Всех должны были вырезать.

И отец организовал незаметную эвакуацию всех членов миссии, а в ту самую ночь со своим помощником ходил по дому, зажигая и гася свет в разных комнатах, как будто люди ложатся спать. Посольство должны были захватить в четыре часа утра, поэтому в два часа они взяли четырех лошадей, на двух в перемёт положили продовольствие, на двух сели верхом и уехали в противоположную сторону, в сторону Китая.

Потом было преследование. Им приходилось ехать по ночам, пить воду из родников. Оказалось, что помощник отца погрузил на двух лошадей ящики с килькой в томате (в темноте он не видел, что это за консервы). И сколько они шли по горам, столько ели кильку в томате. Поэтому у нас в доме никогда не было кильки в томате. И до сих пор я не считаю, что это еда для нормального человека.

После этого отца назначили консулом в одну из провинций Китая, в Синьцзян. Но ему нельзя было туда ехать с фамилией Смык. К тому времени он уже был женат на моей матери, а ее фамилия Китаенко. И она ему предложила: «Возьми псевдоним, пусть мы с тобой будем Китаевы». И супруги Китаевы – консул (а на самом деле разведчик) с супругой отправились в Китай. (Моя мать закончила Институт восточных языков, отлично знала китайский язык и помогала ему в дипломатической и разведывательной работе.)

Когда они вернулись, отец решил взять себе старую фамилию – Смык. Но ему сказали: «Позволь, ты уже делал что-то как Китаев, значит, будешь теперь Китаев-Смык». И он стал Китаевым-Смыком. Я родился, как Китаев-Смык. Потом была паспортизация, и ему в паспорт вписали – Смык-Китаев. И он стал Смык-Китаевым. Моя младшая сестра родилась, как Смык-Китаева. А мать – Китаенко.

Знамена наполеоновской армии

Отец был помощником Президента Академии наук СССР академика Ферсмана, потом работал в Государственном историческом музее заместителем директора.

Однажды, проверяя все, что есть в музее, он в подвале нашел какие-то гниющие тряпки. «Что это?» – спросил он. Ему ответили, что это – взятые в плен знамена наполеоновской армии. Отец посмотрел по ним документы и нашел письмо из французского посольства, где предлагали большие деньги на реставрацию этих знамен, а то, что невозможно восстановить, просили вернуть.

Отец согласился, получил деньги, и началась реставрация. Причем денег оказалось даже больше, чем нужно, и он излишек направил на спасение разрушающихся церквей на севере России. Некоторые из них теперь стоят в московском заповеднике Коломенское.

Но вскоре друзья сообщили, что ему грозит арест за то, что отдал врагам символы наших побед. Отец тут же забрал свои документы и перешёл на работу во ВГИК, который тогда располагался в залах будущей гостиницы «Яр». И организовал строительство нового здания ВГИКа. Сейчас оно рядом с ВДНХ.

Я помню, как ходил туда с отцом еще до войны. Мы поднялись по доскам на второй этаж, он сказал: «Здесь будет библиотека. Выпишу детских книг, будешь приходить, читать их». Через год там была библиотека. А еще через год друзья сказали ему, что есть секретные документы о его аресте. Отец опять забрал документы и перешёл в другое ведомство. И организовал, на тот момент единственное в мире Цирковое училище, и стал там директором.

Наконец его вызвали в райотдел КГБ, предъявили обвинения в измене родине. Отец, человек горячий, протестовал так, что его успокоили табуретом по голове. Привезли домой с частичным параличом всей правой стороны тела.

Во время войны он, уже инвалид, на добровольных началах организовал ПВО в институте нейрохирургии рядом с нашим домом. При том, что у него волочилась одна нога, висела щека, и один глаз совсем не видел. К нему относились очень хорошо, и уже после войны его прооперировал Бурденко. Собственно оперировал Лебедев, а Бурденко, будучи уже немолодым человеком, командовал: «Здесь отрезать, здесь пришить».

После операции отец поступил на работу в университет и стал одним из организаторов физико-технического факультета, ФТФ, который через некоторое время сделали институтом. Если бы меня спросили, что самое приятное было у меня в жизни, я бы рассказал, как однажды, в 1964 г. зашел в университет, чтобы встретиться со своей хорошей знакомой, и увидел отца. Он держал в руках «Известия» с моей статьей о невесомости.

И вот, на партийном собрании, на которое и приезжал отец, секретарь – один из руководителей Московского университета, спросил: «Александр Ефимович, чья это статья? Какой Китаев-Смык готовит полёты в космос?» Отец ответил: «Это мой сын». И когда он растерянный и радостный вышел с этой газетой в руках, я понял, что не зря живу на свете.

Английская сталь

Летом 1941-го года мы с сестрой и мамашей были на даче в Быково. И недели за две до начала войны мы, мальчишки, стали копать на участке дачи окоп. Выкопали, покрыли его ветками и там прятались – играли в войну… Когда она началась, очень радовались. Бегали, кричали: «Война! Война! Война!» Ждали, что сейчас все будет очень здорово и интересно.

Вскоре начали бомбить аэродром по другую сторону железной дороги, и мы – я и два моих приятеля – выскакивали ночью из подвала, чтобы посмотреть зарево. Мамаша даже привязывала меня за руку к своей ноге, чтобы я ночью никуда не убегал. Но я, конечно, отвязывался… Не знал я тогда, что спустя много лет на этом аэродроме будет базироваться Лётно-Исследовательский институт, в котором я буду работать, подготавливая полеты в космос. Сейчас он называется «Аэродром Раменское».

Министерство внешней торговли СССР, в котором работала моя мать, в сентябре должно было эвакуироваться в город Ульяновск. В порту Нагатино мы погрузились на маленький пароход, заваленный громадными ветвями деревьев – для маскировки от фашистской авиации. Поплыли, когда стемнело. Но нас заметил фашистский бомбардировщик «Юнкерс-87» (у нас он назывался лапчатым, так как шасси не убирались и торчали вниз), точно такой, как во второй серии «Опалённых солнцем». Несколько раз он с жутким воем пикировал. Три раза бомбы падали рядом, поднимая столбы воды.

В этом возрасте – а мне было 10 лет – страх часто рождает интерес, по-русски говоря, лихость. Так вот, это было не только дико страшно, но еще необычайно интересно. Что-то гремело, стучало. А когда мы приплыли в Ульяновск в сводке Информбюро прочитали, что одна бомба все-таки попала в наш пароход. Но не взорвалась, потому что в бомбе был песок – послание от замечательных немецких рабочих.

В Ульяновске мы жили с конца 1941 до лета 1942 года. Там было голодно. За нормой хлеба обычно ходили дети, потому что взрослые в это время где-то работали. И продавщицы быстро поняли, что нужно давать паек не одним куском, а двумя – кусок и к нему маленький довесок. Потому что дети – голодные, по дороге начинали грызть хлеб, и могли съесть очень много. А так они съедали довесок, а основной кусок не трогали.

Если хлеба не было, норму выдавали отрубями. Я помню, как мы получали в мешочек ржаные отруби, замешивали их с водой и вроде как жарили на сковороде на керосинке. Мамаша работала в столовой госпиталя. И приносила нам то, что оставалось на тарелках – это было наше питание. Там иногда попадалась лапша, крошки какой-то крупы, кусочек картошки…

Потом мамашу откомандировали в Баку, и мы – шесть человек с детьми под ее начальством опять сели на пароход. На него же стали грузить деревянные ящики и громадные бочки с чёрными английскими буквами. Внутри – разломанные отливки английской стали, блестевшие как серебро. Загрузили так, что пароход по самую нижнюю палубу стоял в воде, и при малейшей волне или ветре тут же подходил к берегу, чтобы не утонуть.

Так добрались мы до Сталинграда, и грузчики стали носить по трапу ящики и бочки, иногда роняя их в воду, где они разбивались о неглубокое дно. Нам, мальчишкам, дали сумки, чтобы мы ныряли туда и доставали этот груз. И совсем недавно я узнал, что то была не обычная, а броневая сталь для заводов, которые продолжали делать танки в окружённом фашистами Сталинграде.

Лучший начальник таможни

Из Баку мою мамашу командировали в другую таможню – на границу с Китаем, с Синьцзяном, где она когда-то была со своим супругом – консулом. А теперь – без него, но с двумя детьми. Через какое-то время ее повысили со старшего таможенного инспектора до начальника таможни. Причем таможня эта уже к концу войны оказалась лучшей в стране.

Там я стал свидетелем, можно сказать, малой войны. В Синьцзяне готовился коммунистический переворот (еще до того, как Мао Цзэдун и маршал Чжу-дэ захватили власть во всем Китае). Это был примерно 1944 год. Из Китая к нам иногда приезжал какой-то наш поверенный, и всем детям давал конфеты. Мы уже забыли о существовании конфет!

А однажды приехала машина, он вылез из багажника, и, как обычно, дал нам конфеты. На следующий день началась стрельба по всей границе. Мы тут же залезли на крышу, а наш учитель (он с фронта вернулся без руки) бегал вокруг и кричал, чтобы мы слезали… И только, когда несколько пуль стукнуло по крыше, мы, как горох, ссыпались вниз.

Тогда погибло несколько наших пограничников, были убиты два китайских солдата. На таможне разместились губернатор города Чегучак с семьей, несколько его помощников, и, как ни странно, случайно оказавшийся в Синьцзяне молодой министр культуры центрального гоминдановского правительства. Они были крайне удивлены, что начальник таможни, моя мать, свободно говорит по-китайски и лучше них знает другие китайские наречия.

В лаборатории эндокринологии

Окончив школу, я пошел в 1-й Московский медицинский институт. Вступительные экзамены сдал на отлично и окончил институт тоже с отличием. Первый год поработал врачом в поликлинике, а потом пошел в Академию медицинских наук СССР, в отдел кадров и сказал: «Я хочу заниматься наукой, физиологией». Начальница отдела подивившись моей наивности, говорит: «Хорошо. Идите в Институт нормальной и патологической физиологии».

Что я и сделал. Пришел туда, позвонил в отдел кадров и говорю: «Я от такой-то, – и назвал начальницу отдела кадров Академии наук СССР, – она рекомендовала мне к вам обратиться в связи с поступлением к вам». Там забегали, говорят: «У нас в лаборатории эндокринологии нужны люди». Доктор наук Иван Михайлович Шапиро попросил перезвонить через две недели, но я позвонил на второй день. «Да, да, хорошо. Позвони через две недели», – сказал он опять. Я позвонил еще через два дня, а он в ответ: «Куда ты пропал? Тут место пропадает. Срочно беги сюда!»

Чтобы отпустили из поликлиники (я ведь не отработал обязательных три года), отправился в райвоенкомат и записался на Курсы повышения квалификации офицеров медицинской службы и пришел в свою поликлинику с погонами старшего лейтенанта медицинской службы на плечах, в кирзовых сапогах. Там поняли: «Уходит в армию, не удержишь». И отпустили.

Иван Михайлович Шапиро предложил мне заниматься пересадкой эндокринных желез – надпочечников у животных. Нужно было проводить операции, вырезая у кролика надпочечники. Для их консервации я сделал специальную установку – сосуды с жидким азотом. Опускаешь туда орган, и он мгновенно замерзает, не перекристаллизовываясь. В другом аппарате с вакуумной сушкой, из него высасывались остатки воды, и орган подживлялся другому кролику.

Но кролики дохли. Если кто-то выживал, я специально еще раз оперировал – смотрел. И всегда оказывалось, что там остался какой-то кусочек собственного надпочечника. Удалишь его, и все – кролика нет. Я говорил об этом Ивану Михайловичу, а он отвечал: «Лионя (он так меня называл – Лионя), а ты пиши, что выжил». Я никому, ничего не сказал, но добился перевода в Институт фармакологии АМН СССР – в том же здании, но на другом этаже.

«Поехали!»

Однажды ко мне подошел Андрей Михайлович Клочков и сказал: «Помнишь, мы как-то поздно закончили праздничный вечер в институте и ночевали на столе в комнате Ученого Совета? Сашка Зверев был, я был, ты был, еще кто-то… И ты рассказывал, что отец говорил тебе про космические тела, что с тех пор ты мечтаешь о космосе. До сих пор мечтаешь?» Я сказал, что – да, до сих пор. Одно время даже пытался узнать, где этим занимаются, но не узнал. «Мы занимаемся! – сказал Клочков. – В лесу, но туда ведет только одна дорога, и обратного пути нет. Мы готовим там космические полеты».

Я бросил работу, аспирантуру, бросил все и ушёл туда – в засекреченный Летно-Исследовательский институт, где только что организовали отдел авиационной космической медицины. Построили секретную трехэтажную поликлинику для сотрудников и третий этаж, еще не занятый врачами, отдали нашему отделу. Там мы изучали психику и физиологию летчиков. Одну из лестниц сделали закрытой – по ней поднимались только мы.

Однажды пришло распоряжение, чтобы мы из своих четырех комнат (я сидел в одной из них) и вынесли в коридор свои столы и шкафы. В комнаты привезли кровати – в каждую по две, и разместили там несколько офицеров. А на следующий день я пришел на работу, и стал что-то припаивать – крепить провода для снятия кардиограммы у летчика, который сидит в катапультном кресле в самолете. Поселившиеся у нас молодые военные лётчики (два старших лейтенанта, два капитана) ходили по коридору – смущённые, немного мрачные, поскольку понимали, что выселили нас из комнат.

И тут из моей комнаты вышел один из них – неожиданно веселый, широко улыбающийся… Подсел ко мне (а я паяю) и говорит: «Дай-ка я попробую, может, у меня лучше получится». И мы вместе быстро закончили эту работу. Но главное – он так это сказал, словно мой давний друг. Это был Юрий Гагарин.

Гагарин был уникальным человеком. В сложных задачах ему не приходилось перебирать все возможные решения, он мгновенно находил единственно правильное. Делал это легко и быстро. Он умел общаться с людьми – сразу появлялось чувство, что он твой близкий друг. У всех, не только у меня. Я убежден: если бы Гагарин не погиб (а я, наверное, все знаю о его гибели), то с его талантом, умом, он был бы, конечно, президентом нашей страны.

В моей комнате жили Гагарин и Титов, во второй комнате – Нелюбов и Попович, и в третьей – Николаев и Быковский (единственный из шестерки, кто до сих пор жив). А в четвертой расположились двое сопровождающих.

Из нашей поликлиники будущие космонавты шли в Лётно-Исследовательский институт (под охраной двух офицеров) и там в одном из зданий на втором этаже проходили тренировку на модели космического корабля. Собственно, это была не модель, а один из восемнадцати «шариков», реально подготовленных к полету.

Медиков при них не было, а военных врачей они к себе категорически не пускали. Поэтому пригласили нас с Клочковым. Там я познакомился с Галлаем – заслуженным летчиком-испытателем, героем Советского Союза, сбившим в 1941 году первый фашистский самолет над Москвой – «Дорнье», многомоторный бомбардировщик. Он рассказал, откуда взялось слово «поехали». Еще до войны, когда он учился у опытных инструкторов-летчиков, так перед полетом говорил его инструктор. Поэтому во время каждой нашей тренировки, когда космонавт сидел на своем месте в этом «шарике», Галлай говорил: «Готовы?» – «Готов». – «Поехали!» Поэтому и Гагарин сказал: «Поехали!»

Космонавт как воробей в амбаре

Я, как врач, принимал участие в разработке так называемой трехкаскадной системы спасения летчиков-истребителей и истребителей-бомбардировщиков. Дело в том, что если покидать самолёт, вылезая постепенно, то на сверхзвуковой скорости сильнейшим давлением воздуха от человека будет отрезать куски. Поэтому летчику необходимо мгновенно катапультироваться вместе с креслом. А как потом остановиться? Как вылезти из этого кресла?

Кресло отстреливалось вместе с летчиком от кабины самолета, сзади у него раскрывался небольшой парашютик, чтобы человек летел в кресле ногами вперед, таким образом притормаживая. После чего раскрывался второй парашют, побольше, который переводил кресло в вертикальное падение. Потом уже летчик выталкивался из этого кресла, и у него за спиной раскрывал его собственный парашют.

Катапультирование – процесс очень непростой и крайне опасный. Среди парашютистов-испытателей были на редкость талантливые люди, я бы даже сказал, гении своего дела. Они могли в случае аварийной ситуации меньше, чем за секунду, принять решение. Да еще такое, чтобы спасти не только себя, но и кресло, проходящее испытание и доработку.

Это был очень хороший период. В любое время года – осенью, зимой, весной, летом – мы работали на огромной лесистой территории Лётно-Исследовательского института. Каждый день от одного здания к другому ходили по лесным тропинкам. Я видел, как опадают листья, как ложится снег, слышал, как поют птицы, а потом начинает пробуждаться весенний лес…

Часто группа, обслуживающая испытательное катапультирование, вылетала на вертолете в поля, и мы сидели на пригорке, – ждали, когда над нами будет катапультироваться парашютист-испытатель. Конечно, волновались. Но вот он летел, открывался парашют – один, второй, третий, и он махал нам рукой. Значит, живой.

Однажды я узнал о том, что готовится самолет, в котором можно во время полета делать кратковременные периоды невесомости. Для этого надо, чтобы он разогнался, подскочил, и летел по параболе. Для этой цели отдали ТУ-104А, № 42396. Талантливейший инженер Евгений Терентьевич Березкин разработал сложную математическую схему: на какой высоте нужно лететь, под каким углом подниматься, до какой высоты подлетать (делать «горку»), как лететь по параболической траектории, чтобы в салоне самолета с его крыльями, с его весом, создать максимальную продолжительность невесомости – 30 секунд. Причем в одном полете можно было много раз повторять эти 30 секунд, и каждый раз проводить исследования в невесомости.

Наш самолёт ТУ-104А был единственным в мире большим пассажирским лайнером, оборудованным так, чтобы в полете в нем возникала невесомость. В США для этого тогда использовали лишь небольшие транспортные военные самолеты. В них периоды невесомости были короче, чем у нас. И не было возможности разместить ни большие космические устройства для испытаний, ни множество людей для изучения их реакций при исчезновении силы тяжести.

Я стал участвовать в подготовке этих полетов. Получил допуск к ним, прошел медицинскую комиссию, довольно сложную – прыгал с парашютом, чтобы иметь навык, как спасаться, если самолет развалится в воздухе (вероятность этого была). Получил единственное в своем роде удостоверение – «Физиолог-экспериментатор». Потом такие же удостоверения выдали еще нескольким врачам нашего отдела, подготовившимся к экспериментальным полётам.

Начались полеты для испытания доработанных систем самолета. Но я понимал, что незачем ждать окончания этих испытаний, научные исследования надо начинать сразу. Решил изучать то, как разные люди реагируют на невесомость, чтобы в дальнейшем предотвращать нежелательные реакции. Многие после исчезновения силы тяжести внезапно чувствовали страх, будто падали в бездну, а через 3-4 секунды возникала безумная радость, смех. У других (и таких было большинство) – наоборот, растерянность, пространственные иллюзии, и потом, как правило, тошнота, рвота.

В зоомагазине мы купили животных, чтобы изучать поведение в невесомости разных представителей биологической эволюции: рыб, птиц (голубей), земноводных (лягушек), пресмыкающихся (ящериц), млекопитающих (белых мышей и крыс, кроликов, кошек. Собак принесли сотрудники института после того, как я уверил их, что с животными ничего плохого не случится).

В мастерских мне сделали плексигласовые камеры типа аквариумов, где животные находились во время экспериментов. В полёте их автоматически снимали киноаппараты. Такие исследования проводились впервые в мире, а результаты потом были опубликованы в разных странах.

После космического полета Гагарина спрашивали: «Ну, как невесомость?» – «Ничего особенного. Ремни привязной системы жали. Наверное, из-за этого срыгнул один раз, чуть-чуть испачкал скафандр. Временами не ясно было, где верх, где низ». Оставалось непонятным: можно ли в невесомости жить? Медики боялись: может быть, в желудке не будет держаться пища, и после еды начнутся отрыжка и рвота? Или сердце зальет кровью, которая не сможет оттекать к ногам? Страхов было очень много.

«Космонавт должен летать в космическом корабле, как воробей по амбару!» – сказал Королев. И приказал для следующего космического полета сделать так, чтобы в «шарике» была возможность отстегнуться от кресла. Из самолета убрали все мои контейнеры и установили кресло космонавта, от которого испытатель, одетый в скафандр, во время невесомости мог свободно отстегнуться, полетать, сесть обратно и пристегнуться.

Испытателем был Комаров (потом, к несчастью, в космическом полете погибший), я секундометрировал его действия. Наблюдали за ним: Гагарин как эксперт, уже побывавший в длительной невесомости, и будущие космонавты Волынов и Нелюбов. Как руководитель с нами полетел генерал Каманин.

Во время третьего режима невесомости генералу вдруг стало нехорошо, и я занялся его здоровьем, а Гагарин взял мой планшет, секундомер и стал делать замеры вместо меня. Секундомер этот до сих пор у меня хранится. Потом было много таких же полётов с другими испытателями. Но космонавту №2, Титову, все-таки не разрешили отстегнуться, позднее это проделал Николаев.

В полетах на нашем ТУ-104А при многократных повторениях невесомости готовился первый выход человека в космическое пространство. В салоне самолета установили часть космического корабля «Восход-2». Испытателями были назначены: молодой инженер Валентин Данилович и я. Мы «выплывали» из «Восхода-2» вначале без скафандров, потом одетые в скафандры. Примеряли, где и какие установить поручни, и многое другое. Для этого надо было открыть выходной люк «Восхода-2», «проплыть» в шлюз, открыть люк шлюза, «выплыть» из него (как бы в космос), полетать в невесомости и вернуться обратно, закрыв оба люка. Это делалось за несколько тридцатисекундных периодов невесомости.

Работа оказалась трудной, были споры между изготовителям «Востока-2», шлюза и впервые создаваемого скафандра. Наиболее удобным для прохода через шлюзы был скафандр «Ястреб», у которого ранец располагался на уровне голеней, перед ними. Благодаря чему габариты космонавта оставались небольшими, позволяя свободно «проплывать» через люки. Но Королев, впервые увидев «Ястреб», закричал: «Что за мотня висит на причинном месте! Сделать, как солдатский ранец, на спине!» Быстро сконструировали и изготовили скафандр «Беркут», в котором в 1965 году Леонов выходил в открытый космос. В этом году, можно сказать, юбилей этого события – 50 лет.

Отчет об испытаниях был в присутствии, наверное, всех участвующих в этой программе генеральных конструкторов, их помощников и представителей министерства обороны: народу собралось человек 150.

Королев задал мне только один вопрос: «Какой длины должен быть фал для безопасного выхода в космос?» Я ответил: «Полтора метра». Как он начал кричать! «15 метров! 15 метров!» Ко мне подошёл наш начальник ЛИИ и очень сухо спросил: «Леонид Александрович, Вы отдаёте отчет своим словам?» – «Да. Если бы я выходил в космос, то справился бы с фалом 15 метров, у меня большой опыт плавания в скафандре при невесомости. У космонавтов такого опыта нет». Королева уговорили – Леонов отплывал от «Востока-2» с семиметровым фалом.

Вскоре после своего космического полёта он приезжал к нам в ЛИИ и рассказывал на собрании инженеров и рабочих, что когда, выйдя в космос, начал отплывать от «Востока-2», то космический корабль вдруг показался ему непривычно огромным, увеличившимся, опасно нависающим над ним. Эта иллюзия, – макропсия, – известна психологам, она бывает у уставших детей.

Ещё Леонов тогда рассказал, что у него были трудности с фалом, не сразу удалось собрать его в «бухту», и тяжело было влезть с ним в шлюз. Как потом стало известно, когда он отплыл от корабля, масса плывущего за ним фала угрожала завернуться вокруг космонавта. Леонов справился с этим, но потерял немало времени.

А недавно я узнал, почему так кричал Королев: он хотел, чтобы Леонов отплыл на расстояние достаточное, чтобы сфотографировать «Восток-2» на фоне поверхности Земли. Чтобы наши американские конкуренты не сомневались, что выход в открытый космос действительно состоялся. Специальный фотоаппарат был укреплён на скафандре, на бедре.

Искусственная сила тяжести

Главной задачей Королева была будущая экспедиция на Марс – не на Луну, как сейчас ему приписывают. Вернер фон Браун, этот зловещий гений немецкой и американской космонавтики говорил, что нужно в долгих межпланетных полетах сделать искусственную силу тяжести. Он предлагал с этой целью построить вращающийся «космический бублик» 20 метров в диаметре, чтобы в нем во время вращения возникала искусственная сила тяжести (центробежное ускорение), и можно было ходить по нему внутри. Когда же у нас зашел разговор на эту тему, я предложил: «Давайте сделаем медленно вращающуюся квартиру-центрифугу диаметром 20 метров».

Мы ее построили: две комнаты с коридором и достаточно комфортные условия, чтобы люди могли там жить. И на протяжении семи лет проводили эксперименты с медленным вращением, каждый раз увеличивая скорость. Но 14 января 1966 г. умер Королев, и уже через несколько лет почувствовалось снижение интереса к подготовке марсианских межпланетных полетов. Нашу уникальную квартиру-центрифугу «Марс» пришлось распилить.

Я ушел из ЛИИ (хотя не отпускали) и поступил в Институт психологии АН СССР, в лабораторию специальных проблем, где все сотрудники имели допуск к секретным документам.

Мне удалось добиться передачи из ЛИИ в Институт психологии копий почти всех отчетов о научных исследованиях во вращающейся квартире-центрифуге. И я начал теоретически осмысливать и обобщать различные проявления стресса: в отличие от кратковременного ударного стресса, создаваемого краткой невесомостью, у людей во время непрерывного многосуточного вращения возникал длительный стресс. Что в итоге позволило мне создать Общую теорию стресса. Ей была посвящена монография «Психология стресса», опубликованная в 1983 г.

Стресс жизни и стресс смерти

Есть стресс жизни, а есть стресс смерти. Стресс жизни – это стресс на работе, дома или в дороге – например, при аварии. Никто не выходит на улицу, чтобы умереть. Но есть и стресс смерти. На войну люди едут, чтобы убить врага раньше, чем он убьет их. Чтобы исследовать этот вид стресса – «стресса смерти», я в 1995 году отправился в Чечню с журналистами.

Фронта как такового там не было – можно относительно свободно проехать через наши блокпосты к чеченским боевикам, потом от них обратно. И меня по моей же просьбе отправили к боевикам, в горное село Шатой. Там я изучал состояние людей, которые имеют свои цели, свои задачи, не совпадающие с задачами большого государства. Но я понимал, что у меня может возникнуть так называемый «стокгольмский синдром» – чувство единения с теми, с кем рядом находишься под пулями. Поэтому старался почаще бывать у своих солдат и офицеров. Среди них я тоже наблюдал, как люди относятся к опасностям, как в опасности взаимодействуют между собой.

Но одному всех опросить невозможно. Поэтому я пошел по пути референтных групп. Находил офицеров, прапорщиков, даже солдат, неглупых и хорошо разбирающихся в обстановке, и через них узнавал, что происходит с остальными. Им я обязан тем, что потом опубликовал во многих статьях. И на второй «чеченской войне» я был уже, в основном, в наших войсках.

Я открыл, можно сказать, четыре базовых страха смерти. Базовых, поскольку на них основываются все остальные.

Первый – это страх за себя. Боязнь боли, увечья, боязнь смерти, в конце концов. Любая боль – это свидетельство опасности смерти.

Второй страх – за свою честь, можно сказать, свое реноме. Это страх перед оговором, позором, страх потерять лицо. Опозоренного изгоняют, а он в одиночку не выживет.

Третий страх – за своих сородичей, своих детей, даже незнакомых людей. Известны случаи, когда человек, не умеющий плавать, видя, как в реку упал ребенок, прыгает туда, хотя сам не умеет плавать. Его гонит туда страх потерять сородича, потому что если нас будет слишком мало, мы не сможем противостоять опасностям жизни.

Есть еще и четвертый страх, очень интересный, но я не буду сейчас о нем говорить. Так вот, у меня понижен первый страх, но повышен второй. Я всегда страшно боялся милиции и очень страдал от любых оговоров. Но не боялся опасности, как мой отец и моя мамаша.

В молодости и в зрелые годы я занимался экстремальными видами спорта: парашютизмом, альпинизмом, путешествиями в высокогорье. Я женат, четверо детей, четверо внуков. В тяжелых опасных ситуациях всегда стараюсь следовать чувству долга, предначертанному, как мне кажется, свыше.

Фото: Ефим Э рихман

Видео: Виктор Аромштам

Часть I
ЭМОЦИИ И ВОЛЯ

Л.А. Китаев-Смык. Психология и концепция стресса

Психическим проявлением синдрома, описанного Г. Селье, было присвоено наименование «эмоциональный стресс». Термин яркий, но породивший разночтение обозначенных им явлений. В содержание этого термина включают и первичные эмоциональные психические реакции, возникающие при критических психологических воздействиях, и эмоционально-психические симптомы, порожденные телесными повреждениями, аффективные реакции при стрессе и физиологические механизмы, лежащие в их основе.

Термин «эмоциональный стресс» претерпел в научной литературе ряд трансформаций, сходных с теми, которым подвергался и термин «стресс». Первоначально некоторые авторы были склонны понимать под эмоциональным стрессом ситуацию, порождающую сильные эмоции , видимо, вследствие английского значения этого слова как «нарушение равновесия физических сил». Концепция стресса ввиду своей направленности на целостное Понимание адаптивных реакций организма привлекла внимание специалистов по разработке режимов жизнедеятельности человека в экстремальных условиях. Будучи увлеченными изучением исключительно неблагоприятных для организма проявлений стресса, этим термином они обозначали те адаптационные эмоциональные реакции, которыми сопровождались вредные организму физиологические и психофизиологические изменения. Соответственно под эмоциональным стрессом понимались аффективные переживания, сопровождающие стресс и ведущие к неблагоприятным изменениям в организме человека. Когда же накопились сведения о существовании большого круга физиологических и психологических реакций, сходных при отрицательных и положительных эмоциональных переживаниях, т.е. о том, что неспецифичность проявлений собственно стресса сочетается со специфически дифференцированными эмоциями, под «эмоциональным стрессом» стали понимать широкий круг изменений психических проявлений, сопровождающихся выраженными неспецифическими изменениями биохимических, электрофизиологических и других коррелятов стресса.

Следует заметить, что Г. Селье склонен полагать, что «даже в состоянии полного расслабления спящий человек испытывает некоторый стресс... Полная свобода от стресса означает смерть». Этим он подчеркивает, что неспецифическая адаптационная активность в биологической системе существует всегда, а не только в ситуациях, достигших какого-то критического опасного уровня взаимоотношений со средой. Являясь элементом жизненной активности, неспецифические адаптационные процессы (стресс) наряду со специфическими способствуют не только преодолению выраженной опасности, но и созданию усилий для каждого шага жизненного развития. Это замечание Г. Селье далеко не случайно. Ряд исследователей адаптации биологических систем склонны к поискам неспецифического субстрата, свойственного узким фрагментам адаптивной активности. Подобные поиски закономерны и, можно полагать, в определенном смысле плодотворны. Однако это влечет за собой присвоение термина «стресс» не общему адаптационному синдрому с его физиологическими, психическими и т.д. проявлениями, а отдельным комплексам показателей, неспецифическим только в своем регионе.

Поиски неспецифических реакций в мелких регионах адаптационной активности биосистемы, отличающихся собственными гомеопатическими признаками, по нашему мнению, заслуживают внимания . Они основаны на возможности, вероятно, бесконечного дробления биосистемы на подсистемы с их микрогомеостазом. Трудно указать границу допустимой «спецификации» феномена неспецифичности. Видимо, следует считаться со сложившимся терминологическим выделением следующих видов стресса: физиологического и эмоционального, физиологического и патологического, эмоционального и физического и др.

Итак, термин «стресс» встречается в современной литературе как обозначающий следующие понятия:

1. сильное неблагоприятное, отрицательно влияющее на организм воздействие;
2. сильная неблагоприятная для организма физиологическая или психологическая реакция на действие стрессора;
3. сильные как неблагоприятные, так и благоприятные для организма реакции разного рода;
4. неспецифические черты (элементы) физиологических и психологических реакций организма при сильных, экстремальных для него воздействиях, вызывающих интенсивные проявления адаптационной активности;
5. неспецифические черты (элементы) физиологических и психологических реакций организма, возникающих при всяких реакциях организма.

Показатели качества относительно сложной деятельности достигают критической верхней точки при меньшем уровне стрессовой напряженности, чем показатели относительно простой деятельности.

Нами обнаружено, что при некотором уровне стрессовой напряженности может возникать парадоксальная ситуация, когда показатели выполнения более сложной деятельности могут возрасти выше, чем возросшие показателю менее сложной деятельности. При нарастании стрессовой напряженности можно различать два ее уровня, при которых будет наблюдаться равенство показателей таких более или менее сложных видов деятельности. Если стрессовая напряженность превысит первый «уравнительный уровень», то более сложная задача будет выполняться лучше простой. Превышение второго «уравнительного уровня» ведет к прогрессивному снижению качества более сложной деятельности, тогда как менее сложная еще может улучшаться. Прогностическое значение идентификации (определения) этих уровней стрессовой напряженности очевидно.

Процессы ухудшения деятельности при стрессе следует рассматривать не только как результат непроизвольных потерь информации, но и как следствие ослабления волевой активности, снижение восприимчивости к внешним мотивам деятельности в результате ухода «в себя». При длительном стрессе может происходить перестройка значимости мотивов: побуждавшие деятельность могут ее тормозить, тормозившие - побуждать. Может возникнуть неприязнь к атрибутам деятельности или к ней самой. Наконец, ухудшение деятельности человека может быть результатом его попыток активно противостоять внешним побуждениям к дистрессогенной деятельности или к деятельности в дистрессогенных условиях.

Много работ посвящено проблеме индивидуальных различий стресса. В большинстве из них рассматривается разная подверженность людей стрессу и то, какие отличия стресса могут быть у разных людей. Обилие таких исследований обусловлено запросами психотерапии.

Исходя из того что у человека существуют неосознаваемые влечения к получению не только положительных, но и отрицательных эмоций, высказано предположение о том, что индивидуальные различия эмоционального восприятия сходных ситуации создают «различный баланс возбудимости систем положительной мотивизации и систем отрицательной мотивизации». Конечно, указанные системы мотивизации могут создавать только предпосылки поведения человека, в мотивах которого основная роль принадлежит моральной стороне, нравственной практике, мировоззрению, идейным убеждениям т.д.

Лица, имеющие согласно классификации Роттера внутренний *локус* контроля за своей деятельностью - «интерналы» (уверенные в себе, надеящиеся только на себя, не нуждающиеся во внешней поддержке), менее подвержены дистрессу в экстремальных условиях при социальном давлении, чем «экстериалы» с внешним «локусом» контроля (неуверенные в себе, нуждающиеся в поощрениях, болезненно реагирующие на порицания, полагающиеся на случай, на судьбу). Это не универсальная закономерность. У «интернала», потерявшего веру в себя под влиянием критических факторов, могут проявиться качества «экстернала». Либо, не умея искать опору вовне, он оказывается еще более беззащитным, чем «экстернал», в тех же условиях. Надо сказать, что эта зависимость неоднозначна. Отсутствие возможности контролировать стрессогенную ситуацию оказывает более дистрессовое действие на «интерналов», чем на «экстерналов». Наряду с этим обнаружено, что «тренировки» могут изменить место контроля...

Люди с тревожностью как чертой характера более подвержены эмоциональному стрессу, чем те, у кого тревожность возникает только в опасных ситуациях. Однако такое разделение не абсолютно и зависит от условий и опыта жизни.

Лица типа А, отличающиеся склонностью к недооценке сложности стоящих перед ними задач и времени, потребного для решения этих задач, всегда спешащие и всегда опаздывающие и расстраивающиеся, более подвержены болезненным стрессам, чем люди типа Б, склонные к спокойной размеренной деятельности...

Существует тип людей, которые, как и причисленные к типу А, склонны спешить и опаздывать, ставить себе непосильные задачи и выполнять ничтожную часть их. Но в отличие от людей типа А они не придают никакого значения той части задания, которую не смогли или не успели выполнить. Более того, ту малую часть задания, которую сделали, они расценивают как «потрясающий успех», что воодушевляет их на постановку себе новых задач и дальнейшую бурную деятельность. Люди этого типа настолько уверены в своей успешности, а часто и в своих выдающихся качествах, что им практически чужды чувства обиды, униженности, неуверенности в себе. Они мало подвержены дистрессу.

Есть тип людей, склонных, как и относимые к типу А, к переоценке своих возможностей при выполнении задания. Вместе с тем от типа А они отличаются тем, что с самого начала деятельности испытывают радость, будто задание уже успешно выполнено, т.е. начало активной, целеустремленной деятельности служит для них преждевременным свидетельством ее успешного окончания. Невыполнение задания не вызывает у них огорчения и других подобных чувств. Вместо этого они испытывают рассерженность, гнев против «причины» их неуспеха, которую они видят в чем угодно, только не в себе. Люди этого типа мало подвержены дистрессу.

Выраженность проявлений стресса зависит от отношения субъекта к стресс-фактору, от его субъективной определенности, субъективной значимости, субъективной вероятности. Предложено классифицировать людей по их отношению к стрессору и своим переживаниям стресса на «репрессоров», подавляющих в себе тягостные переживания стресса, и на «скрывателей», не признающих воздействие на них как стрессовое. У «репрессоров» при отсутствии внешних, поведенческих проявлений стресса последний может быть обнаружен физиологическими методами.. «Скрыватели» отличаются от «репрессоров» отсутствием как поведенческих, так и физиологических проявлений стресса или относительно меньшей их выраженностью.

Индивидуальная выраженность стресса, в частности его неблагоприятных проявлений, в большой степени зависит от осознания человеком своей ответственности за себя, за окружающих, за все происходящее в экстремальных условиях, от психологической установки на ту или иную свою роль. Нами выделены три типа отношения человека к самому себе при стрессе. Первый тип - отношение человека к себе как к «жертве» экстремальной ситуации, оно усиливает дистресс. Второй тип сочетает отношение к себе как к «жертве» с отношением к себе как к «ценности», доверенной себе же. Такой тип характерен для опытных летчиков-испытателей и т.п., для опытных испытуемых, работающих в экстремальных условиях, для спортсменов высокого класса. Подобного рода отношение к себе можно обнаружить также у людей, сохраняющих в критических условиях чувство собственного достоинства. Второй тип отношения к себе при стрессе более свойствен лицам зрелого возраста. Третий тип сочетает два первых типа отношений к себе с сопоставлением проявлений о стрессе у себя и у других людей, также подвергающихся экстремальным воздействиям. Это отношение к себе как к одному из ряда людей. Оно может быть у лиц, изучающих стресс, в том числе на себе, у ответственных за ход экстремальной ситуации и участвующих в ней. При этом, как правило, возрастает роль ответственности за себя, что снижает значение представления о себе как о «жертве», усиливающего дистресс. Если же социальная ответственность субъекта мала, то вид страдания окружающих людей или их панические действия могут усилить у него аналогичные проявления.

Среди методов регулирования эмоционального стрессу различают: направленные на предотвращение его неблагоприятных проявлений, на купирование их и на замещение нежелательных симптомов стресса благоприятными или нейтральными для человека симптомами. Известны также методы ликвидации хронического депрессового состояния с использованием для этого эмоционально-стрессовых нагрузок. Многие авторы обращают внимание на необходимость индивидуального подхода к регуляции стресса с учетом личностных особенностей человека. Отмечается возможность тренировки и укрепления личностных особенностей, способствующих устойчивости человека перед психологическими и социальными стрессорами. Используются методы групповой психотерапии дистресса.

ЭКСТРЕМАЛЬНЫЕ ВОЗДЕЙСТВИЯ И СТРЕССОРЫ

Понятие «экстремальное» состояние предполагает определение какого-то «предела» психологических и физиологических адаптационных преобразований. Большие возможности адаптации человека затрудняют определение этого «предела». Конечно, прежде всего следует иметь в виду предел существования организма, индивида, т.е. начало его разрушения, гибели. Но этому «предельному» состоянию умирания, деструкции всего организма или его элементов, как правило, предшествует ряд адаптационных состояний, характеризующихся включением аварийных, защитных механизмов, направленных на предотвращение умирания, на ликвидацию или избегание действия опасного, вредоносного фактора. В ряду этих состояний можно выделить еще один предел, т.е. предельное состояние. Это так называемое третье состояние, промежуточное между нормой и болезнью. Его иногда называют экстремальным. Показателем такого состояния могут быть «внутриорганизменные» сигналы к сознанию человека, вызывающие у него неприятные, болезненные ощущения, побуждающие человека избегать обусловливающего их фактора. Это первый субъективный показатель наличия экстремальных воздействий на человека. Он может иметь градацию от слабо заметных неприятных ощущений до чувства непереносимой болезненности. В качестве второго показателя экстремальности воздействия на человека часто используется показатель его дееспособности (работоспособности), недопустимо снижающейся при воздействии на человека, т.е. при экстремальном воздействии. Наконец, широко используются «объективные» показатели состояния человека, устанавливаемые на базе регистрации физиологических процессов. Воздействия, обусловливающие критические состояния, идентифицируются как экстремальные.

Обобщая взгляды многих авторов на сущность психологического стрессора, можно сказать, что стрессогенная ситуация предъявляет человеку требования, воспринимающиеся им либо как превосходящие его возможности ответить на них, что ведет к дистрессу, либо как позволяющие реализовать свои возможности ответить на эти требования и благодаря этому достигнуть желаемых последствий. При этом играет роль субъективная неопределенность требований и возможности им отвечать, а также субъективная значимость (положительная или отрицательная) последствий ответа. Это - определение стрессора как степени соответствия компонентов системы «человек - среда». Предполагают различать в этой системе требования среды к человеку и требования человека к среде. Реальное или потенциальное неудовлетворение и тех и других требований ведет к дистрессу, их удовлетворение способствует возникновению эустресса (положительный стресс). Возможны ситуации, когда одно и то же событие может одновременно порождать и удовлетворенность , и неудовлетворенность человека. Такого рода конфликт между стрессорами «первого уровня» может стать стрессором «второго уровня».

АКТИВНОСТЬ ИЛИ ПАССИВНОСТЬ!

Еще Гиппократ отмечал, что при душевном возбуждении и расстройстве одни люди склонны к маниакальному, другие - к депрессивному поведению. Дифференциация индивидуальных различий подобного рода соответствует широко распространенной на Востоке концепции о двух началах - «ян» и «инь». Первое реализуется в активности поведения, силе характера, а при своей чрезмерности - в ярости, безудержности; второе реализуется в нежности, пассивности, а при чрезмерности своих проявлений - в депрессивности.

Активность, пассивность поведения при стрессе предопределяются сочетанием внутренних и внешних факторов. К первым относится врожденная предрасположенность человека к активному или пассивному поведению в критических ситуациях, а также имеющийся опыт столкновения с такими ситуациями. Опыт активного «овладения» ими повышает вероятность активного реагирования, прецеденты пассивного реагирования делают более вероятным пассивное поведение в сходных ситуациях. Надежность прогноза деятельности человека в критических условиях возрастает с приближением моделируемого уровня экстремальности ситуации к натурному ее уровню. Поэтому все чаще используется воспроизведение тренировочно-тестирующих аварийных ситуаций в процессе реальной деятельности человека-оператора.

Из чего складывается экстремальность стрессора, т.е. каковы стрессообразующие факторы? При анализе стрессоров для правильного прогнозирования спектра их действий надо учитывать совокупность характеризующих их специфических и неспецифических факторов. Основные факторы, от которых зависит экстремальность стрессоров, следующие:

1. субъективная оценка опасности стрессора для целостности субъекта (физической целостности, целостности социального статуса, «целостности исполнения его желаний» и т.п.);
2. субъективная чувствительность к стрессору, т.е. степень субъективной определенности, значимости стрессора для субъекта;
3. степень неожиданности стрессора, неожиданной для субъекта может оказаться сила действия стрессора и чувствительность к нему субъекта;
4. близость действия стрессора к крайним точкам субъективной шкалы «приятно - неприятно»;
5. продолжительность действия стрессора при сохраняющейся его субъективной значимости (чувствительности субъекта к нему).

Экстремальность обусловлена неопределенностью продолжительности сроков действия стрессора либо неожиданным его продлением...

Чем более субъективно значимо событие (например, за счет осознания его опасности) и чем более определенным оно является для субъекта (например, за счет интенсивности воздействия), тем больше вклад этого воздействия в актуализацию программы активного поведения. Возможны ситуации, когда воздействие (сигнал) достаточно интенсивно, но на основе его субъектом «не могут прогнозироваться (осознанно или неосознанно) какие-либо возможные события, поскольку сложившаяся ситуация оказывается невозможной (невероятной) с позиции фило- и онтогенетического опыта субъекта. В этом случае у него нет адекватных этому событию «программ» поведения. При этом активность поведения, имевшаяся до начала действия стрессора, снижается, т.е. поведение актуализируется в виде пассивного переживания «невозможной» ситуации. Могут возникать либо пассивная расслабленность, либо пассивная напряженность. Они длятся до тех пор, пока такая ситуация закончится либо накопится информация относительно действующего фактора, позволяющая перейти к активному реагированию на этот фактор. Пассивное реагирование может длиться вплоть до гибели организма. С возрастанием интенсивности действия стрессора проявления стресса первоначально возрастают, затем начинают снижаться. Задают вопрос - каков процент людей, склонных к активным, и людей, склонных к пассивным реакциям при стрессе. Этот вопрос не правомерен, так как проявление той или иной формы адаптационной эмоционально-двигательной активности определяется совокупным сочетанием индивидуальной предрасположенности субъекта к активному либо к пассивному реагированию (действию) и реализующей эту предрасположенность экстремальностью стрессора, которая опять же субъективно осознанно или бессознательно оценивается реагирующим на нее индивидом. Оказываются слитными воедино внутренний человеческий фактор с компонентами врожденного и приобретенного, осознаваемого и неосознаваемого, индивидуального и коллективного и внешний фактор, реальный, хотя и субъективно воспринимаемый, - экстремальность среды.

Следует заметить, что эмоционально-двигательная поведенческая пассивность, охватывающая практически всю популяцию, при увеличении экстремальности стрессора за счет его продолжающегося длительного действия может сменяться активизацией поведения части популяции.

Такая активизация поведения при длительном стрессе может быть двух типов

• во-первых, за счет усиления волевых импульсов - эти как бы спонтанные порывы к тем или иным действиям по типу: «хочу - через не могу», либо результат осознанных волевых усилий: «надо - через не могу».
• во-вторых, за счет внутренних побуждений к общению, которые могут усиливаться при длительном стрессе, будучи предпосылкой для активизации социально-психологической активности субъекта.

Какое, активное или пассивное, реагирование более целесообразно в экстремальной ситуации? Достаточно сильное неблагоприятное воздействие невозможно долго выдерживать - наступит истощение адаптационных резервов. Если такое воздействие весьма продолжительно, его не переждешь. Более рационально активными действиями устранить экстремальный фактор за короткий срок. Если для этого нет эффективного способа, остается пережидать в надежде, что хватит сил (глубоких адаптационных резервов) перетерпеть, пока неблагоприятный фактор либо сам исчезнет, либо станет ясно, как активно устранить его (пока накопится информация , достаточная для принятия решения о способе активного удаления стрессора).

Итак, при сильных стрессорах более целесообразно активное защитное реагирование (действие, поведение, деятельность). Пассивная тактика более целесообразна в ситуации, экстремальность которой создается длительностью стрессора, а не силой его действия. Многочисленные данные свидетельствуют о том, что в одних и тех же экстремальных условиях у одних людей актуализируется активная, у других пассивная защита против стрессора. В рамках популяции дихотомическую полярность индивидуальных различий активности поведения (активность - пассивность) можно рассматривать как защитный, полезный фактор, противостоящий неконтролируемым внешним опасностям и способствующий сохранению генофонда.

Что можно сказать о ценности активности и пассивности при стрессе для отдельного индивида? Критерий пользы - успешность предотвращения, устранения неблагоприятного для индивида фактора и эффективность овладения благоприятным. Неопределенность будущего делает в перспективе полезными в текущий момент оба адаптационно-защитных состояния. В настоящем полезна ширина фронта защиты. Будущее покажет субъекту, на каком участке этого фронта действительно полезна активность. Однако в рамках «момента времени» индивида для него более целесообразно активное реагирование. Построенное на концепте определенности, как бы понятности текущей ситуации, оно направлено на овладение этой ситуацией и является для субъекта источником благоприятных сигналов о его потенциальной успешности в овладении стрессором. Пассивное реагирование на стрессор не создает такой обратной информации к субъекту. Более того, оно всегда протекает на фоне негативных эмоций, т.е. на фоне «сигналов к себе» о неблагополучии, побуждающих субъекта к поискам неизвестного выхода из стрессогенной ситуации (по принципу «кнута»). Негативная эмоция, неблагоприятная в рамках «момента времени», целесообразна как «сигнал к себе», как напоминание о нежелательности по какой-то причине текущей ситуации и неотложной необходимости выхода из этой ситуации и смены имеющегося состояния.

Неблагоприятными для субъекта могут стать и чрезмерно активная, и чрезмерно пассивная эмоционально-поведенческие стрессовые реакции, не способствующие или даже мешающие удалению стрессора. Ведущий принцип купирования гиперактивного и гиперпассивного поведения при стрессе - изменение вероятностной характеристики среды. При стрессовой гиперпассивности надо сделать, чтобы субъекту как бы «стало все ясно», т.е. чтобы исчез концепт невозможности, безысходности текущей ситуации и собственной беспомощности. При стрессовой гиперактивности возможны два корригирующих приема:

1. исправить, изменить кажущуюся верной ложную понятность ситуации, создав концепт стрессогенной ситуации, генерирующий эффективную адаптационно-защитную активность;
2. сделать ситуацию абсолютно «непонятной», «невозможной» для субъекта, тем ввести его в пассивное состояние.

ФЕНОМЕН «АКТИВНОЙ ГУМАНИЗАЦИИ»

Важную роль в направленности и интенсивности развития стресса играет представление субъекта о возможности своего влияния на экстремальный фактор, о том, может ли он участвовать в управлении стрессогенным воздействием. Советской инженерной психологией провозглашена концепция атропоцентризма как основное методологическое положение при разработке систем «человек - машина». Отвергнут подход к человеку-оператору как к придатку машины, который должен подстраиваться к ее технологии. Системы «человек - машина», функционирующие с учетом приоритета человека, оказываются в конечном итоге надежнее и эффективнее, чем без учета этого принципа. «Активный оператор» испытывает меньший стресс по сравнению с пассивным наблюдателем.

Известно много подтверждений того, что реализация человеком его потенциальной активности (биологической, психологической и т.д.) оптимизирует его жизнедеятельность, увеличивает его жизнеспособность. Особое значение имеет активное проявление гражданственности человека, его высоких нравственных устремлений.

Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. М., 1983, с.21-24, 28-39, 49-53, 69-76